Читать книгу Треугольник Пенроуза - Илана Кузьмина - Страница 6

Подъезжая к Казанскому вокзалу, Андрей немного волновался. Он не видел мать с того дня, как уехал вместе с Сергеем в Москву. Кажется, это было так давно. Парень даже не подозревал, что так соскучился по маме. Андрей увидел мать издалека, и сердце его болезненно сжалось: как постарела мама, и не без его участия. Губы его предательски скривились, прости, мама, но тут же расплылись в счастливой улыбке.

Пока он дошёл, точнее, добежал до нужного вагона, какой-то незнакомый мужчина поставил у ног матери большую сумку и собирался вернуться в вагон, но Любовь Васильевна его остановила:

– Спасибо, молодой человек, сынок мой идёт, остальное он вынесет. Спасибо вам!

Женщина смотрела на сына восхищёнными глазами. Андрей подбежал к матери, они обнялись. Чуть погодя Любовь Васильевна отстранилась от сына, вытирая платочком глаза, погладила Андрея по голове и зацеловала всего, приговаривая без устали:

– Андрюшенька, сыночек, красавец ты мой, Андрюшенька… А взрослый какой стал! Уехал мальчиком, а сейчас – настоящий мужчина!

Его глаза тоже влажно блестели. Сейчас парень ощущал себя маленьким мальчиком, было так хорошо – мама приехала. Любовь Васильевна спохватилась:

– Андрюша, там сумки вынести нужно, место пятнадцатое.

Все пассажиры уже вышли, но проводница, пожилая тётка, терпеливо ждала, пока мама с сыночком встретятся, наобнимаются, нацелуются, наплачутся и вспомнят, наконец, про вещи – у самой дома сынок примерно такого же возраста, младшенький. Она проводила парня к вещам – двум огромным сумкам, с которыми челноки ездят за вещами. Андрей еле вынес их на платформу, как кирпичами сумки набиты.

Около матери крутился носильщик с тележкой, она отмахивалась от него, но мужчина был настойчив.

– Да уйди ты, говорю, сами донесём! Такие деньжищи платить, с ума сошёл, что ли?

– Мама, успокойся, – весело проговорил Андрей, пристраивая на тележку сумки. Он что-то шепнул носильщику. – Не дороже денег. Пошли, мама.

Они шли за носильщиком, толкающим тележку, лавируя между потоком снующих туда-сюда людей. Любовь Васильевна во все глаза смотрела по сторонам и восхищалась, и поражалась. Она впервые была в Москве, да вообще второй раз уехала из Самары. В первый раз, а это было лет пятнадцать назад, они с работы ездили в Ульяновск на экскурсию в Ленинский мемориал. И вот теперь Москва, где уже без малого три года живёт её сын.

Как изменился Андрей! Отец пугал её, что эти рокеры все поголовно пьяницы или наркоманы, да и Москва – настоящий вертеп порока и разврата. Как она боялась увидеть своего сыночка небритым опустившимся человеком! А он вон каким красавцем стал! Чистенький, модно одетый, взгляд умный и уверенный.

– Андрюша, мы сейчас на метро поедем? Я так хочу своими глазами посмотреть на станции метрополитена, на эскалатор!

– Нет, мама, – усмехнулся Андрей, – на метро я тебя потом покатаю, когда без сумок будем, а сейчас на машине доедем.

– Да ты что, сынок, на такси, что ли? – испуганно воскликнула Любовь Васильевна. – Тут такие расстояния, никаких денег не хватит, а на метро недорого, мне говорили.

– Мама, у меня своя машина.

Носильщик подвёз тележку с вещами прямо на автостоянку, получил деньги и ушёл. Андрей открыл дверцу машины, положил в багажник сумки. Любовь Васильевна стояла и испуганно смотрела на автомобиль, потом взглянула на сына. Господи, не к бандитам ли подался? Отец всю жизнь на свою «Волгу» копил, а этот за три года на такую красавицу заработал.

– Сынок, ты во что ввязался? – дрожащим голосом спросила она. – Честным путём на такую машину не заработаешь.

– Мама, не волнуйся ты. Этот мерседес не мой, а Клавдии Алексеевны, я по доверенности пользуюсь машиной, – с улыбкой успокоил мать Андрей. – Садись, мама, поехали.

Любовь Васильевна успокоилась и во время поездки просто наслаждалась проплывающими мимо пейзажами Москвы. Она знала из телефонных звонков Андрея, что он поёт в какой-то рок-группе, учится на каких-то курсах, снимает комнату у какой-то женщины Клавдии Алексеевны. Знала-то она знала, но всё равно боялась увидеть всё своими глазами. Мало ли что он говорит, может, просто не хочет расстраивать мать, но вроде бы всё нормально. Слава Богу! Не пропал её сыночек в огромном городе, не сломался.

Они вышли из машины, Андрей взял вещи и они пошли к подъезду солидного на вид дома. Любовь Васильевну ждало новое потрясение: просторный вестибюль, залитый светом, широкая лестница с витыми перилами, консьержка, заулыбавшаяся во всё лицо, увидев их. Будто и не жилой дом, а какое-то учреждение. Чудно!

Осмотрев квартиру, она только вздохнула и слегка насмешливо проговорила:

– Богато живёшь! Что, сынок, ты, в самом деле, бесплатно живёшь в такой шикарной квартире? Дай Бог здоровья Клавдии Алексеевне!

Андрей сиял, как солнышко, ему так хотелось удивить мать, показать, что у него в жизни всё отлично, чтобы они с отцом гордились им.

Прохаживаясь по комнате, Любовь Васильевна увидела на полке книги на английском и русском языке.

– Книжки хозяйские? Для солидности стоят? – насмешливо спросила она, зная нелюбовь сына к чтению.

– Почему же, это мои книги. Ты думаешь, я всё тот же балбес, каким был до отъезда? – Андрею так хотелось похвастаться перед мамой своими успехами, что он не удержался. – Мама, я теперь спокойно говорю на английском, немецком и французском языках, книги читаю на английском языке, вообще, читать пристрастился; научился мелодии записывать с помощью нот и читать с листа музыку; грамотно петь. Понимаешь, мама, я ведь раньше был уверен, что хорошо пою. Какой же я самодовольный и глупый был! Раньше я не пел, а так, мяукал.

Прижав сына к груди, Любовь Васильевна прослезилась и, всхлипывая, пробормотала:

– Андрюша, какой ты у меня молодец! Я так горжусь тобой!

Вскоре внимание матери привлекли фотографии на стене. На месте фотопортрета Клавдии и её родителей теперь висели фотографии Андрея. На одной – он был запечатлен во время выступления, на другой – Андрей стоял в чёрном костюме с приталенным пиджаком и белоснежной рубашке под руку с Клавдией. Она эффектно смотрелась в изящном задрапированном до талии длинном платье изумрудного цвета. Этот снимок был сделан в самом начале их знакомства на открытии ночного стриптиз-клуба «Dolls». Андрей очень нравился себе в этом дорогом костюме, сидевшем на нём как влитой, и он пошептался с фотокорреспондентом какого-то издания, чтобы тот щёлкнул их с Клавдией, сунул ему денег и взял телефон, чтобы созвониться потом и узнать, когда и где можно будет забрать фотки.

Андрей хорошо запомнил тот день – они чуть не поругались с Клавдией вечером. На открытии клуба собрался весь бомонд, Андрей старался держаться легко и непринуждённо, но чувствовал себя не в своей тарелке. Эти полуголые стриптизёрши на сцене, «графья» с девицами и дамами, увешанными драгоценностями… Все неестественно улыбались, сверкая искусственно белоснежными зубами… Не его это всё, не его! Хорошенький паренёк не остался незамеченным. Андрею льстило внимание женской половины, но эти напыщенные дамы и девицы раздражали его и пугали. Нет, его место не здесь. Вернувшись в тот день домой, Андрей заявил своей покровительнице, что учиться он всегда согласен, а светские тусовки – не для него, ему это не нужно. Клавдия развела руками – хотела как лучше. Она думала, парню будет приятно и полезно завести знакомства в высших кругах, познакомиться с девушками из «приличных» семей. Но нет, так нет. Клавдия и сама не любила светскую жизнь, а потому и не настаивала. В дальнейшем она водила Андрея только на концерты, спектакли и выставки.

– Андрюша, какой ты тут красавчик! Прямо как артист! – воскликнула восхищённо мать. – А кто это рядом с тобой, что за женщина?

– Это Клавдия Алексеевна.

Мать остолбенела. Она почему-то представляла Андрюшину квартирную хозяйку старенькой бабушкой, которой нужна живая душа рядом – водички подать, в магазин сбегать или в аптеку, врача вызвать, если что. А тут – миловидная, ещё достаточно молодая женщина лет сорока, не больше. О, прав был отец! «Наш Андрюша парень не промах: нашёл какую-то молодящуюся овцу и спит со старухой ради её денежек, как проститутка!» – вспомнились ей насмешливые, с издёвкой слова мужа.

– Сынок, ты что, живёшь с ней? То есть… – она замялась, не зная, как сказать. – Ну, ты меня понимаешь… Сколько ей лет? Я думала, она старушка.

– Мы с Клавдией просто друзья, для всех я её племянник, – рассмеялся Андрей, видя смущённое замешательство матери. – Да, она ещё далеко не старушка, ей всего сорок четыре года, но нет, мама, я не сплю с ней, если ты об этом.

Любовь Васильевна долго всматривалась в лицо красивой и холёной женщины на фото, стоящей в красивом платье под руку с её сыном, поджала губы и вздохнула. Она сама была моложе Клавдии на два года, но где она и где Клавдия! Она ещё раз горько вздохнула. Все женщины мечтают быть красивыми и обольстительными, но, увы, не всем это доступно. Раз Андрюшина квартирная хозяйка – не старушка, тогда зачем ей надо сдавать комнату парню? Ясно как белый день, она влюбилась в молодого симпатичного паренька, захотелось стареющей мадам молодого крепкого тела. Но как это объяснить Андрею? Да и надо ли? Женщина ещё раз вздохнула, подошла к сыну, наклонила его голову, поцеловала в щёчку и улыбнулась.

После душа и завтрака Любовь Васильевна чувствовала себя посвежевшей, отдохнувшей и готовой к подвигам. Андрей «покатал» мать на метро, сияя от радости при её восторженных охах и ахах, как будто это именно он, своими руками сотворил эту величественную и неповторимую красоту. Они погуляли по Красной площади, полюбовались на Собор Василия Блаженного, прошлись с экскурсоводом в составе небольшой группы по внутренним просторам Кремля. Узнав, что у Андрея есть цветной фотоаппарат (они только начали появляться в Самаре, и цветные фотографии были диковинкой), Любовь Васильевна без устали фотографировалась. Потом Андрей покатал мать на машине по памятным местам Москвы.

Перед отъездом жены из Самары Александр Петрович сунул ей в руки пачку денег и буркнул:

– Вот, возьми, я тут подкопил деньжат немного. У Андрюшки скоро день рождения, купи ему там, в Москве, что-нибудь из одёжки, пообносился, поди, за три года.

Услышав слова отца, Андрей был растроган, отец помнит о нём, заботится, и вместе с тем задет за живое. Ну почему отец считает его ни на что не годным! Почему он думает, что я балбес, лодырь, что меня любой обведёт вокруг пальца? Почему он считает меня ничтожеством! Внутри него пробежала горячая волна не отболевшей обиды, которая, достигнув сердца, больно его сжала, так невыносимо больно, что стало трудно дышать, и Андрею показалось, что он сейчас потеряет сознание, но нет, отошло. Чернота перед глазами рассеялась, боль в сердце прошла, но ноги и руки были как ватные, нижняя губа предательски дрожала. Андрею было почему-то стыдно, и чтобы мать не заметила его слабости, он улыбнулся, пожёвывая губы, и бодро-весело быстро заговорил, на тон выше, чем обычно:

– Нет, мама, не надо мне ничего, на еду и одежду мне вполне хватает, а вам деньги пригодятся. Или Свете что купи, ей в семнадцать лет модные вещички не помешают. Я Светланке и отцу джинсы и кроссовки купил в подарок, настоящие, фирменные, а не подделку, а тебе мы купим платье или костюм, какой тебе понравится. Сама выберешь.

Несмотря на сопротивление матери, Андрей отвёз её в магазин женской одежды, который посоветовала Клавдия. Войдя в большой шикарный магазин, увидев манекенов, одетых в элегантные туалеты, и продавщиц, смотрящих на неё как на неодушевлённый предмет, не достойный их внимания, первым желанием Любови Васильевны было бежать отсюда куда глаза глядят. Куда меня Андрей привёл?! Разве это для меня? Но Андрей, поддерживая мать за локоток, настойчиво проводил её в зал, где длинными рядами висели на плечиках платья и костюмы.

– Ты пока присмотрись, мама, я сейчас, – негромко сказал Андрей и с ослепительной улыбкой подошёл к девушке-продавщице, пустив в ход всё свое обаяние, действующее безотказно. Та не могла не оценить прилично одетого молодого красивого парня, небрежно поигрывающего ключами от иномарки и держащегося непринужденно и уверенно. Услышав, что женщине нужно подобрать платье или костюм, а также туфли к нему, она нехотя занялась покупательницей, томно посмотрев на Андрея, говоря глазами: «Тобой я не прочь заниматься всю ночь».

Любовь Васильевна поначалу чувствовала себя неуверенно и зажато, ей хотелось быстрее отсюда уйти, но вещи, которые висели на плечиках, были такие простые и вместе с тем элегантные, такие красивые, что в ней проснулась Женщина. Эта Женщина решительно отбросила робость и смущение, растопила надменную неприступность продавщицы, напомнив той, что она не дочка олигарха и даже не принцесса, и вскоре они как две подружки весело щебетали, рассматривая платья и отбирая кое-что для примерки.

Про Андрея женщины вспоминали, лишь когда мать выходила из примерочной в новом наряде, да и то ему отводилась роль безмолвного зрителя. Дамы сами решали: подходит – не подходит, хорошо – не хорошо.

Андрей впервые взглянул на мать глазами взрослого человека и был поражён: его мама, которую он считал если не старухой, то уж пожилой женщиной точно, оказывается ещё совсем молодая женщина. Разрумянившаяся от удовольствия, с горящими восхищёнными глазами Любовь Васильевна сейчас смотрелась намного моложе своих сорока двух лет.

«Как же шопинг преображает женщин! Как молодит! – подумал Андрей, восхищаясь похорошевшей матерью, и закончил мысль заметкой на будущее: – Если у меня когда-нибудь будет любимая женщина, жена, нужно будет почаще устраивать ей такие праздники, чтобы всегда помнила, что она женщина, и всегда чувствовала себя женщиной. Встречу же я когда-нибудь свою любовь. Не может такого быть, чтобы я так и не встретил девушку, которую полюблю по-настоящему».

Отойдя к окну, Андрей посматривал то в окно, то на мать и твердо решил съездить в Самару в январе, на день рождения отца. Не убьёт же отец его, в самом деле! Поговорят они как два взрослых мужика, Андрей расскажет ему о своей жизни, о своих успехах… Пора кончать с этой ссорой. А как мама будет рада! Андрей понимал, что его размолвка с отцом и внезапный уход из дома внесли немалую лепту в процесс старения матери. Чувства вины перед матерью и досады на отца вносили ложку дёгтя в бочку мёда в последние три года. Нет, решено, съезжу в январе домой, в Самару!

Вечером, приняв душ, поужинав и напившись чаю, Любовь Васильевна блаженствовала в кресле-качалке.

– Ой, хорошо! Спасибо тебе, Андрюшенька, такой ты мне праздник устроил! Какой ты у меня молодец! – женщина прослезилась от переполнявших её чувств. – За платье с туфлями – отдельное спасибо! Скоро у Степана (Степан Васильевич был её родным братом) будет юбилей, пятьдесят лет, наряжусь в обновку, как королева буду! Ты, Андрюша, не забудь послать дяде поздравительную телеграмму.

Предвкушая триумф среди родни на празднике, Любовь Васильевна помолчала, счастливо улыбаясь, а потом снова заговорила:

– Андрей, я ведь забыла тебе рассказать, отец машину покупает, уже задаток перечислил. Вот я приеду домой и вскоре он отправиться в Казань за машиной, там дешевле, а ехать тут до нас всего ничего.

Отец Андрея всю свою трудовую жизнь работал шофёром и всю жизнь мечтал купить «Волгу» белого цвета. Именно «Волгу» и именно белоснежную. Это была не просто мечта, а идея-фикс. Александр Петрович долго копил на свою «ласточку», и вот его мечта почти сбылась. Андрей довольно улыбнулся, радуясь за отца.

На другое утро Любовь Васильевна встала пораньше, сварила борщ, приготовила большую кастрюлю голубцов.

– Вот, Андрюша, кушай сам и Клавдии отвези, знаю я, как в больницах кормят.

Посадив мать на поезд, Андрей отправился в больницу к Клавдии, захватив мамины голубцы, а также крыжовник, огурчики и большие розовые помидоры из родительского огорода. По дороге он вначале думал о маме, об отце, о сестрёнке, превратившейся в его отсутствие из глупой девчонки в юную девушку, и в который раз утвердился в своём решении съездить в январе домой. В конце концов, он не бандит, не наркоман, стыдится ему нечего. Потом мысли мало-помалу начали перестраиваться на насущные проблемы. Ну, не проблемы, а так, всякие текущие вопросики, которые нужно решать, ибо из мелочей и складывается наша жизнь.

Он разрешил себе вспомнить свою близость с Клавдией, изумившись тому факту, что это было всего две ночи тому назад. Ему казалось, что ночь, когда он занимался любовью с Клавдией, была давным-давно, так давно, что когда он убеждал мать в том, что они с Клавдией просто друзья, он был абсолютно честен перед Любовью Васильевной и сам искренне полагал, что говорит правду. Его разум воспринимал близость с Клавдией как нечто иррациональное и одноразовое. Он помнил каждый вздох и сладкий стон, каждое прикосновение, всё до мелочей, но ощущал происшедшее как очень яркий, реалистичный сон, который сладкой истомой отзывается в теле, заставляя учащённо биться сердце и сбивая дыхание, и который приятно вспоминать, но невозможно увидеть повторно. И ты это понимаешь и принимаешь как данность. Это сон, его по желанию не «показывают».

Войдя в палату, Андрей был удивлён, увидев совсем больничную картину: Клавдия лежала под капельницей. Сам он никогда в больницах не лежал, но ходил к матери, когда ей удаляли аппендикс, к другу – в травматологию, куда тот попал после аварии, и был уверен, что капельницы ставят только тяжелобольным. Он взглянул на Клавдию растерянно и немного испуганно.

– Проходи, Андрей, не обращай внимания, скоро уже закончится и капельницу уберут, – Клавдия говорила тихо и медленно, устало, но глаза улыбались.

– Я тут голубцов принес, мама приготовила, только они, наверное, уже остыли. Можно тут где-нибудь разогреть?

– Можно, только я не очень-то хочу есть, больше пью, но спасибо. Положи в холодильник.

Андрей стал выкладывать принесённые продукты на тумбочку, потом что-то убрал в холодильник, ягоды и один помидор помыл, заодно налив в вазу воды для принесенных гладиолусов. Всё это время он старательно не смотрел на Клавдию, да и повышенная суетливость и необычная говорливость выдавали его волнение. Поставив мисочки с нарезанным крупными дольками помидором и крыжовником так, чтобы женщина могла их достать лёжа, Андрей наконец сел, взглянул открыто и весело на лежащую женщину, перебарывая в себе неловкость и робость, и наткнулся на взгляд Клавдии, настороженный и колючий, да и вся она была напряжена до предела.

– Это из дома крыжовник? Я с детства его люблю, у нас на даче рос. А помидоров таких огромных я никогда не видела, как они на ветке-то висят? – спросила она просто для того, чтобы что-то сказать.

– Этот сорт помидоров у нас называют «бычье сердце», попробуй, очень вкусно. Под ветки отец специальные подборки ставит, правда, я особо в технологию не вникал, – Андрей говорил спокойно, чуть насмешливо, ласково улыбаясь глазами, оставаясь прежним Андреем, которого Клавдия знала уже не один год. Она расслабилась, улыбнулась.

– Ну, рассказывай, Андрей, какие новости, как с мамой пообщался?

Они разговаривали, но их глаза вели свой тайный диалог друг с другом. Его взгляд говорил: «Я по-прежнему благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала, уважаю и высоко ценю тебя и как женщину, и как человека. Я люблю тебя, но той любовью без примеси сексуального желания, какой любят родителей, дедушек и бабушек, детей и учителей», а её глаза отвечали: «Я понимаю, что ты очень молод и не можешь меня любить так, как я тебя, но не беспокойся – просто будь рядом и оставайся самим собой, этого вполне достаточно».

Их отношения, практически матери и сына, устраивали обоих, а то, что было один раз, – приятное исключение, которое никогда не повторится. Оба понимали, что это правильно. Единственная ночь любви была прекрасна и осталась их тайной, связывая невидимыми нитями любви и нежности их души.

Чуть больше двух недель Клавдия пролежала в больнице, до самого конца августа. Андрей навещал её каждый день, приносил, что было нужно, и развлекал разговорами. Они, как бы соблюдая негласный договор, заключённый между ними, ни разу не упомянули о той ночи любви. Не выдав себя ни словом, ни делом, даже когда они бывали одни, и Андрей, и Клавдия знали, что они оба ничего не забыли, по особой мягкой нежности в глазах обоих, появившейся в них.

Поздняя любовь горит без искр и дыма, но её огонь настолько ярок и силён, что может опалить и даже сжечь и того, кто любит, и объект любви. Позднюю любовь, как и первую, трудно контролировать, но уж если человеку хватает внутренней силы и дисциплины держать чувства в ежовых рукавицах, то она щедро одаривает обоих: жизнь наполняется до краёв нежностью, ласковым теплом, осмысленностью и тихой радостью бытия.

Сегодня Клавдия должна была вернуться из больницы домой. Андрей шёл по коридору отделения неврологии, к нему быстро подошла медсестра и попросила пройти в кабинет заведующего отделением.

Постучав в дверь, Андрей вошёл, поздоровался, сел в указанное кресло и озадаченно посмотрел на лечащего Клавдию врача с пышными усами и смешно увеличенными линзами очков глазами. Только сейчас Андрею было не до смеха, он чувствовал, что ничего хорошего он не услышит, и оказался прав.

– Молодой человек, вы живёте вместе с тётей, Клавдией Алексеевной, или отдельно?

– Вместе, – недоумённо ответил Андрей.

– Это очень хорошо, – врач пожевал кончик авторучки и продолжил: – Вы в курсе, почему Клавдия Алексеевна у нас в отделении лежала?

– Да, – растерянно ответил парень, ему стало немного страшно, – для проведения профилактического курса, чтобы спина не болела, травма у неё какая-то была раньше.

– Вот как. Да нет, всё гораздо серьёзнее. Клавдия Алексеевна не хотела, чтобы вы, молодой человек, знали о её болезни, но я считаю, вам необходимо знать, для её же пользы. Вы умный, порядочный и заботливый юноша, насколько я смог заметить. Так вот, около трёх лет назад Клавдия Алексеевна легла к нам на обследование, и ей был поставлен страшный диагноз – рассеянный склероз.

Андрей растерянно смотрел на доктора.

– Я понимаю, молодой человек, это вам ничего не говорит. Попробую объяснить. Все сигналы от органов и тканей к мозгу и, наоборот, от мозга на периферию передаются по нервным окончаниям. Наш организм на семьдесят процентов состоит из воды, которая является прекрасным проводником электрического тока, так вот, чтобы эти нервные импульсы не рассеивались, а попадали куда нужно, нервные волокна покрыты миелиновой оболочкой, создавая эффект электроизоляции. При рассеянном склерозе происходит частичное разрушение миелиновых оболочек нервных окончаний и происходит сбой в работе нервной системы. Эти участки демиелинизации могут увеличиваться и в размере, и в количестве.

Мы провели три года назад курс лечения и вызвали длительную ремиссию, то есть болезнь почти не проявляла себя. Клавдия дома, конечно, периодически принимала лекарства. С этим диагнозом можно прожить несколько лет, постепенно превращаясь в инвалида и умереть, испытывая жуткие боли, а можно лет двадцать – двадцать пять прожить вполне нормальной жизнью. Конец, правда, один и тот же. В последние полгода у Клавдии Алексеевны началось ухудшение состояния здоровья: головная боль, боль в глазах, слабость и дрожание в руках и ногах, тошнота и головокружение при вставании, ей стало тяжело глотать. Сейчас мы снова провели интенсивный курс лечения, вашей тёте получше стало, но мне не нравятся её данные МРТ3, в стволе головного мозга склеротических очагов стало намного больше, а те, что были раньше, сильно увеличились в размере.

– Почему? Не было же никаких травм, инфекций, стрессовых ситуаций, всё было нормально, – вскричал Андрей.

– Почему? Кто же его знает, это заболевание ещё мало изучено, – спокойно отвечал врач. – Я к чему это всё говорю, молодой человек, Клавдии Алексеевне необходимо постоянное лечение – инъекции, в том числе и внутривенные, массаж. Я слышал, у вас есть на примете какая-то медсестра, вы можете с ней договориться? – Андрей кивнул головой. – Замечательно. Сиделка ей пока не нужна, но от работ по дому желательно Клавдию Алексеевну освободить. Кроме того, за руль ей садиться ни в коем случае нельзя, следует избегать жары. И будьте начеку, если что – сразу звоните мне, вызывайте «скорую», – закончил доктор.

– Насколько это серьёзно? – спросил Андрей и сам был серьёзен, как никогда.

– Месяца через два-три снова сделаем МРТ, посмотрим динамику, там видно будет, – отвечал врач, вставая, и добавил: – Клавдия Алексеевна замечательная женщина, помогите ей наладить жизнь, чтобы она как можно меньше страдала и морально, и физически, не чувствовала себя инвалидом.

Андрей кивнул и проговорил:

– Будьте покойны, сделаю всё, что в моих силах. Спасибо, что рассказали.

В машине Андрей молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Клавдия недоумённо посматривала на него, не понимая, что происходит, но тоже молчала и, лишь почти подъезжая к дому, она всё же не выдержала и спросила:

– Андрей, что-то случилось? У тебя неприятности?

– Нет, всё нормально, дома поговорим, – довольно сухо ответил парень, Клавдия удивлённо посмотрела на него и нахмурилась.

Войдя в квартиру, Клавдия прошла в гостиную и почти плюхнулась на диван. Андрей отнёс сумку с вещами в её комнату и встал в дверном проеме. Клавдия сердито посмотрела на его насупленное лицо с поджатыми губами.

– Я слушаю, Андрей, – прищурив глаза, произнесла женщина не без издёвки. – Чем ты недоволен?

– Причем тут доволен, не доволен? – проворчал парень. – Клавдия, почему ты меня обманывала, почему скрывала свою болезнь? – с обидой в голосе спросил Андрей.

– Ах, вот в чём дело! Юрий Осипович всё-таки рассказал тебе, – её бледное лицо пошло пятнами. – Просила ведь, как человека!

– Да почему, почему я не должен знать от твоей болезни, скажи мне на милость? – вскричал Андрей.

– А зачем тебе знать, что я больна, что скоро стану инвалидом, – воскликнула с вызовом Клавдия, на глазах заблестели слёзы. – Ты молодой красивый парень, у тебя учёба, работа, девушки. Зачем мне нагружать тебя, постороннего человека, своими проблемами? Чем ты можешь мне помочь? – раздражённо закончила женщина.

– Посторонний? Значит, я для тебя посторонний человек? Извини, я думал, мы друзья, – с горечью сказал Андрей и быстро отошёл к окну. Его губы предательски дрожали, и он не хотел, чтобы Клавдия это заметила. – Ну, почему и ты, и отец считаете меня каким-то недоумком. Отец думает, что любой меня может одурачить, что певец, артист из меня, как из коровы балерина. Так, чего-то пищу со сцены, как он выражается, а сам ни на одном моём выступлении не был. А зачем? Он же уверен, что я бездарь и ничтожество. И для тебя я по-прежнему глупый провинциальный паренёк, ни на что не годный.

– Андрей, да я… – начала было с жаром Клавдия, но парень её перебил на полуслове:

– Пусть, пусть для тебя я посторонний человек, но ты для меня самый близкий друг, и твоя жизнь, твоё здоровье, твои проблемы мне не безразличны, – Андрей отошёл от окна и присел перед Клавдией на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне. – Не такое уж я ничтожество, поверь, – он невесело улыбнулся.

Клавдия ласково какое-то время рассматривала лицо Андрея, провела рукой по волосам.

– В какого красивого, сильного и порядочного мужчину ты превратился, Андрей, а я и не заметила, всё мальчиком тебя считала. Какое ты ничтожество?! Я горжусь тобой, я восхищаюсь тобой. Ты эти три года работал не покладая рук и достиг таких результатов, каких другие и за десять лет не в состоянии достичь. Я просто тебя оберегала.

Андрей встал и, улыбаясь глазами, твёрдо и решительно произнёс:

– Меня не надо оберегать, я не ребёнок, это я должен оберегать тебя, заботиться, потому что я твой друг, потому что я мужчина, в конце концов. Разделённая с другом радость возрастает в два раза, а разделённое горе уменьшается вдвое, – парень усмехнулся, увидев удивлённо поднятые брови Клавдии, и добавил: – Давай не скрывать ничего друг от друга, жить без секретов и тайн и вместе бороться с твоей болезнью. Всё будет хорошо.

– Я не сомневаюсь в этом, – Клавдия мягко улыбнулась. – Когда я выписалась из больницы три года назад, узнав впервые свой диагноз, я пошла в клуб – не могла одна сидеть дома. Ты не представляешь, как мне было невыносимо больно сознавать, как я буду одна в своей огромной пятикомнатной квартире постепенно превращаться в инвалида и когда-нибудь умру от голода, жажды и болевого шока, когда не смогу самостоятельно двигаться и позвать кого-нибудь на помощь. Однако верно говорят: Бог дает испытание, он же и посылает помощь. Встретив тебя, я перестала бояться одиночества, и болезнь практически не беспокоила меня. Я уверена, после купирования настоящего обострения, я ещё на несколько лет забуду о болезни, просто буду периодически принимать лекарства.

Клавдия говорила, казалось бы, Андрею, но на самом деле она убеждала саму себя, начиная верить в сказанное, хотя в глубине души не исчезал, а потихоньку подрастал и грыз страх. В этот раз всё было по-другому. Лечение в больнице лишь притупило неприятные симптомы, но они не исчезли полностью. Правая половина головы по-прежнему болела, слабость в руках и ногах была постоянной. Порой Клавдии казалось, что её ноги стали картонными и в любой миг могут прогнуться или вовсе сложиться. Особо пугало Клавдию то, что ей стало тяжело глотать. Этого раньше не было, и новый симптом болезни пугал.

– Ты не переживай, Андрей, всё хорошо. Шофёр у меня есть, это ты, по хозяйству мне будет помогать Вероника, я с ней вчера созвонилась, она согласна. Она же будет и лечить меня, если возникнет необходимость, под чутким руководством Юрия Осиповича. Так что, Андрей, ты спокойно занимайся своими делами, обо мне не печалься. Этот учебный год я пропущу, на следующий – как знать, может, снова на работу выйду.

– Вероника обед приготовила, так что ты отдыхай, а захочешь есть – обед в холодильнике. Мне скоро уйти нужно часа на два.

– Андрей, а как ты относишься к Веронике? – тихо спросила Клавдия и пристально посмотрела ему в глаза.

– В смысле, как? – парень удивлённо уставился на Клавдию. – Нормально отношусь. А что?

– Ты бы присмотрелся к Веронике. Она девушка добрая, неглупая, хорошо воспитана, чистая душой. Таких девушек сейчас почти не встретишь. Да и к тебе она явно неравнодушна. Может, это твоя судьба?

– Что? Нет, – искренне рассмеялся Андрей. – Нет, она, конечно, девушка хорошая, но у меня на неё ни в теле, ни в душе ничего не шевелится.

Он снова рассмеялся. Его смешило само предположение, чтобы он с Вероникой… Нет, абсурд!

– А зря, она была бы тебе прекрасной парой. Но ничего, она ещё молоденькая, да и ты тоже, время есть. Возможно, став постарше, ты по-другому на неё посмотришь, – заключила Клавдия.

Недавно посреди выступления, во время короткого отдыха, к Андрею подошёл незнакомый парень, сунул ему в руку визитку, негромко поздоровался, похвалил и, пробормотав: «Позвони, у меня к тебе деловое предложение», растворился в толпе. Андрей хихикнул, сунул визитку в карман и вспомнил о ней только дома, случайно наткнувшись рукой. Прочитав фамилию на визитке, парень чуть не вскрикнул от удивления: визитка принадлежала одному из лучших гитаристов в русском метал-роке, по мнению Андрея. В концертной эйфории и плохом освещении он не узнал Воронина, хотя его лицо показалось Андрею смутно знакомым. Ему и в голову не могло прийти, что Воронин может прийти послушать его. Что у него за предложение ко мне? Чего скрывать, Андрею льстило одно то, что Михаил Воронин знает о нём, но в группе Михаила есть вокалист, и неплохой. Андрей позвонил, и парни договорились о встрече.

В кафе было многолюдно, и Андрей слегка растерялся. Пока он лихорадочно соображал, как ему отыскать в этом полумраке Михаила, тот приподнялся и помахал ему рукой. Андрей расцвёл и поспешил к его столику.

– Привет! – весело поздоровался Андрей. Он старался держаться солидно, но возбуждение теребило его изнутри и прорывалось наружу глуповатой улыбкой, блеском глаз и учащённым дыханием.

– Привет, Андрей, присаживайся, – дружелюбно улыбнулся Михаил и кивнул подбородком на стул напротив себя. – Есть будешь?

Андрей отказался и вопросительно смотрел на Воронина, тот отодвинул пустые уже тарелки в сторону и слегка откинулся назад. Михаил был высоким худым парнем лет двадцати пяти с бледным лицом, обрамлённым чистыми, но жиденькими тёмно-русыми волосами до плеч. Он сидел, опустив голову, серьёзно и пристально смотрел на Андрея как бы снизу вверх. На лице Михаила с тонкогубым ртом и небольшим, чуть вздёрнутым носом приковывали к себе взгляд большие серые глаза. Они лучились каким-то странным светом, и Андрею показалось, что Воронин сканирует его или гипнотизирует. Андрей нервно поёрзал на стуле. Михаил усмехнулся и заговорил:

– Расслабься, Андрей, – Тот дёрнул плечами, мол, да я ничего, и действительно взял себя в руки. Он выпрямил спину и спокойно и уверенно взглянул в глаза Воронина. – Я несколько раз был на твоих выступлениях инкогнито, так сказать. Ты очень хорошо поёшь, классно держишься на сцене! Тебе не кажется, что ты перерос свою группу? Если честно, там никакой рост тебе не грозит. Короче, мы с Валеркой Марковым, это наш бас-гитарист, решили организовать свою группу, англоязычную. Ты, говорят, свободно болтаешь по-английски. Мы хотим играть в стиле пауэр-метал, – увидев, поднятые от удивления брови Андрея, пояснил: – Это быстрый мелодичный металлический рок, без рычаний и хрипения, да и вообще без обличений «социальных язв». У нас есть на примете гитарист и барабанщик, нужен вокалист, классный вокалист с сильным голосом, который легко берёт высокие ноты и держит их, играючи, сколько хочет. Догадываешься, о ком это я?

Андрей слегка пожал плечами и промолчал, но глаза ответили, не страдая излишней скромностью.

– До Нового года мы с Валерием дорабатываем в своей группе, у нас контракт, и уходим. Ты не хотел бы присоединиться к нам?

– Конечно! – быстро ответил, не задумываясь, Андрей. Он прекрасно понимал, что работать в одной группе с Ворониным и Марковым – это огромный шаг вперёд, это почётно. Он давно уже понимал, что оставаться и дальше в группе Кельта – это увязнуть, как в болоте, бессмысленно и надолго.

– Вот и ладушки! Я тебе дам записи концерта основателей жанра пауэр-метал – немецкой группы Helloween и немецкой же группы Gamma Ray. Ты поёшь не хуже их вокалистов, – Михаил довольно откинулся назад. – Я знаю, ты классные песни сочиняешь.

– Да нет, я только музыку пишу, тексты у меня как-то не очень… – виновато уточнил Андрей, но Воронин лишь счастливо засиял.

– И чудненько! Я, наоборот, неплохие стихи сочиняю и на русском, и на английском языках, по крайней мере, я так считаю, но музыка у меня ещё та. Как изволит выражаться Марков, мои мелодии «сиждутся на одной ноте, да и та плюгавая». Мы просто созданы друг для друга! – оба рассмеялись. – Надеюсь, ты понимаешь, что не надо болтать о наших намерениях с кем попало?

– Разумеется, – кивнул Андрей.

– Ну, лады, я буду держать тебя в курсе, номер твоего телефона у меня есть.