Читать книгу Совсем другие люди - Игорь Даудович Лукашенок - Страница 12

Поезд «Москва-Будапешт» пересекал ночь с востока на запад. Половина вагона спала, тогда как другая половина притворялась спящей или просто болтала вполголоса за стаканом чая. Цинтия закончила консерваторию и полная тайных надежд ехала теперь в уютном купе на родину. Её большие тёмные глаза зачарованно смотрели с нижней полки на луну, что следовала за поездом в жаркой темноте июльского неба. Дорога рождала в голове Цинтии спокойные и очень ясные мысли, которыми хотелось с кем-нибудь тотчас же поделиться. Но двое её попутчиков крепко спали на верхних местах, а нижнее место напротив пустовало и давало повод к самым разным домыслам.

«Кто же займёт тебя – мужчина, женщина, юность, старость? Хочется посмотреть на этого человека, запомнить его для себя. Для чего мне это? Вот уж совсем неясно… Просто так. Просто? Нет, не думаю. Возможно, что мы найдём о чём поговорить. Сегодня в поездах разговаривают всё реже. Всё из-за гаджетов, конечно. А может и не только из-за гаджетов… Интересно, сколько я продержусь без сна? Луна такая красивая сегодня, словно невеста… Невеста моего майского бога… До утра ещё так долго, но спать не хочется… совсем не хочется… совсем не…». И Цинтия уснула тем непривычным и тревожным сном, который настигает человека в поездах дальнего следования.

Когда глаза Цинтии вновь открылись, они увидели напротив красивую мужскую ногу, которая была согнута в колене и тихонько покачивалась из стороны в сторону. Почему-то она сразу полюбила эту ногу и захотела познакомиться с её обладателем, но до поры решила играть в спящую. Через некоторое время незнакомец вышел с полотенцем в руке, что дало возможность Цинтии встать, оправиться и оглядеться. Попутчики, занимавшие верхние места, сошли, видимо, ещё ночью. Купе быстро наполнялось густым светом дня. За окном проплывали и пролетали мизансцены сельской жизни с полями, лошадьми, речками, гусями, аккуратными домиками, собаками, садами… Цинтия настолько погрузилась в созерцание, что совсем забыла о своём новом соседе.

– Здравствуйте, – мягко сказал, войдя в купе, высокий брюнет с натренированным телом.

– Привет, – вырвалось у Цинтии.

– Будем на «ты»?

– Я думаю, что да.

– Отлично. Ты любишь танцевать?

– Не знаю даже… В детстве любила. А теперь больше люблю смотреть на танцующих.

– Уже неплохо.

– А ты, как я понимаю, танцуешь?

– Ага. И тебя научу, если захочешь.

– Подумаю …

– Только не думай слишком долго.

– Почему?

– Чем больше думаешь, тем больше сомневаешься. А чем больше сомневаешься, тем больше тревожишься. Тревога забирает у организма силы, что ведёт …

– Я согласна!

– Здорово! Вот теперь можно и поговорить, – весело подытожил брюнет, усаживаясь напротив Цинтии.

Они заказали у проводника кофе и продолжили изучать друг друга, изредка отвлекаясь на мистерию жаркого летнего дня, сопровождавшую их от станции к станции. Поезд то набирал скорость, то замедлял движение возле небольших полустанков, не позволяя глазам окончательно привыкнуть к одному зрительному ритму. Им обоим казалось, что поезд везёт их в какую-то новую жизнь, абрис которой уже проступал в стилистике фраз, характере жестов, частоте взглядов, помогавших им понять друг друга. К ним больше никто не подсаживался, и в этом случайном уединении легко можно было заметить тайную волю судьбы. Быстро опьянённые друг другом, они переходили от темы к теме, думая, что всё время говорят про одно. Доверие меж ними росло с каждым новым словом и проторяло дорогу для самых неожиданных откровений.

– Мой учитель, который был немного философом, всегда говорил, что двадцать первый век станет веком тела и танца. Он был уверен, что слова перестанут играть для людей прежнее значение. «Научитесь понимать язык тела другого человека», – говорил он нам почти на каждом занятии. И ещё он говорил, что телесный язык древнее речи, а потому может охарактеризовать человека намного точнее. А ты как считаешь? – серьёзно посмотрел на Цинтию брюнет.

– Хм… Я не думаю, что люди разучатся говорить, читать, писать… Да и речь не упрощается, как трубят интеллектуалы, а перерождается понемногу, избавляется от лишнего. Я хочу, чтобы человек хорошо говорил на многих языках.

– А я очень сильно хочу научиться говорить с тобой на одном языке.

Через полтора года после этого разговора они поженились.