Читать книгу Треугольник Пенроуза - Илана Кузьмина - Страница 3

– Отец мой, Александр Петрович, был родом с Кубани, высокий, крупный, широкоплечий мужчина с чёрным чубом и усами, как у Будённого. Он работал водителем междугородних автобусов, – начал рассказ Андрей. – Мама, Любовь Васильевна, была женщиной мягкой, доброй, внешне – невысокая, худенькая, как Дюймовочка. Всю жизнь она проработала воспитательницей в детском саду.

– А почему «были», их уже нет в живых? Они должны быть ещё нестарыми, – недоумённо поинтересовалась Марина.

– Они оба умерли и уже давно, – Андрей вздохнул, нахмурился и немного помолчав, продолжил: – Отец души не чаял в маме. Представляете, Марина, батя ни у кого в гостях ничего из еды в рот не брал, всегда ел только мамину стряпню. Она действительно готовила изумительно, а потому все праздники родня отмечала у нас. Мы жили на окраине города в большом частном доме.

Я окончил школу без троек, но никуда поступать не стал. К тому времени я пел в местной рок-группе. Сначала мы выступали в школе на концертах, на дискотеках. Потом нас стали приглашать на разные мероприятия, на свадьбы, а затем один бизнесмен из братков предложил нам в его кафе выступать, народ валом повалил. Мы быстро стали популярными, деньги появились. Я тогда был глупый, молодой и счастливый.

…Александр Петрович Климов сидел на диване у торшера и читал газету, нет-нет да поглядывая на часы. Его жена смотрела, не отрывая глаз от экрана, очередную серию фильма «Санта-Барбара». Подобное ежевечернее развлечение про далёкую красивую жизнь, полную захватывающих событий, так не похожих на реальную жизнь, было в диковинку, и Любовь Васильевна не могла себе отказать в удовольствии.

– Нет, ну вот где он шатается? Светка дома, как положено, а он где? – отшвырнув в сердцах газету, выпалил Александр Петрович, как только закончился фильм. – Где, я тебя спрашиваю? Воспитали сыночка на свою голову! Это всё ты со своей материнской жалостью. Испортила ты парня своей неуёмной любовью. «Сынонька – такой умница, такой красивый и талантливый мальчик! А как Андрюшенька поёт!» – зло передразнил жену мужчина. – Тьфу!

– Успокойся, отец, Андрюша взрослый уже, у него работа. Сегодня обещал пораньше прийти, скоро будет, – увещевала мужа Любовь Васильевна.

– Какая там работа! Разве это работа?! Одни бездельники чего-то там тренькают, а наш балбес пищит, надрывается, – взревел Александр Петрович. – Сколько раз говорил ему, идём к нам в ПАТП1 шофёром, благо права есть. Нормальная работа будет, как у настоящего мужчины. Мужчина… Какой он мужик?! Срамота одна! Ходит, как девка, с этими космами ниже плеч. Ну в кого он такой уродился, а? Нет, ты ответь мне!

Любовь Васильевна встала, с улыбкой похлопала мужа по плечу и, как маленькому ребёнку, тихо и спокойно ответила:

– В тебя он пошёл, Шура, в тебя. Вам обоим ведь если что войдёт в голову, топором не вырубишь. Нравится ему этот самый рок, и пусть себе поёт на здоровье. Кому плохо? Идём-ка, отец, лучше чайку попьём.

Александр Петрович открыл было рот, чтобы возразить жене, но промолчал, только махнул рукой и пошёл вслед за женщиной. Вскоре в дверях кухни показалась тринадцатилетняя Света, дочка Климовых.

– Чего ты, папа, вечно к Андрюшке цепляешься? Ты же ни на одном его концерте не был, а говоришь. Да он чужие песни поёт лучше, чем сами артисты. А какие у него отличные песни собственного сочинения! – с жаром заступилась за брата девчушка.

– Ага, и певец, и композитор, и стишки клепает… На все руки от скуки! А на самом деле лодырь и вертопрах, – зло вынес вердикт отец семейства.

– Ты чего опять бушуешь, отец? – усмехаясь, спросил Андрей, вернувшийся домой под шумок незамеченным.

– Вот, полюбуйтесь, гений наш соизволил домой вернуться. Ты чего шатаешься по ночам? – загремел Александр Петрович, грозно посматривая на сына.

Андрей привык к нападкам отца, да и по характеру парень был спокойным и выдержанным, в мать. Он с пониманием относился к тому, что отцу не нравится рок-музыка, что тот не принимает длинных волос у мужчин и уж совсем в голове отца не укладывалось, как это можно работать без записи в трудовой книжке. Андрей понимал, что Александр Петрович живёт понятиями и идеалами старой, советской, жизни, которая на глазах трансформировалась во что-то новое, до конца им не понятое. Девятнадцатилетнему парню, конечно, намного легче приспособиться к новым реалиям. Андрей понимал это и не обижался на отца.

– Пап, я взрослый человек. Я не раз объяснял тебе, что мы выступаем по вечерам. Мы рок-группа, нам что, в детских садиках днём выступать, малышню развлекать? – спокойно, не повышая голос, ответил Андрей и чмокнул мать в щёчку: – Мамуля, дай чего-нибудь поесть.

– Вот-вот, взрослый он. Девятнадцать лет балбесу, через месяц двадцать лет стукнет, а всё на шее у родителей сидит. И ведь не стыдно!

Тут не выдержала Любовь Васильевна: она коршуном налетела на мужа, хлестнула его по плечу кухонным полотенцем и крикнула:

– Да ты чего несёшь, Шура? Ты родного сына куском хлеба попрекать будешь?! Не слушай ты его, Андрюшенька, садись за стол, сейчас кушать будешь.

– Я, между прочим, работаю и нахлебником у вас с мамой на шее не сижу: с девятого класса каждый месяц маме деньги даю на питание, да и одежду, и обувь с тех пор сам себе покупаю, – глядя отцу в глаза, ничуть не обидевшись, спокойно ответил Андрей.

Отец растерянно глянул на жену:

– Что, правда, что ли?

– Конечно, я его деньги на сберкнижку откладываю, ему же и пригодятся когда-нибудь потом, – подтвердила Любовь Васильевна слова сына.

Александр Петрович сразу успокоился, потрепал сына по макушке.

– Молодец, вот это по-мужски. Я не жадный, ты не думай, Андрей, уж своих детей как-нибудь прокормлю и обую-одену, я просто не хочу, чтобы ты жил иждивенцем, паразитом. А так, молодец! Только, сынок, ну обрежь ты свои волосы: глажу сына по голове, а кажется – вторую дочку. Впору косу заплетать. Мать, купи ему ленту алую, да заплети ему косу девичью, – отец загоготал, довольный своей шуткой, а потом резко посерьёзнел и тихонько, чтобы Света ненароком не услышала, прошептал в самое ухо: – Смотри, как бы тебя дружки и поклонники с девчонкой не перепутали в порыве страсти.

Андрей залился краской, а мать снова замахнулась на мужа полотенцем:

– Иди уже отсюда, охальник, дай мальчишке спокойно поесть.

Вадим Авдеев, бас-гитарист и по совместительству друг Андрея, был самым старшим в группе, ему стукнуло уже двадцать четыре года, тогда как остальным музыкантам – не больше девятнадцати. Вадим был высоким, крупным, немного мешковатым парнем с добродушным выражением на лице и очень даже неплохим гитаристом. В последнее время он жил один: у старшего брата родилась двойня, и мать временно переехала к нему, в село со смешным названием Кошки, помогала нянчить малышей.

Кормить его дома теперь было некому, и Вадим каждый день обедал в небольшом кафе, очень смахивающем в дневное время на обыкновенную столовую: готовили здесь вкусно и цены были вполне приемлемыми. Вадим набрал себе полный поднос еды, Андрей и ударник Борис, пришедшие в кафе за компанию, взяли себе по чаю с лимоном. Андрей сидел рядом с Вадимом, Борис – напротив них, и оба «любовались» прекрасным аппетитом приятеля.

– Ребята, это вы вчера выступали в кафе «Импульс»? – задал вопрос незнакомый парень, сияя всем видом, присаживаясь без спроса на соседний с Борисом стул. Ребята кивнули. – Отличное выступление, парни, мне очень понравилось. Не ожидал, честно говоря, что-то путное услышать в этой глуши.

Звякнула о тарелку отложенная вилка – Вадим приостановил обед, распрямил спину и недобро посмотрел на незнакомца. Это он четыре года назад организовал из мальчишек-школьников рок-группу и по праву считался её лидером. Его покоробил уничижительный отзыв об их родном городе. Глушь! Ничего себе глушь – город с миллионным населением!

– Ты-то кто будешь, умник? – мрачно поинтересовался Вадим.

– Ты что, обиделся, что ли? Брось, это я шучу. Нет, правда, мне очень понравились ваши песни, а вокалист у вас просто прелесть! Такая лапочка! – парень игриво взглянул на Андрея.

Продолжая недобро буравить взглядом незнакомого парня, Вадим обнял Андрея за плечи, стараясь невольно защитить от чего-то. Климов лишь усмехнулся, смело глядя прямо в глаза незнакомцу, и наигранно ласково произнёс:

– Это Вадим, бас-гитара, рядом с тобой – ударник Борис, меня зовут Андрей. Кто ты, добрый человек?

– Сергей Бочкарёв. Я постоянно в Москве живу, а в Самаре – по делам: тут у вас моя бабушка жила, она умерла, я наследник. Дачный участок я продал, вот теперь пытаюсь продать квартиру, приходится иногда приезжать в Самару. Мне реально понравилось ваше вчерашнее выступление. Особенно ты, Андрей. Классно поёшь, между прочим!

Последние слова он произнёс, не сводя восторженных глаз с Андрея. Увидев, как Вадим слегка сжал и погладил плечо вокалиста, он перевёл взгляд на бас-гитариста и прочёл в его глазах: «Даже не думай об этом». А жаль, хорошенький этот вокалист, а глазки какие игриво-шаловливые, но его тут берегут. Сунься – по морде схлопочешь только так. Интересно, Вадим парнишку бережёт с расчётом на будущую взаимность или уже как личную собственность? Непонятно. Сергей пригасил восхищение в глазах от греха подальше, и разговор потёк легко и непринужденно.

Андрея взволновал и смутил новый знакомец. Тот был далеко не красавчик, но в нём было что-то такое очень мужское, сильное, волнительное. Этакий самец! Честно говоря, Андрей был слегка напуган откровенным намёком москвича и старался скрыть своё смущение. Он сидел в пол-оборота, прижавшись щекой к плечу бас-гитариста, и смотрел лукаво и вызывающе на Сергея, как бы дразня его, а заодно и Вадима, желая чуть позлить последнего. Откровенно говоря, навязчивая забота басиста его достала и даже очень. Тот, как верный пес, оберегал Андрея от всех и вся, и он чувствовал себя связанным по рукам и ногам.

Вечером Андрея встретила дома звенящая тишина. Он разулся, прошёл в комнату и наткнулся на ледяной взгляд отца. Мать сидела на диване и тихо плакала, комкая в руках платочек. Парень испугался.

– Что случилось? Со Светой что-нибудь?

– Про сестру вспомнил? А то, что ты всю семью опозорил, – это ничего, да? Света у бабушки. А если её теперь травить будут в школе, не дай Бог? Ты не подумал об этом? – гремел Александр Петрович.

– Папа, ты о чём? – ничего не понимая, уставился на разъяренного отца Андрей.

– О чём? А ты не догадываешься? Правду ведь не утаишь, всё равно всплывёт.

– Да скажи ты толком, папа, что случилось? Я ничего не понимаю. Вроде ничего такого за собой не помню. В чём я провинился? – почти весело закончил Андрей, стараясь перевести разговор в шутливое русло.

Однако отец не только не успокоился, а, наоборот, ещё больше взвился. Лицо его стало бордово-фиолетового цвета, глаза безумно горели. Андрей ничего не понимал.

– Я скажу толком, я скажу! Юрка Семёнов сегодня в столовой видел, как ты обнимался с каким-то парнем, прижимался к нему, а другому – глазки строил, как дешёвая шлюха! Говорит, вёл ты себя как стопроцентный гомик. Он разболтал по всему ПАТП, что мой сын – голубой! Мой сын – гей! Дожили, мать.

Андрей всплеснул руками.

– Чего? Этот твой Юрка Семёнов больной, что ли? Больной, причём на всю голову. С чего он взял? Да, сидели мы с ребятами в кафе, разговаривали. У Вадима мать пока в Кошках живёт у его брата, он зашёл в кафе пообедать, а мы с Борькой – за компанию. Ну, обнял меня Вадим за плечи и что? Это значит, я гей? Батя, ты чего несёшь? Ты Вадима прекрасно знаешь, он похож на гомосексуалиста? Да никогда у меня ничего не было ни с одним парнем. Ты чего? Девчонки – да, были, но чтобы…

Андрей видел, что отец ему не верит. Мало того, не слышит и слушать не хочет. Ему стало обидно. Родной отец сразу поверил какому-то мужику, а его, родного сына даже слушать не хочет.

– Папа, да чушь всё это. Никакой я не гомосексуалист. Ну, что ты право. Какой-то идиот что-то ляпнул… Что мне тебе справку от врача принести? Стыдно же. Что ты как… – Андрей замолк на полуслове, не представляя, как убедить отца.

– Ага, справку принеси. Давай, ославь нас с матерью на весь город! Ты ещё фотку своей задницы принеси.

– Шура! – возмущённо одёрнула мужа Любовь Васильевна. – Сынок, ты нам с папой правду скажи. У тебя точно ничего не было с Вадимом или с другим каким парнем? Или…

– Мама! – вскричал Андрей, чувствуя свою беспомощность. – Ну, ты-то хоть выслушай меня и поверь. Клянусь, у меня и в мыслях никогда не было никаких сексуальных контактов с мужчинами, никогда.

– Шура, а может и в самом деле это неправда? – робко обратилась к мужу несчастная мать. – Что ты на мальчика налетел. Он же говорит, что не было ничего, значит, так оно и есть. Неужели ты собственному сыну веришь меньше, чем чужому человеку. Может, Юрию показалось…

– Да плевать мне с большой колокольни, правда это или нет. Главное, теперь всё ПАТП обсуждает новость, что мой, МОЙ сын голубой! И им неважно, правда это или нет, лишь бы посудачить. И ты, сынуля, виноват. В любом случае – виноват! Виноват в том, что дал повод. Нет, не о таком сыне я мечтал! Позор-то какой! Значит так, сынок, – твёрдо сказал Александр Петрович. – Или ты завтра состригаешь свои патлы, одеваешься как нормальный человек, посылаешь к чёрту свой рок и устраиваешься к нам в ПАТП на работу, или ты мне больше не сын, и убирайся из дома куда хочешь. Рокер, гомосексуалист не может быть моим сыном. Понял?

– Бать, ты чего? – Андрей начинал злиться. – Ты отказываешься от меня только потому, что какой-то придурок что-то там нафантазировал себе?! Для тебя бред какого-то чужого человека важнее, чем слова собственного сына? Ну, спасибо!

Андрей пошёл в свою комнату, схватил спортивную сумку и стал лихорадочно кидать в неё свои пожитки. К нему подбежала мать, схватила за руку:

– Сынок, ты чего? Ты чего удумал? Ты куда собрался?

– Мама, вы хотите, что ваш сын был гомосексуалистом, он станет им. Чего же напраслину-то терпеть?! Эх, вы, разве так можно! – Андрея всего трясло, глаза предательски увлажнились. – Я думал, мы семья! А вы… Ноги моей больше здесь не будет! Вон, какой-то там Юрка пусть будет вам за сына. Вы ему в рот смотрите и верите каждому его слову, а что я говорю вам глубоко фиолетово.

– Господи, что ты такое говоришь, Андрюша! Ну, куда ты, сынок, пойдёшь на ночь глядя? Отец, скажи ему, чтоб он не смел уходить из дома. Сынок, успокойся, не надо никуда идти. Прости нас, мы не правы. Я верю тебе, Андрюшенька, верю, – мать причитала сквозь слёзы, прижав голову сына к своей груди, и гладила его по голове.

– Катись, катись! Эк, напугал. Оставь его, мать, пусть идёт, куда хочет, – гнул своё Александр Петрович. Он понимал, что перегнул палку, но остановиться и попросить у сына прощения, не мог – гордость и упрямство не позволяли.

Мягко высвободившись из материнских объятий, Андрей закрыл сумку и вышел из дома, хлопнув дверью. Обида обжигала душу, как серная кислота. На дворе было уже темно. Ночь была тёплая, но парня всего трясло. К нему подбежала Пальма, немецкая овчарка, и тихонько заскулила, помахивая хвостом. Андрей присел на корточки и погладил собаку по холке.

– Ну вот за что? За что? А, Пальма? – голос парнишки дрожал от обиды и отчаяния, он с трудом сдерживал слёзы.

Собака вмиг облизала лицо Андрея, стараясь как-то утешить парня. Они всё понимают, наши четвероногие друзья. Андрей невесело улыбнулся и погладил собаку по голове.

– Одна ты меня любишь, Пальма. Ладно, моя хорошая, мне идти надо, – Андрей поднялся, надел на плечо сумку и вышел на улицу, прикрыв за собой калитку. Собака пару раз недоумённо гавкнула, мол, ты куда, ночь на дворе, потом подбежала к входной двери в дом и залилась отчаянным лаем, призывая старших Климовых вмешаться в ситуацию, остановить и вернуть мальчика домой.

Андрей отправился к Вадиму, тот жил недалеко от дома Климовых. Увидев приятеля с сумкой, Вадим и удивился, и обрадовался одновременно. Он пропустил друга внутрь квартиры, запер дверь и только тогда спросил:

– Что-то случилось?

Андрей пока шёл, немного успокоился, но всё равно ещё был слишком возбуждён. Он сбивчиво рассказал другу, что произошло дома. Тот вполголоса матюкнулся и провёл Андрея на кухню.

– Это я, дурак, виноват, ни за что ни про что подставил тебя просто так, чтобы позлить того москвича. Прости, Андрей, не хотел я тебе зла, – каялся Вадим, с жалостью глядя на парня. – Ты успокойся, не переживай, все обойдётся. Дай отцу остыть немного. Он у тебя мужик неглупый, поймёт, что это всё чушь собачья. Ты есть хочешь, не поужинал, наверное?

Андрей кивнул. Он только сейчас, когда Вадим заговорил о еде, почувствовал, что страшно проголодался.

– Я гречку сварил, будешь? Хочешь, колбаску поджарю, будешь? – Андрей согласно кивнул, и Вадим занялся ужином.

Приход Андрея сильно взволновал Вадима, он был и рад, и возбуждён. Сердце его всегда учащённо билось в присутствии Климова. Нравился ему этот парень, что-то было в нём такое, отчего Вадим был готов перегрызть глотку любому, кто попытается обидеть этого мальчика. Он восхищался красивым личиком Андрея, густыми длинными волосами, которые очень шли ему, необычно высоким и сильным голосом. Вадима умиляла стройная фигурка друга. Андрей часто выступал в чёрных в обтяжку брюках из тонкой кожи и расстёгнутой джинсовой рубашке. Вадим не мог равнодушно смотреть на обнажённый торс Андрея. Ему безумно хотелось обхватить обеими руками эту тонкую и гибкую, как у девушки, талию. Он страстно желал ласкать руками и губами кубики на животе Андрея, которые так возбуждали девчонок и его. Даже вид чёрных волосиков на его груди вызывали у Вадима состояние сладкой истомы.

Но бас-гитарист ото всех скрывал свои чувства к парню, считая их грязными и непристойными, и в первую очередь от самого Андрея. Вадим страшно ревновал парнишку к девчонкам-поклонницам, мучительно хотел его, но даже в самых смелых фантазиях не мог себе представить, что его мечты могут когда-нибудь реализоваться. Он научился быть счастливым просто от того, что Андрей рядом, что они вместе репетируют, выступают, сочиняют песни. Музыка рождалась в прекрасной головке Андрея сильная, красивая, запоминающаяся, но вот стихи ему давались с трудом, потому тексты писал Вадим. Ему хватало этого, он привык довольствоваться малым.

– Представляешь, какому-то идиоту что-то там померещилось… Гомосексуалист я, видите ли! Да если бы даже это так и было на самом деле, что это меняет? Что, если гей, то не человек, что ли? Нужно его из дома выгонять?! – возмущался Андрей, пока Вадим хлопотал, готовя ужин.

– Не переживай, Андрюшка, все обойдётся, – успокаивал его Вадим, накрывая на стол.

Они съели гречку с поджаренной колбасой и салат из свежих помидоров и огурцов, напились чаю. Вадим хотел добавить другу в чашку пару чайных ложек коньяка, чтобы тот немного расслабился, но Андрей отказался. Он совсем не пил спиртного, нельзя ему было – даже после небольшой дозы алкоголя он отключался и мог проспать больше суток. Сам Вадим перед едой выпил стопку водки, дабы немного унять расходившееся сердечко и выровнять сбывшееся дыхание.

Андрей слегка успокоился, повеселел, все случившееся дома казалось уже не таким страшным и непоправимым, но обида на родителей осталась. Ему так хотелось сделать что-нибудь такое… причинить им боль, какую испытывал сейчас он сам.

Часы показывали пятнадцать минут первого ночи, пора было ложиться спать. Вадим застелил свежим постельным бельём диван, на котором обычно спал сам, но сейчас, в отсутствии матери, он спал на её кровати. Андрей сходил в ванную, потом пошёл Вадим. Когда он вернулся, Андрей уже лежал на диване, закинув руки за голову. На его лице снова было страдальческое выражение, казалось, парень сейчас заплачет. Вадим быстро подошёл к нему, сел у изголовья на колени и схватил друга за руку. Теперь их лица были совсем рядом.

– Ты чего, Андрюша? Не переживай, все утрясётся, – заворковал Вадим, поглаживая руку паренька. – Ты поспи, поверь, завтра всё будет видеться в ином свете. Всё будет хорошо!

– Нет, ну за что? Ведь чтобы ни натворил отец, я же всё равно его любить не перестану. А меня никто, выходит, не любит. Вот, какая-то сплетня – и пожалуйста, отец с матерью вычёркивают меня из своей жизни и выбрасывают на помойку, как грязную тряпку. Даже родителям я не нужен.

– Да что ты такое говоришь! Девушки по тебе с ума сходят – и как по металлисту, и просто как по красивому парню, – Вадим погладил гостя по щеке и слегка развернул его голову в свою сторону. Андрей был такой худенький и красивый, мягкий и тёплый, лежал так близко и так нуждался в его утешении, что у Вадима голова пошла кругом. – Я, я люблю тебя, Андрей, давно люблю.

Вадим обхватил голову парнишки обеими руками, отвёл волосы за уши и, поглаживая дрожащими от волнения пальцами, стал бережно покрывать поцелуями лицо Андрея, шею. Тот от неожиданности широко распахнул глаза и будто оцепенел, а его товарищ, прерывисто дыша, добрался до его пухлых сладких губ. Прервав поцелуй, чтобы перевести дыхание, он откинул одеяло, которым прикрывался Андрей, и Вадима обдало теплом и еле ощущаемым запахом давно желанного, любимого тела, одурманивающим ароматом здоровой, молодой плоти. Он шумно и глубоко вдохнул, блаженно прикрыв глаза от удовольствия, его всего затрясло от возбуждения. Вадим был крупным и сильным парнем, он как пушинку подвинул Андрея и прилёг рядом. Вся его нежность и любовь, сдерживаемые годами, обрушились на друга: он руками и губами, помогая языком, целовал и ласкал тело любимого, всё более входя в раж.

Андрей был безумно напуган, но дерзкие ласки друга становились всё более жаркими и страстными и, чего греха таить, всё более приятными. Он уже не мог, да и не хотел оттолкнуть Вадима от себя. Тело его горело, сердце замирало, дыхание участилось. Он выгнулся дугой и сладко застонал, когда Вадим, лаская языком сосок Андрея, положил руку на внутреннюю поверхность его бедра. Теперь он дрожал и трепетал всем телом в нежных и сильных руках, в голове звенело, дышать было всё тяжелее. Андрей обхватил приятеля за спину, стараясь как можно сильнее прижаться к Вадиму всем своим пульсирующем от желания телом, чтобы эта пытка лаской наконец закончилась. Они оба уже с трудом терпели напряжение.

– Давай уже, делай что-нибудь, я больше не могу, – прохрипел Андрей, извиваясь как змея.

Вадим опустился пониже, и парнишка забился, как птица в силке, пытаясь вырваться. Такая откровенная ласка была для него непривычной и неприемлемой, но его приятель был сильнее, так что вскоре Андрей лишь стонал, царапая мокрые от пота плечи любовника, и задыхался от растущего напряжения, а потом сдавленно закричал и обмяк. Сердце его готово было выпрыгнуть из горла, в ушах шумела кровь.

Чуть погодя Вадим завис над парнем, быстро и ловко перевернул его под собой на живот, и провел горячим языком по позвоночнику, обдавая кожу спины друга жарким дыханием. Андрей смог лишь пискнуть, выгнул спину навстречу губам друга и полностью доверился ему. Ни сил, ни желания сопротивляться неизбежному у него не было. Он только дёрнулся и охнул, его захлестнула волна никогда ранее не испытанного удовольствия, усиленного стыдом, когда почувствовал поцелуи и ласки там, где даже мать не могла его целовать. Для него всё происходящее было за пределами здравого смысла, но теперь он дико хотел продолжения. Андрей немного обмяк, однако, не успев толком отдышаться, он вскрикнул от боли, но всё же нашёл в себе силы и толкнулся навстречу любовнику и уже вместе с Вадимом стал взбираться на вершину сладостного удовольствия.

Вадим давным-давно спал в соседней комнате, а он лежал на спине, закинув руки за голову, с закрытыми глазами, но уснуть не мог, как ни старался. Его заласканное тело сладко ныло и млело от удовольствия, но душа металась на грани истерики. Нет, он не проклинал Вадима, нет. Его никто не насиловал, он сам позволил делать с собой всё что угодно. Если быть совсем честным, он никогда даже близко не испытывал такого удовольствия как сегодняшней ночью. Андрей понимал, что только сегодня он занимался любовью, пусть с парнем, но любовью. Оно и неудивительно. У него, девятнадцатилетнего парня, и подружки по сексу были восторженные, молоденькие неопытные дурёхи. К тому же, как можно заниматься любовью, если с обеих сторон никакими чувствами и не пахнет? Нет, всё было проще: возбудились, раз-раз и всё. Как кролики. А сегодня всё было по-другому. Андрей был равнодушен к Вадиму, но тот-то его любил, оказывается. Потому и по-другому всё было.

В Андрее сейчас отчаянно боролись противоположные чувства: парню и приятно было вспоминать ласки Вадима, и стыдно. Его ниже талии никто никогда не ласкал, не целовал, тем более… Даже то, что ему в роли куклы, которую страстно и неистово любили, было чертовски приятно, вызывало сейчас только отчаяние. Выходит, он, в самом деле, извращенец, если ему подобные ласки понравились! Андрей ощущал себя грязным и порочным. Как он завтра будет смотреть людям в глаза? Ему казалось, все сразу догадаются, чем он занимался ночью, что позволил делать с собой. Он тихонько застонал. Как он после этого вернется домой? Нет, он теперь как прокажённый. Господи, и ведь ничего уже не изменить, не исправить! Злости к Вадиму он не испытывал, но себя презирал всеми фибрами своей души. Да, а как теперь он будет общаться с Вадимом?! Боже, ну зачем всё это случилось?

За окном уже рассвело, а он все лежал без сна. Что теперь делать, Андрей не представлял. Наконец, его всё-таки сморило, и парень забылся тяжёлым сном.

Было уже одиннадцать часов, когда он проснулся. Не открывая глаз, Андрей прислушался – тишина, только тиканье часов, как набат, заполняло всю комнату. Как себя вести с Вадимом он не представлял. Кто они теперь друг другу? Однако весь день притворяться спящим не получится. Андрей сел, огляделся – Вадима не видно. Парень встал, прошёлся по квартире, наткнулся на записку и немного расслабился. Он был не готов к встрече с Вадимом и потому сейчас очень обрадовался его отсутствию. В записке Вадим писал, что поехал к матери – та просила привезти кое-чего из вещей, – оставив на столе завтрак для Андрея и запасной комплект ключей.

Он умылся, оделся и пошёл на базу, в небольшой полуподвальчик, где они группой репетировали, кинул там сумку и отправился в центр города. Нужно было где-нибудь позавтракать. Есть хотелось зверски – любовные утехи отнимают уйму сил. Андрей пожалел, что ничего не съел у Вадима. Парню так хотелось быстрее покинуть место своего позора, что он просто махнул рукой на завтрак, а сейчас пожалел об этом, но ничего, он потерпит.

Сидя в автобусе, он смотрел на пассажиров и всей душой завидовал этим посторонним людям, которые могут спокойно жить, радоваться лету, смеяться легко и беззаботно, как он сам ещё вчера. Его мятущуюся душу бросало из стороны в сторону. Он то жалел себя, так жалел, что хотелось в голос разреветься; то проклинал и обзывал самыми грязными ругательствами, которые только мог припомнить. Одно Андрей понимал чётко – прежняя его жизнь закончилась. Там, в прошлом, он, Андрей Климов, любящий и любимый сын, обожаемый поклонниками обоего пола рок-вокалист, просто веселый, беззаботный, красивый парень, хороший друг. А что впереди? Неизвестность пугала.

Что теперь делать? Домой возвращаться нельзя – как он будет смотреть в глаза отцу и маме, в группу из-за Вадима – тоже. Выходит, нет у него теперь ни дома, ни родителей, ни любимого дела, ни работы. Где жить? На что жить? Как жить? Андрей так себя накрутил, что голова его просто раскалывалась. Сейчас нужно поесть и вернуться на базу. В июле-августе ребята его рок-группы устраивали себе каникулы. Они три-четыре раза в неделю выступали в кафе с отработанным уже репертуаром без репетиций, а в остальное время делали, кто что хотел. На базу точно никто не придёт, можно будет полежать и подумать, что делать дальше.

Андрей купил в аптеке упаковку бенальгина, там же принял таблетку, головная боль несколько притихла. Идя к автобусной остановке после обеда, он вдруг столкнулся нос к носу со вчерашним москвичом, как его там, Сергеем Бочкарёвым.

– Привет, тесен мир, второй раз уже случайно натыкаюсь на тебя, – обрадовался Сергей, пожимая протянутую руку Андрея. – Ты куда?

– Да так, – уклончиво буркнул парень.

– Слушай, тут недалеко скверик есть с лавочками, пошли поболтаем, – предложил Сергей. – У меня с час времени есть, ты не против?

– Пошли, – равнодушно согласился Андрей.

Когда они уселись в тени большого осокоря, Сергей внимательно посмотрел на Андрея и, заметив большие перемены в нём, не удержался:

– Что-то случилось? Ты какой-то не такой.

– А ты знаешь, какой я такой? – невесело усмехнулся Андрей, ему нравился Сергей своей открытостью, жизнерадостностью, лёгкостью общения. Сергей засмеялся:

– Почти совсем не знаю, но хотел бы узнать тебя поближе. Ты интересный парень. Давно поёшь?

– Нашей группе уже четыре года, – не без гордости произнес Андрей. – Я в ней с самого начала пою. Тебе действительно понравился мой вокал?

– Очень! А ты выше петь не пробовал? У тебя сильные верхние ноты, красивые.

– Выше? – искренне удивился Андрей. – Мы же хард-рок исполняем, я и так не совсем вписываюсь.

– Вот, об этом я и хотел с тобой поговорить, Андрей, – Бочкарёв чуть прищурился, глядя на парня, и улыбнулся глазами. – Мой приятель в Москве играет на соло-гитаре в металлической рок-группе, они выступают в стиле хэви-метал, им нужен вокалист. Не хочешь перебраться в Москву? Здесь не твой уровень, ты перерос свою школьную группу. Поехали, а?

– Не знаю, потяну ли я, – неуверенно пробормотал Андрей, – тут я на своём месте, а там… Вдруг опозорюсь.

– Да перестань ты скромничать, ты замечательно поёшь. Да и внешность у тебя для вокалиста – высший класс! – Сергей шутя ткнул кулаком собеседника в плечо. – Поехали со мной, я завтра уезжаю. На счёт билетов не волнуйся, у меня тётка на вокзале работает, сделает.

До Андрея только в это мгновение дошло, что переезд в Москву, а именно смена места жительства и группы, решил бы все его проблемы. Только вот ребята из группы что скажут? Это же предательство.

– Как я ребят брошу? Это же предательство, всё-таки четыре года вместе. К тому же, никто из ребят на вокалиста не тянет, – озвучил он свои сомнения.

– Что скажут… Пусть что хотят, то и говорят, – беспечно отмахнулся Сергей. – Везде – и у нас, и за границей – музыканты, вокалисты то в одной группе работают, то в другой. Составы постоянно меняются. Найдут твои ребята нового вокалиста. Не думал же ты до седых волос тут оставаться? Первое время у меня поживёшь, а там квартиру снимешь. Поехали!

– Ну, хорошо, я согласен. Только… я с отцом поссорился, из дома ушёл… мне ночевать сегодня негде. У тебя нельзя?

– Да легко. Я живу в бабкиной квартире, пока не продал. Кстати, мне бежать пора, у меня встреча с риэлтором.

Парни договорились, где и во сколько они встретятся, и разбежались по своим делам. Андрей отправился домой, пока родители были на работе. Пальма бросилась к нему, будто сто лет не видела. Она неистово махала хвостом, лаяла и повизгивала от радости.

– Тихо ты, не ори, – Андрей ласково потрепал собаку по уху. – Успокойся, Пальма, все хорошо.

Он вошёл в дом, сестрёнки не было – и отлично, Андрей по-прежнему чувствовал себя грязным, порочным извращенцем. Он сложил в большой пакет ещё кое-какие свои вещи, документы, забрал деньги из припрятанной им заначки. Вроде бы всё. Он с тоской в глазах огляделся – еще вчера днём это был его дом и он был нормальным парнем, а теперь… У него болезненно заныло сердце, и Андрей поспешил уйти из дома.

В детском саду, где работала мать Андрея, шел тихий час, ребятишки спали. Парня все работники детсада знали и, увидев его, тут же позвали Любовь Васильевну. Осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами женщина метнулась на улицу к сыну.

– Андрюшенька, господи, с тобой всё в порядке? Я всю ночь не могла уснуть. Вся душа изболелась – где ты, как ты? Ты где ночевал? – Любовь Васильевна гладила сына по голове, по плечу, всматриваясь в его лицо. Андрей старательно отводил глаза, он не мог заставить себя взглянуть на мать.

– Я у Вадима был, – глухо ответил он.

– А, ну да, он же сейчас один живет, да и не далеко от нас. Слава Богу, всё хорошо, обошлось. А мне всякие картины мерещились. Думаю, вдруг какие отморозки пристанут ночью – дураков-то хватает. Андрюша, ты возвращайся домой. Отец уж и сам, поди, не рад, что наговорил тебе всякого… Возвращайся, сынок! – мать умоляюще вглядывалась в лицо Андрея.

– Нет, мама, я не могу. Теперь не могу. Мама, я завтра уезжаю в Москву с одним знакомым, он сам москвич. Там в одну рок-группу вокалист нужен, и я вроде как подхожу. Первое время у приятеля поживу, а потом жильё сниму.

Мать запричитала, заплакала. Вот этого Андрей больше всего боялся. Он обнял мать, погладил по спине.

– Мама, не плачь, пожалуйста, не на войну ведь ухожу. Я звонить буду. Как приеду, сразу позвоню и потом… Мама, не плачь. Деньги, документы я взял, вещи собрал.

– Ой, ну как же так, сынок! Так неожиданно. Может, не надо никуда ехать, и дома хорошо, просто ты на папу обиделся. Прости его, сынок, возвращайся домой, и всё будет как прежде. А, Андрюша? – отчаянно причитала женщина, в голове которой не укладывалось, что её мальчик уедет в другой город, где его каждый может обидеть, где некому будет его покормить, обстирать.

– Мама, всё будет хорошо. Ты не переживай за меня, – попытался успокоить мать парнишка, хотя самому было трудно не сорваться и не закричать во все горло: «Мама, что же вы с папой наделали?! Всё случилось из-за вас!»

– А ты на каком поезде поедешь, сынок?

– Поезд «Самара-Москва», но не надо меня провожать. Всё будет хорошо, – умоляюще воскликнул Андрей, успокаивая больше себя, чем мать. – Мама, я люблю тебя. Ты прости меня, если что не так…

Он поцеловал мать в щёку и пошёл к выходу. Любовь Васильевна смотрела в спину Андрея и плакала. Дети рано или поздно улетают из родного гнезда и начинают самостоятельную жизнь, но всё произошло как-то слишком неожиданно и быстро.

Андрей снова поехал на базу, забрал сумку, оставил ключи Вадима на столе и отправился в условленное место встречи с Сергеем Бочкарёвым. Он слегка боялся вечера, опасаясь повторения вчерашнего, но зря боялся. Сергей оказался отличным парнем. Они болтали о том о сём, слушали музыку, обсуждали любимые и не очень рок-группы и музыкантов. Андрей повеселел, будущее виделось уже не в таком чёрном свете, как утром.

Один раз, правда, Сергей, подойдя сзади, приобнял его и погладил по плечу, Андрей невольно вздрогнул и с таким ужасом глянул на приятеля, что тот отшатнулся.

– Ты чего так испугался, Андрей? Ты парень аппетитный, конечно, и я не прочь с тобой… но только, если ты сам захочешь, насиловать тебя я не собираюсь, так что расслабься, парень, – насмешливо проговорил Сергей, томно ухмыляясь и раздевая приятеля глазами.

Объявили посадку на поезд «Самара-Москва», Андрей с Сергеем подхватили вещи и пошли на перрон. На платформе стояли мать и… Вадим, оба пристально всматривались в идущих пассажиров, и пройти мимо них незамеченными не было никакой возможности. Андрей подошёл к ним со смущённой улыбкой, поздоровался. Его сердце бешено забилось, он не знал, как поведёт себя его приятель, а теперь ещё и любовник. Не представлял он и как самому вести себя с Вадимом.

Вадим смотрел на него, как и раньше, глазами преданной собаки, мучительно вглядываясь в лицо Андрея и пытаясь понять, не злится ли он на него. Парень не раскаивался, что сорвался той ночью, наоборот, Вадим был так счастлив, что казалось, был готов умереть хоть сейчас. Всё, чего он страстно и безнадёжно желал, неожиданно, удивительным образом свершилось, как в сказке.

Мать с красными, заплаканными глазами обняла Андрея, тайком ото всех сунула ему небольшой узелок и шепнула в самое ухо:

– Сынок, это деньги, из тех, что ты мне давал. Не все, конечно, остальные пришлю, когда устроишься, – и уже обычным голосом воскликнула: – Ой, сынок, будь осторожней там. Дай Бог тебе удачи! Не болей, сынок, не забывай звонить, – Любовь Васильевна зацеловала Андрея. Он стоял смущённый, но довольный. Ему сейчас было очень плохо, и материнская ласка немного смягчала душевную боль.

Честно говоря, в этот момент ему ужасно хотелось только одного – махнуть на всё рукой, в том числе и на Москву, вернуться с матерью домой и вычеркнуть из памяти всё случившееся. И пойдёт своим чередом его весёлая, беззаботная прежняя жизнь. Боже, как хорошо было раньше, до того, как он стал извращенцем! Но нет, ничего, как прежде, не будет, и время не повернуть вспять!

– Тётя Люба, можно Андрея на минутку, – робко попросил Вадим. Сергей взял у Андрея сумку с вещами, подхватил под руку Любовь Васильевну, и они пошли вдоль вагонов.

– Андрей, мы у нашего вагона будем, – крикнул через плечо Сергей приятелю.

Андрей стоял, понурив голову, не смея поднять глаза на друга. Вадим, не обращая внимания на окружающих, обхватил лицо Андрея обеими руками и заставил-таки парня взглянуть на себя.

– Андрей, я люблю тебя, – прошептал Вадим. – Ты прости меня, если сможешь. Это из-за меня ты уезжаешь, я знаю. Но, помни, я не каюсь. Это была сказочная ночь! Я даже мечтать об этом не смел. Раньше ты был моим наваждением, теперь я всё получил от этой жизни и готов к жизни иной.

Андрей испуганно вскинул глаза на друга:

– Ты о чём, Вадим?

– Не бери в голову, Андрюша, всё нормально. Я счастлив, а ты прости меня, если сможешь, не со зла я… не сдержался… О ребятах не беспокойся, я им всё объясню. У тебя всё получится, я знаю. Не держи на меня зла, – мягко улыбаясь, Вадим ласкал друга глазами. Ему мучительно хотелось сгрести в охапку своего худенького Андрюшку, прижать к себе и зацеловать его всего, затискать, но нельзя. Вадим был из тех немногих людей, которые не страдают по тому, чего у них нет или отняли, а радуются тому, что у них есть. Он получил-таки безумную, шальную и сладостную ночь любви и был безмерно благодарен и Богу, и Андрею за неё. – Будь счастлив, Андрей! Я люблю тебя, и всегда буду молиться за тебя.

Вадим всё-таки на мгновение прижал парня к себе, чмокнул в лоб и легонько оттолкнул от себя.

– Прощай, Вадим, всего хорошего. Да, я ключи от твоей квартиры оставил на базе. А как ты узнал, что я уезжаю и каким поездом? – вдруг осенило Андрея.

– Мама твоя сегодня утром пришла ко мне, думала, ты у меня ночуешь. Она и рассказала, что ты решил в Москву податься. Это ты правильно надумал, у тебя талант, тебе нужно идти дальше. Ты только осторожнее с этим Сергеем, как бы не обидел. Ну, ты иди, а то тётя Люба меня прибьет. Счастливо тебе, – Вадим ласково улыбнулся, Андрей тоже расплылся в смущённой улыбке, кивнул и пошёл к своему вагону.

– …Вот так закончилось моё детство, – промолвил задумчиво Андрей. – Вы, Марина, не осуждайте меня. Даже не верится, что это был я. Кажется, что я пересказывал вам сейчас сюжет какого-то фильма или книги про молоденького паренька, своего тёзку.

– А это и были не вы. Настоящий Андрей Климов – сорокалетний статный мужчина, умный, с прекрасными манерами и отличным голосом рок-певец, а не худенький паренёк, провинциальный музыкант, напуганный необычным сексуальным опытом. Я, Андрей, давно уже никого не осуждаю. Всё, что с нами в жизни происходит, случается не просто так – значит, так было нужно. Жизнь, как строптивая кобылица, может взбрыкнуть в любой момент и понести, не всегда мы можем ею управлять, – Марина немного помолчала, любуясь на резвящихся чаек, а потом спросила: – Вы не знаете дальнейшую судьбу Вадима?

– О, Вадим ещё раз меня удивил, да, наверное, не только меня. Вскоре после моего отъезда он покинул группу и ушёл в монастырь, – Марина изумлённо взглянула на мужчину. – Сейчас он живёт в Вознесенском Макарьевском мужском монастыре в Татарии. Я года два назад, побывал у него в гостях. Вадим, а ныне отец Андрей, очень мне обрадовался. Мы тогда часа три пробыли вместе и не могли наговориться.

…Монастырь располагался на берегу Волги недалеко от Свияжска. Не на вершине крутого берега и не внизу, а где-то посередине, в лесу. Уже подъезжая к поселку Введенская слобода, Андрей почувствовал, что попал в другой мир – было тихо, покойно, дышалось легко, и на душе было светло. Он остановил машину и вышел.

Сентябрьский лес был вызывающе красив в своём ярком, кричащем уборе из разноцветных листьев. День был тихий, безветренный, пахло прелыми листьями, влажной землёй, сосновой смолой и хвоей. Непривычная для москвича тишина сначала оглушила его, звеня в ушах, затем Андрей стал различать тихий шелест листвы, хруст ветки, чириканье невидимой пичужки. Лес жил своей привычной жизнью со своими радостями и трагедиями, подвигами и предательствами, победами и поражениями, и ему решительно не было никакого дела до одиноко стоявшего мужчины.

Андрей всей грудью вдохнул чистый прохладный воздух и сомкнул веки. Как хорошо! Он открыл глаза, огляделся по сторонам и заметил небольшую ёлочку, растущую сиротой среди лиственных деревьев. Стоящий рядом с ней крепкий, сильный клён опекал ёлочку и нарядил её, как на Новый год, только вместо игрушек малышку украшали жёлтые, красные, лимонно-зелёные опавшие листья. Нахлынувшая тоска сжала сердце в тиски: Андрей, как эта ёлочка, всегда чувствовал себя рядом с Алексом защищённым, обласканным и любимым. Он застыл на месте, стараясь почти не дышать, пережидая разрывающую грудь боль. Вроде бы отпустило.

На ватных после приступа ногах Андрей прошёлся по ковру из сухих листьев, которые так мило шуршали, и вспомнил стишок, который они с Ромашкой выучили, когда тому было четыре года:

Андрей улыбнулся, посмотрел на ёлочку, провёл рукой по её нежным хвоинкам и порадовался за малышку: она не сможет натворить глупостей, как он, не убежит от того, кто её любит.

Дверь распахнулась, и в гостевую комнату вошел крупный, плечистый мужчина с окладистой бородой. Он повёл головой по сторонам, уткнулся взглядом в Климова. Глаза иеромонаха округлились от удивления, когда он понял, кто к нему приехал в гости, и расцвёл. Андрей вскочил и поспешил навстречу к другу. Вадим и раньше был высоким и крепким парнем, а с возрастом раздался, так и вовсе огромным стал. Рядом с ним Андрей, как и прежде, ощущал себя маленьким и хрупким. Вадим, а ныне иеромонах отец Андрей, по-прежнему смотрел на приятеля восхищёнными и преданными глазами.

– Вот так радость нежданная! Меня благословили на встречу с братом. Я всё голову ломал, кто бы это мог быть: брат не мог приехать, он у меня ни разу не был, считает меня или сумасшедшим, или юродивым, с чего бы ему ехать ко мне в такую даль? Мама поначалу приезжала, я тогда в другом монастыре жил, умоляла вернуться, грозилась, плакала, а потом махнула рукой и вычеркнула меня из своей жизни, так что у меня, почитай, лет пятнадцать гостей не было. Я уж, грешным делом, подумал, не мать ли умерла, – рокотал баском отец Андрей, не сводя глаз с Климова.

– С матерью твоей всё в порядке, во всяком случае, два месяца назад она была жива и здорова, – поспешил Андрей успокоить друга. – Недавно мне Света, сестра моя, рассказала, что ты в монахи ушёл, в Татарии в мужском монастыре живёшь. Я стал искать тебя и нашёл. Вот, в гости приехал.

Вадим помрачнел и глухо спросил:

– Искал… Выходит, ты до сих пор меня не простил?

– Да ты что, Вадим!

– Не Вадим, а отец Андрей, – наставительно поправил монах приятеля.

– Отец Андрей… Выходит, мы теперь с тобой тёзки, – улыбаясь глазами, произнёс Климов. Лицо Вадима просветлело и засияло:

– Выходит так. Случайно так получилось, без моей воли. Меня нарекли Андреем, когда я схиму принимал, но я усмотрел в этом особый знак – простил меня Господь. Я за тебя каждый день молюсь, Андрюша. Я всё боялся, не сломал ли я тебе жизнь тогда, в самый мой счастливый день, прости Господи, точнее ночь. Любовью порой можно покалечить и сильнее, и больнее, чем злобой… Не проклинал ты меня? – чуть слышно спросил Вадим, его крупное лицо подёрнулось страданием.

– Нет, Вадим, я винил только себя – свою слабость, своё малодушие, тебя я ни в чём не упрекал. Никогда. А со временем и себя перестал – что случилось, то случилось, – Андрей с какой-то непонятной самому себе нежностью смотрел на этого большого бородатого мужчину, от которого, как и раньше, веяло заботой и теплом.

– Зачем же ты меня искал, Андрюша? – вопрошал отец Андрей, ласково глядя на гостя.

– Честно? Не знаю. Просто почувствовал, что мне нужно повидать тебя, – задумчиво ответил Климов. Немного помолчав, он вскинул глаза на собеседника и виновато спросил:

– Вадим, ответь мне честно, ты из-за меня, из-за того, что я тогда сбежал в Москву, ушёл в монахи?

– Э, ты чего удумал? – с жаром зашептал отец Андрей. – Ты себя не вини, я лет с двадцати хотел уйти из мира, да ты держал. Слаб человек, не мог я найти в себе сил оставить тебя и лишиться удовольствия находиться рядом с тобой, видеть тебя, слышать тебя. А уж потом, когда все мои мечты и желания с лихвой осуществились, я понял – пора. Ты не вздумай жалеть меня. Вам, мирянам, не понять. Я счастлив, Андрюша, душа моя покойна и полна светлой радости.

Отец Андрей с нежностью разглядывал друга и еле слышно произнёс:

– Каким же ты красивым мужчиной стал, Андрей! Господи, прости меня, грешного! Ты и раньше-то как картинка был, но то был мальчик, а сейчас мужчина, да ещё какой. Ну, как ты живёшь? Женат?

– Живу потихоньку. Женат, два сына у меня – Денис и Роман, пою в металлической рок-группе, диски выпускаем, на гастроли ездим. Квартира у меня в Москве, дом в Подмосковье, – скромно рапортовал Андрей, Вадим довольно кивал.

– Не изменил ты, значит, року, молодец! Я верил, что у тебя всё получится, что всё будет хорошо. Ты славный человек, Андрюша, талантливый музыкант, – похвалил Вадим друга и негромко добавил: – Счастлив?

Андрей вздохнул и пожал плечами, мол, кто знает.

Прощаясь, Вадим, а ныне отец Андрей, перекрестил Климова:

– Бог да благословит тебя, Андрей. Я каждый день поминаю тебя в своих молитвах, теперь и за деток твоих молиться стану. Денис и Роман, правильно? – Андрей кивнул.

Марина встала с шезлонга, собираясь искупаться в море. Повернув голову в сторону Андрея, женщина пристально посмотрела на него.

– Я не знаю всего, но из того, что вы успели мне рассказать о себе, Андрей, можно сделать вывод: что ни говори, а один человек на Земле всё же есть, кто вас преданно и по-настоящему любит. Это не так уж мало, поверьте, – задумчиво произнесла Марина, похлопав по руке Андрея. – Идёмте со мной в море, окунитесь. Плавать вам нельзя, а так… бултыхаться в водичке – вполне можно и даже нужно.