Читать книгу Пересуды - Хьюго Клаус - Страница 21

Хьюберт ван Хооф заглянул к вдове почтальона Сталенса как только прошли положенные дни траура после похорон, чтобы обговорить вопросы, связанные с пенсией, капиталовложениями, страховкой, – короче, разобраться с этими ужасными бумагами, в которых вдова ничего не смыслила.

– Я рада, что ты меня не забываешь, – сказала она, – не бойся, я не стану распахивать перед тобой душу и жаловаться на безвременную кончину Сталенса, хотя он очень высоко тебя ценил, ему казалось, вы почти близнецы, раз оба служите на благо общества, что ты, как и он, деликатен в обращении с людьми и внимателен к женщинам.

– Что-то в этом есть, – согласился ван Хооф.

– Но ты вряд ли мог бы занять его место.

– Нет.

– С другой стороны… – Она вздохнула, грудь, стесненная одеждой, поднялась и опустилась. – С другой стороны, некоторые мужчины бывают чересчур деликатны. Самой мне не пришлось убедиться в этом на опыте, но, Хьюберт, многие мои желания остались недоосуществленными. Мы прекрасно ладили, никогда не ссорились, ведь его весь день не бывало дома, а там, на воле, он общался с людьми, он не был подкаблучником, и все-таки мне кажется, Сталенс не понимал, в чем нуждается женщина, что ей на самом деле требуется, понимаешь?

– В известной степени, – отвечал ван Хооф.

Следующий час они провели, пытаясь навести порядок в бумагах Сталенса. Нельзя сказать, что почтальон при жизни был неаккуратен с бумагами, не стоит говорить о покойнике плохо, в некоторых делах он был болезненно точен, зато другими занимался непонятно как. («Непонятно как? – переспросил Учитель Арсен. – Может, был безразличен, или рассеян, или скрытен, или ошибался?»)

Для чего, к примеру, покойник собирал вырезки из газет (шесть папок) со статьями, посвященными женскому футболу в Бельгии? Мариетта уверяет, что он никогда не посещал матчей.

Они долго искали завещание, но так и не нашли.

Зато обнаружили большую коробку, полную иностранных марок, в основном из Конго.

– Лучше всего продать их в Лилле, – сказала Мариетта.

– С бельгийскими коллекционерами не договоришься, – согласился ван Хооф, – к тому же у нас положено давать детальное описание, время и место покупки. Аукционеры во Франции этим не слишком интересуются.

Тут она вытащила коробку из-под обуви, сняла крышку и поставила ее себе на колени:

– Еще и это в придачу. Нашла в ящике стола, который был всегда заперт. Деньги в бельгийских тысячефранковых банкнотах. Я знала, что он отдает мне не все, но никогда не говорила ему об этом, ведь у мужчин время от времени возникают определенные желания.

– Как и у женщин – время от времени – возникает нужда в определенных вещах?

– Да. Но сейчас меня гораздо больше заботит другое.

Из-под толстой пачки старинных открыток она вытащила конверт. С жирной надписью фломастером: 14 сент. Люс. Изящно, двумя пальчиками вынула из конверта свернутую в плотную трубочку банкноту. И элегантнейшим жестом протянула ее Хьюбу.

– Кто это – Люс? – спросила она.

– Да, кто это?

– Может быть, какой-нибудь Люсьен?

– Люсьен де Треммери живет в Хассельте. Корреспондент «Лимбургского вестника». В прошлом году мы вместе участвовали в Паломничестве к Изеру[44].

– Он может иметь к этому отношение?

– К чему?

– К этому – Мариетта сердито ткнула в банкноту пальцем. Теперь и Хьюб разглядел на ней пятна ржавого цвета. – Что все это значит?

– Что?

– Вот и я спрашиваю. Деньги и кровь, неужели это ничего не значит? Могли у Сталенса быть контакты с мафией?

– Здесь, в Алегеме?

– Почему бы и нет?

Она смотрела какую-то часть серии The Untouchables[45], сказала она, там богатого старика взяли в заложники. Но семья отказалась за него платить, и им прислали фото, на котором абсолютно голый заложник был привязан к кушетке.

– Абсолютно голый? По фламандскому ТВ? Не может быть, – изумился Ван Хооф.

– Значит, это был feuilleton[46] из какой-то другой серии. В общем, там шла речь о богаче, пристегнутом наручниками к кровати. В одной из сцен молодой кудрявый гангстер делает на шее заложника небольшой надрез. Течет кровь, и вот тут-то начинается самое важное: молодой гангстер прилепляет к ранке стодолларовую банкноту.

– Скорее уж тысячедолларовую, – поправил ван Хооф, – американские банкноты издали кажутся совершенно одинаковыми.

– Сто. Было написано в субтитрах. Я думаю, это означало, что если они не получат денег, то отлепят банкноту от ранки и богач истечет кровью.

– Как масаи в Кении, – заметил ван Хооф.

– Так ты не знаешь никакого Люсьена?

– Нет, к сожалению.

Когда он собрался уходить, она вдруг сказала:

– Постой, – с таким видом, словно хотела его поцеловать, и он испугался: а вдруг она готова раздеться? Но она вышла на кухню и вернулась с цветным фото в руках. – Возьми. Будешь о нем иногда вспоминать. Я напечатала десять штук, чтобы раздать семье, здесь он на смертном одре.

Почтальона было нетрудно узнать, он был в кепи, но его круглое лицо оказалось голубым.

– Какое странное освещение, – осторожно заметил ван Хооф.

– Ты имеешь в виду цвет лица? Он ведь к концу посинел. Даже слюна стала голубой.

Она держала в руке еще одно фото.

– Можешь выбрать, если хочешь: в кепи или без.

На фото без кепи небесно-голубая полоса пересекала лоб на палец выше линии бровей. Редкие пряди голубых волос прилипли к черепу. И мочки ушей были голубыми.