Читать книгу Пляска Бледных. Акт 1: Дочь Зла - Герр Фарамант - Страница 7

Жара невозможно давила, клонило в сон. Марево жёлтого тумана окутало всё ещё спящий город, который только-только продирал глаза, борясь с сонливостью, встречая первые лучи рассвета. Шумный стук колёс стальной колесницы возвещал Харьков о прибытии новых душ в лоно Некрополя.

Усталый граф возвращался к своей возлюбленной. Кошмары последних восьми месяцев наконец позади. Лица погибших товарищей, рокот машин, треск автоматов – не передать словами всего того, что пережил странник за время, пока он был там. Но всё позади, пора домой.

Вот уже знакомые очертания величественного здания вокзала. Одинокий отец Фёдор, как всегда, первый бежал за поездом, держа в одной руке чайник со святой водой, а в другой – письмо своей любимой и единственной жене. Изначально проездом в первой столице, он так и остался на перроне, ожидая состава, который заберёт его в родное время, к порту Одессы. Когда-нибудь он дождётся его.

Лица людей были счастливо-пусты, каждый в себе, все о своём. Нет дела до чужой жизни, своя куда дороже. Напиться, забыться – лучшая награда герою обрыдлой, никому не нужной войны, особенно, когда спину холодит лживый идеал, а взгляд застилает ничего не сулящий туман.

Солдат устал. Ежечасно сражаясь за жизнь, он её проклял и был готов с ней расстаться.

Сейчас, в плацкарте – просто смотрел в окно, убивая время.

До высадки считанные секунды. Привычно передёрнул затвор автомата, потом улыбнулся, покачал головой: не в кого стрелять, да и нет нужды. Его бой окончен, впереди – лишь вечность.

Поезд остановился.

Конечная – Харьков.

Она ждала на перроне.

В белом платье, с длинными волосами цвета золотых колосьев, нежной улыбкой и счастливым взглядом глубоких зелёных глаз, она смотрела на него и лучилась счастьем. Прочие косились на девушку, сторонились её. Ещё бы: совсем иссохшее грубое тело скорее напоминало оживший скелет, нежели человека, а внешние признаки добросердечности навевали мысли не то о нищих, не то прокажённых.

Но вернувшемуся наплевать, он-то её узнал. Конечно, ему было сложно скрыть удивление и беспокойство, связанные с изменениями в её внешности, но – какого чёрта? Это всё ещё Яна. Он-то думал, она его бросила, и сейчас, вероятнее всего, с кем-то другим. Возможно, сломалась и вышла замуж, уехала за границу – но нет. Вот же она, настоящая, живая, родная, здесь.

Они сомкнулись в объятьях – уставший Граф и его избранница.

– Ты прекрасна, любовь моя, – прошептал он. – Прекрасна, как сама смерть.

– Ты был на войне и полюбил её? – спросила она, чуть отстранившись, взяв любимого под локти, будто в танце.

– Она всех примиряет, – усмехнулся тот, заглянув в её глубокие глаза. – Старуха с косой всегда поможет любому нуждающемуся, – он убрал с лица девушки прядь, провёл ладонью по впалой скуле. – Самый искренний и понимающий друг.

Яна рассмеялась, отпустила мужчину, отвесила низкий поклон, подобрав подол сарафана:

– И я, по-твоему, схожа с ней?

– Убийственное сходство, – с нежной улыбкой ответил он.

Девушка залилась смехом, закружилась на каблуках. Сердце переполняла радость, хотелось так многое рассказать и столь многое показать. А время – время такое короткое, так быстро летит. Ах, успеть бы, успеть. Столько мыслей и столько чувств. Дикое, невыразимое, бьющее фонтаном счастье. Но она видела усталое лицо любимого и понимала, что прежде всего – отдохнуть. Всё прочее на потом, перво-наперво – в их новый дом.

Скучающая Принцесса выделила ей отдельные покои с дивным видом на острые пики многоэтажек и башню собора. Просторная квартира в две комнаты, где можно и званый вечер собрать, и спрятаться от всего.

Карету уже вызвали, извозчик обещался вот-вот прибыть.

Желтушные краски палящего солнца болезненно жгли, гнали скорее в родной полумрак. Сбежать в объятья и сон, а за ним – за ним распустятся лепестки синевы, и пионы воспрянут к луне. Потому что день – это время тоски, в то время как ночь веет блаженной прохладой, завещает покой.

Уже на месте можно было вздохнуть и расслабиться. Всё минуло, прошлое позади.

***

Тусклое жаркое око скрылось за облаками, поднялся ветер, город окутала тень.

Обнимая гитару, Яна сидела на подоконнике и перебирала струны. Она смотрела в пустоту дня и тихо наигрывала вальс по усопшим,.

Её Граф почивал. Дыхание его было мерным, а думы не тревожили. Под неспешные переливы высоких и низких нот в его сознании всплывали картины руин заброшенных поселений. Пляска мертвецов и горящие крыши, густой и тяжёлый дым, в котором не продохнуть. На столпах висели тела убитых врагов, чуть поодаль – тянулись могилы друзей. Раньше это пугало, а вскоре он научился искать в происходящем особую красоту, понятную лишь немногим: сеющий погибель да пожнёт страдание, каждый обретает по вере соразмерно влечениям.

С шумным выдохом мужчина поднялся и бросил взгляд на хозяйку квартиры.

Она сидела на подоконнике и ела яблоко. Свет солнца врезался в красные занавески и заливал помещение багряным заревом. Обнаженное тело девушки ярко сияло рубином, а на её некогда мягких щеках снова играл стыдливый румянец. Её тощие члены, на которых почти не осталось живого места, больше напоминали скелет, нежели человека. Но она сидела и улыбалась.

Её избранник скрылся в соседней спальне, а после – вернулся, одетый в парадное.

В армии всем выдали форму истинных солдат. Посидев немного и покопавшись в своих старых вещах, что остались у Яны, воин внёс свои поправки.

Давным-давно она сказала ему: не носи того, что не заслужил, и не называйся именем, которое не заработал.

«Заработаю», – обещал в тот день.

И вот, в чёрном мундире и плотных брюках в тон, обутый в кирзовые сапоги, с фуражкой поверх коротких блестящих кудрей перед обнажённой стоял офицер.

– Клаус, – прошептала та, подаваясь вперёд.

Сквозь накатившуюся сонливость он чувствовал прикосновения любимой. Улыбался её объятиям, отвечал на ласки. Такое хрупкое, совсем лёгкое тело. Казалось, ещё чуть-чуть – и она сломается даже от дуновения ветра. И в то же время она сильная, куда сильнее, чем он.

В её руках Клаус чувствовал себя слабым и беспомощным, робким, почти жалким – ни следа от былого воителя. Может, всё действительно так, и смерть, наконец, пришла? Всё вокруг слишком походило на сон, чтоб оставаться реальностью.

Счастливый взгляд зелёной бездны полыни, оскал нежной улыбки пересохших тонких губ, впалые скулы – её лицо едва ли напоминало живое. Но она стояла перед ним. Его личная кара, прекрасный палач явилась сюда, выхватив из бренного вихря бытия, призывая его к себе.

– Моя фройляйн, Благая Смерть, – прошептал Клаус, отдаваясь холодным ладоням возлюбленной.

– Вы дома, мой Граф, – так же тихо, почти шёпотом отвечала она, касаясь его щеки.

Мужчину охватило странное чувство расслабленности, пустоты. Их уста сплелись в долгом поцелуе. Тени комнаты, дождь за окном – всё медленно меркло в нависающей пелене пряной дымки алых красок, окуная пространство квартиры во мглу.

Они сидели вместе на склоне холма и встречали закат. Далеко внизу слышался шум прибоя, а в небе хищно кружили чайки. Где-то за горизонтом высились островерхие пики древнего белого замка. Воздух полнился звоном колокольчиков, колыбельной ветров и цокотом сверчков, слышались напевы вечерних флейт.

Островок покоя в усталом мире тяжбы и скорби.

Красные огни прощального заката играли в золотых локонах девушки, озаряя её неземным свечением. Совсем юная и прекрасная, она сидела подле своего Графа, опустив руку ему на ладонь. Рядом с парой спал усталый Старый Пёс. Зверь был спокоен, ибо знал, что его хозяйка сейчас не тревожится, и нет здесь того, кто способен ей навредить.

Она была бледнее, чем туманы над озером забытого города. Холоднее, чем далёкие звёзды, а лицо скорее походило на маску – и что, если вся правда по сути одна: однажды эта дева придёт за всеми. Укроет изогнутым крылом, пригласит в своё новое царство.

Благая Смерть протянула руку к Клаусу, зовя его подойти к самому краю утёса.

Он смотрел вдаль, как можно дальше – и видел лишь бесконечную пучину раскинувшегося перед ним моря. Воды лиловых оттенков мерцали, неспокойно бурлили. Будто каждая капля там – это отдельная душа, целый мир. Облака в поднебесье вились кружащими змеями. Если прислушаться, можно угадать едва слышный, отдалённый смех – речь богов.

Отринуть всё, что когда-либо связывало с прошлым, оставить привычные чувства, стать ангелом, которому не знакомы ни жалость, ни боль, – и осознать силу. Силу своей души, своей воли, своего разума. Найти некогда утерянный замок и занять его.

Клаус кивнул, улыбнувшись. Он был готов.

Ладонь легла на эфес меча, что смиренно покоился в ножнах. Пришёл час обнажить его.

Воткнув оружие острием в землю, Граф опустился на колени перед Благой Смертью. Ветер трепал его светлые кудри, а последние лучи дневного диска овили фигуру царственным ореолом рыцаря ночи. Его Королева стояла перед ним, простирая длань. Он припал устами к её перстам – и та кивнула, одарив испытывающим взором. Обвив ладонями его лицо, девушка подняла его взгляд на себя.

Прекрасная страна, усеянная подсолнухами, полная лучистых рек бесконечно-зелёных трав. Где бушуют ветра перемен, и слышен детский смех, и каждые сутки оглашаются колоколами островерхих башен Белой Твердыни. На чьи же плечи ляжет тяжёлая доля стать её правительницей? Принять терновую корону, занять законный престол?

Дьявольский цветок привлекал взор своей неземной красотой, опалял шипами приятной боли. Там, где она пройдёт, никогда не расцветёт иных плодов, кроме ростков полыни. Её касание проберёт морозом до самых костей – и осенит душу столь же сильным блаженством. А кто посягнёт на её жизнь – того ждёт верная казнь от руки покорного слуги.

Клаус понимал, что он – он и никто другой, – наречён ею, как Король и защитник. Он разделит её царство, её счастье, её скорбь и невзгоды. Единая судьба, единое лицо. Единая жизнь. Её могут проклинать. Её заклеймят злейшим врагом. Поднимут мечи, объявят охоту – плевать.

Царство на крови будет усеяно ростками смерти и зла, и их дети найдут в них счастье. Он осознавал это – и принимал, соглашался разделить её путь до конца. Даже если в финале их ждёт эшафот.

Они проснулись, обнимая друг друга. Мглистые краски лазури уже расцвели за окном, веяло свежестью с примесью асфальтовых рек, как обычно случалось после затяжного дождя.

Сатана летает ближе к ночи. С наступлением вечера вышли и они.

Первая столица для молодых – это, прежде всего, город руин, обитель пепла и праха. Преодолев хитросплетения улиц, насладившись жёлтым солнцем ламп и фонарей, вобрав в себя ароматы хмурого парка и погрузившись во тьму окраин, они вышли к заброшенному сгоревшему зданию – не то игорному притону, не то театру, где одно сплеталось с другим. Блок из двух корпусов выделялся своей чернотой на фоне полуночной синевы. Он нависал над парой разрушенным замком, всеми покинутой цитаделью, ожидавшей своих господ.

Пробравшись сквозь разбросанные кирпичи, обломки и доски почти что вслепую, они нашли выход на второй этаж, а по нему – с трудом поднялись на балконное помещение под открытым небом.

Подобно Орфею и Эвридике, что избрали Некрополь миру живых, Призрачный воин и его Благая смерть стояли на башне, купаясь в лучах луны.

Королева протянула рыцарю руку, тот с улыбкой принял её и поцеловал. Притянув даму к себе, мужчина обнял её за талию – и сделал шаг вправо. Танцевать он никогда не умел, но это не важно. Пусть неуклюже, по-детски, но искренне.

Они кружились в зареве полнолуния, сплетаясь под переливчатое звучание фортепиано и едва-шепчущее эхо скрипки, и в тон вальсу их замок ожил, наполнился графами и графинями, принцами и принцессами. Множество огней озаряло бальный зал, а оркестр вёл плавную партию торжественных нот.

Клаус обнимал свою фройляйн, а она, грациозно изогнув спину, охотно позволяла вести.

А когда танец кончился, наречённые слились в долгом поцелуе, и лишь новая обитель стала свидетельницей ему. Их тела сошлись в новой, более разнузданной пляске, и пляска та длилась до самой зари.

Под утро, лежа на груди возлюбленного, Яна прижалась к нему и призналась, что благословлена Венерой. И он улыбнулся в ответ на её слова. Они были смертными и прекрасно осознавали это. Но пока живы, впереди – вечность. Их бал только начался.