Читать книгу Капитан дальнего следования - Игорь Кулькин - Страница 32

И во всем городе он не сумел отыскать себе места, где бы мог отлежаться, как уставший дикий зверь. Вспомнилось время после окончания института, когда в застывшем, как зеркало, мире никак не мог разглядеть себя. То ли он сам не проявлял инициативы, то ли жизнь цеплялась за лень, как утопающий за спасательный круг, но он не мог выдвинуть ни одного разумного довода в пользу работы. Она ему казалась настолько далекой, ненужной и какой-то закостенелой, неподъемной тяжестью, что он даже не пытался устроиться. Родные зудели в уши, что мужик должен работать, а он только отмахивался. Никакие предложения его не прельщали. Дядя обещал пристроить в супермаркет администратором – Павел отказался. В фирму курьером – то же самое. Даже корректором в издательстве быть не захотел. Все родные задумались.

Сам Павел не размышлял об этом нисколько. Родители деньги давали – хватало на кафе и ночной клуб раз в неделю. А чего же еще надо? Пятый курс, последние дни в институте. Когда еще будет такой шанс погулять?

Учеба закончилась так, как будто закончилась ночь. Словно рассвет заалел за окнами. Свежие лучи заискрились кругом. Новая жизнь обещала многое, но пока молчала. Работать не хотелось совсем.

Лето пролетело мгновением. Сентябрь был мил, как никогда. Шустрые ленточки первоклассников пестрели на линейках, а Павел был дома, и никуда не надо идти, незачем спешить. Свежее лето все не отпускало, оставалось в кронах деревьев, в ветре, в облаках. Вечерние сумерки приходили, как в гости, смущенно замирая на пороге. Пустынные улицы родного города, словно часы, считали время разлуки падающими осенними листьями. И лето ушло. Осень надвинулась.

Как всегда, в ноябре – грустное небо и грустные мысли. Только гениям в осень легко – Павел часто видел томики Пушкина на своих полках, нежно пылились они уже несколько лет, и никто их не трогал, хотя увлечение литературой пришло еще в школе, когда он заспанно тормошил на уроках свои тетради и писал на задворках, на последних страницах, первые строки стихотворений, ни одно из которых так и не закончил. А теперь Павлу стало не до них, он как будто увидел – в себе ли, а может, в пространстве вокруг – всю свою жизнь миновавшую, всю как есть, до последнего дня. И неясно стало – к чему это все, весь этот мир, где банальность и оригинальность так схожи, как близнецы-братья – к чему он? Есть же мгновения вечного счастья, но скрыты они миллиардом нелепиц, тайн, обстоятельств, обид и прочей шелухи несусветной. И как быть, если друг твой – лишь тень тебя самого, если жизнь – просто комплекс обетов, снов, обещаний, вранья и тому же подобного бреда – как правду найти в этом жутком и злом многоголосье? Павел снова начал писать стихи. Родные забеспокоились.

– Под Есенина косит, – сказал батя.

У себя на заводе, в сталелитейном цехе, он был главным авторитетом по части литературы. Прочитал всю классику и уже этим вызывал уважение. Сын молча кивнул. Да, мол, похоже.

Павел бродил по улицам, и слякотное небо, ноздреватое и серое, нависало над ним, как знамение, как судьба. Вялые пешеходы семенили кругом, жадным огнем светились витрины. Черноглазая девушка прошла мимо, чуть улыбнувшись. И снова небо. Павел смотрел на него чаще, чем следовало. Так казалось ему самому.

Небо казалось ему матерью, в облако пеленающей младенца. И странно чужими казались свои же стихи. Слова он порой забывал, но мелодию, ритмику чувствовал, и она в нем звучала.

И скоро Павел уже без этого не мог – без этих обрывков фраз, слов, стихов – он словно захлебывался ими и снова забывался, глядя на небо, – осень в нем застоялась, как кисель в кастрюле, и была вязкая, тягучая, будто сладкая, – так он ее чувствовал.

Зима была гладкая и снежная. Словно игральные карты, рассыпались по базарам пуховые платки, грянула музыка на ледяных катках. Павел забыл осень, зима его развеселила. Ночные клубы расцвели, словно букеты. Какая-то загадочность появилась в медленном мерцании их фасадов, и бешеный ритм танцевальных площадок увлекал, завораживал. Явились девушки с шикарными улыбками, и что-то совсем особенное заблистало в окружающем мире. Особенное, но непонятное. Ритм жизни его увлек.

Новый год был ярким и чувственным. Как попавший за шиворот снег, он жег кожу. Павел встретил его с симпатией. Он многого ждал от этого года.

Праздники шумели оркестровыми трубами. Компания, в которой был Павел, два дня гудела в квартире, а потом, на третий, высыпала на улицу – и как Павла ослепил этот оглушительно белый снег! Он шага не мог ступить и все улыбался, улыбался… А потом играли в снежки на набережной, и с недоумением смотрели на них гуляющие старички… Все тогда казалось смешным и забавным.

В этой компании он встретил Лиду. Она была очень хрупкая – как граненая вазочка. Она курила тонкие сигареты с розовой каймой. Она когда-то читала Николая Гумилева. В ее задумчивости было много шарма, и на кисти рук Павла как-то по-особому нежно ложился ее тоненький подбородок. И она смотрела в глаза ему долго-долго.

Март был пьянящий и искренний. Незаметно схлынула зима, оставляя после себя в тени домов залежи нерастаявшего снега. Мелкие, проворные ручьи заполнили улицы. Стало почти жарко, и люди ходили в разноцветных, ярких рубашках, словно благодаря весну за это щедрое солнце, за тепло, за новые мысли, за красоту просыпающегося мира. И Павел в этой идиллии, в этом разыгравшемся веселье был будто лишний – с Лидой они расстались еще на задворках февраля, в рваном, полном недомолвок разговоре так и не поняв, что же их сблизило тогда, в новогоднем тумане, – ничего общего между ними не было. И теперь, в разноголосице весны, когда так многое кажется возможным, Павел чувствовал, что попал в тупик. Ему ничего не хотелось, ничто не прельщало. Он словно выдохся за эту долгую зиму, которая казалась такой яркой и бесконечной. Чем теперь ему жить, где искать себя?

Он пошел устраиваться на работу. Распределение, которое обещали в университете, он уже пропустил, и теперь искал сам, покупая толстые, бесконечные газеты с объявлениями о работе и не находя там того, чего хотел. Его тянуло в рекламу или журналистику, но везде стояло, как надоевший штамп: «с опытом работы». Да где же его взять, этот опыт, если никто не берет?

Павел подключил Интернет, стал бродить по сайтам, но и там все было одно – начинать надо было с самого низа, помощником менеджера… Устроился в одну из рекламных фирм, продержался неделю. За это время его так достала эта работа – перемещенье бумажек, походы за бутербродами или водкой, стеб и хохот по каждому поводу – а главное, полное отсутствие творчества, чего-то интересного, манящего – он ушел оттуда. По рекомендации одного приятеля из института попал в штаб коммунистической партии – но и там протянул недолго, слоняясь по митингам, на которые в тот предвыборный год коммунисты были особенно горазды.