Читать книгу Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е - Илья Тамигин - Страница 10

Утром его, раньше обычного часа, разбудил Миша.

– Вставайте, сударь, церковь сегодня!

Ануан потянулся. Выспался он сегодня отлично! Из-за того, что незнакомка не пришла, гм! И опять Арина снилась…

– Я Вам, сударь, самоварчик подам и оладышков со сметаной. На скорую руку, ибо завтракать господа не будут перед обедней, – объяснил Миша во время бритья.

Что ж, и не такое переживали!

Оделся.

– Веди, Мишель!

В дверях встретился с хозяевами. Поздоровался, но графиня к ручке не допустила, сказала: грех! Какая благочестивая и добродетельная женщина!

Пешком пошли в церковь, на другой конец села. Колокол размеренно позвякивал в предутреннем сумраке. Воздух был тих, поэтому звук разносился далеко. В бледнеющем небе – россыпи звезд. На их фоне голые ветви деревьев казались причудливыми иероглифами, несущими в себе некий тайный смысл, послание людям от… кого?

Храм Божий (выстроенный иждивением Романа Борисовича Ржевского, прежнего барина, вечная ему память! – шепнул Миша) был большим, вмещал до полутысячи людей. Фрески, иконы, царские врата – все было внове Антуану, попавшему в православную церковь впервые. Свечи, колыхая огоньками, создавали атмосферу таинственности, причудливые тени скользили по стенам и толпе. Помещик с женой встали в первом ряду справа. Антуан – позади.

Служба началась. Возглашал дьякон, народ крестился, священник кадил ладаном. Конечно, Антуан ничего не понимал, но понравилось. Строже и серьезнее, чем у католиков. И все стоят, кроме нескольких старушек. Певчие пели капеллой, голоса их возносились ввысь, под купол, и там растекались серебряными струйками. Заслушаешься!

Через два часа с небольшим служба кончилась, народ потянулся на исповедь.

Первым исповедался Александр Романович. Быстренько покаялся, как обычно, в грехах винопития и чревоугодия, а также ещё десятке мелких грехов: гордыня, гневливость и тому подобное. Отец Леонид тоже, как обычно, наложил на него нетяжелую епитимью и отпустил грехи.

Второй подошла Наталья Сергеевна. Под епитрахилью она прошептала:

– Грешна я, батюшка! Няне нагрубила третьего дня, на повариху гневалась, даже замахивалась ударить, но сдержалась. Гордыня одолевала. И ещё… мужу изменяла. С французом пленным…

Тут она подробно и с удовольствием, во всех деталях, включая подробное описание поз номер четыре и пять, описала процесс измены. Живописала также прием, которым будила ничего не подозревающего мужчину, и свои ощущения.

– Ой, батюшка, уж такое удовольствие от этого греха получила! Даже сейчас, несмотря на то, что раскаиваюсь, внутри все теплом растекается. Но, сегодня ночью воздержалась!

Слегка дрогнувшим голосом, отец Леонид, весь потный и сконфуженный, произнес:

– Епитимья тебе, раба Божия Наталья, такая будет: двести раз на коленях «Отче Наш» прочтешь, и столько же – «Богородице Дево Радуйся». Аз, иерей, властию мне данной прощаю и разрешаю ти грехи твои, чадо, именем Господа Нашего Иисуса Христа. Иди, и впредь не греши…

Довольная графиня отошла в сторону. От своей исповеди она получила отдельное удовольствие. Ещё бы! Такое рассказать, хотя бы и попу!

Потом все причащались, подходили к кресту.

После службы Антуан познакомился с отцом Леонидом. Высокий, осанистый, с гривой черных, с проседью на висках волос и глубоким басом. Лет сорок пять – сорок семь на вид.

– Добро пожаловать в наши палестины! – приветствовал он Антуана по французски.

– Увы, святой отец, не своей волей! – посетовал Антуан.

Священник ему сразу понравился.

– Неисповедимы пути Господни! – внушительно изрек батюшка.

– Хотелось бы с Вами поговорить, отец Леонид…

– Александр Романович меня с матушкой сегодня к обеду ждет. Там и поговорим без помехи.

За обедом, во время которого отец Леонид доминировал за столом, много говорили о войне, о судьбах Европы, о ситуации в России. Из разговора выяснилось, что отец Леонид был гвардейским офицером, но, после тяжкой раны, полученной в сражении с турками, ушел в отставку и принял сан.

– Вот, отец Леонид, месье Карсак занялся изучением русского языка! – сообщил граф, раскуривая сигару.

– Похвально, сударь! Тяжело, наверное? Язык наш труден для иноземцев! – улыбнулся батюшка.

– О, да! Дело непростое! Мишель, мой слуга, слабоват, как учитель… Учебник необходим, и словарь, – отозвался Антуан.

– Я с удовольствием с Вами позанимаюсь. Словарь есть, учебник купим. С Божьей помощью, осилите! – перекрестился отец Леонид.

– Наши мужички такими словами говорят, каких ни в одном словаре не найдёте, – вставил, оживившись поручик Ржевский, который до этого сидел бледный и молчаливый, хлебая жидкие щи.

– Да уж, как матом иной раз раскудрявят, сразу весело становится! – заржал полковник и закашлялся, поперхнувшись дымом.

– Фи, Алекс! – поморщилась графиня Натали.

– Да, ругаются! – грустно вздохнул отец Леонид, – Внушаю им, внушаю, что сквернословие есть грех – не доходит!

Поручик серьёзно заявил:

– Они, батюшка, матом не ругаются, они им разговаривают! Сегодня он был трезв, только с утра похмелился парой рюмок водки – и все.

– М-да… Ничего, со временем научитесь и этому, месье Карсак! – обнадежил Антуана священник.

После обеда все отдыхали пару часиков. За это время была протоплена баня.

Первой парилась графиня со своей няней, попадьей, комнатной девушкой Настей и Ариной. Хозяйка довольно мурлыкала, лежа на полке. Няня поддавала квасом по чуть-чуть на каменку. Ароматный пар шибал ядрено, покусывая молодежь за уши и нежные розовые соски. Няне же, сморщенной, как изюминка, было все нипочем. Попадья, скромная женщина лет сорока, (урожденная княжна Трубецкая, между прочим!) парилась мало, сидела в сторонке, мыла голову. Девушки, сверкая мокрыми белыми телесами, проворно работали березовыми вениками. Хорошо!

– Няня! Поддай с мятой! – попросила Натали, переворачиваясь на спину.

– Сейчас, касатушка! – няня плеснула на камни из ковша.

– Ой! Уши горят! – пискнула графиня.

Ей подали полотенце, покрыть голову.

Потом её долго и нежно терли лыковой мочалкой, взбитым яйцом промывали волосы, ополаскивали березовым настоем.

Сидя за самоваром в предбаннике, Натали придирчиво сравнивала себя с девушками. Арина, конечно, на мордашку была покрасивее, да и ростом повыше. Настя же была крупная, сильная девица, склонная к полноте, хотя и миловидная. Графиня с удовольствием решила, что у неё самая пикантная попка и самая тонкая талия.

После женщин мылись мужчины. Антуан понимающим взглядом оценил шрамы на телах отца Леонида, Александра Романовича и Сержа. Да и они с одобрением посмотрели на его рубец в боку от сабельного удара и сморщенный шрам от пули под правым соском. Пуля была на излете, а может, порох был подмокший. Короче, впилась не глубоко. Такая вот везуха!

– А это у Вас что, господин лейтенант, ожог? Над коленкой, то-есть, на птицу похоже? – показал пальцем поручик.

– Нет, это родимое пятно. Дядя говорил, что такое же у него и моего отца. На орла парящего похоже, верно? – Антуан поставил ногу на лавку и все с интересом всмотрелись.

Над правой коленной чашечкой действительно, четко смотрелась крупное, вершок в поперечнике, родимое пятно красно-коричневого цвета: точь-в-точь парящий орел.

– Как Вам, месье Карсак, русская баня? Нравится ли? – с некоторой подначкой спросил немного погодя отец Леонид.

– Ох! Очень нравится! – выдохнул Антуан, сплевывая соленый пот, заливающий глаза, – Благодаря бане не заболел, спасибо господину полковнику и Герасиму!

Герасим крутил вениками над головой, как ветряная мельница, разгоняя жар. Все пришли в состояние гармонии тела. И духа.

Поручик Ржевский парился дольше и азартнее всех. Он выгонял из организма последствия запоя и оживленно рассказывал:

– Однажды просыпаюсь в Варшаве. В глазах темно, во рту сухость преизрядная и такой, знаете ли пикантный запах, как конь ночевал. Ну, с похмелья! Несколько дней гуляли всем полком. Спрашиваю денщика: вторник сегодня? Ибо во вторник мне на боевое дежурство заступать. Он отвечает: никак нет, вашбродь, суббота! Я понять ничего не могу, спрашиваю: стало быть, вторник завтра? Нет, говорит, завтра воскресенье. Я опять не въезжаю, спрашиваю: может, вчера был вторник? А он, гнусная рожа, ухмыляется: вчера была пятница! Я, господа, совсем растерялся! Получалось, что вторник из календаря выпал и его уже никогда не будет!

Отец Леонид хохотал, хлопая себя ладонями по бедрам. Александр Романович ржал, как тройка жеребцов. Антуана скрючило, едва разогнулся. Герасим, не знавший французского, тем не менее, тоже посмеялся за компанию.

Закончив мыться, все вышли в предбанник, к самовару. Выпили по чашке чаю с добавлением рома. Поручик от рома в чай, подумав, отказался, отдал свою рюмку Герасиму. Тот не возражал.

Выпив ещё по чашке, стали одеваться.

Ночью к Антуану снова пришла незнакомка. Приятно проведя часок, он уснул, довольный жизнью, которая начала приобретать черты рутины. Снилась ему в эту ночь всякая чепуха: Париж, по которому разъезжали бородатые казаки, он сам, в сюртуке, почему-то с девочкой на руках, запах молока и дыма и огромный самовар, самостоятельно ехавший на телеге без лошади под колокольный звон. И Арина в дверях таверны, машет ему рукой.