Читать книгу Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е - Илья Тамигин - Страница 14

Секретная экспедиция прапорщика Вишневского добралась до Малоярославца через три недели после Крещения: задержались в Первопрестольной, где было немало пленных. Военный комендант предоставил все требуемое для работы. За неделю перелопатили около трех тысяч личных дел, спасибо Маркину, виртуозно отсеивавшему не относящиеся к делу: неподходящее место пленения, слишком ранняя или слишком поздняя дата. Допросили три сотни французов – почти всех, размещенных в Москве. Но, увы! О судьбе пропавшего обоза те ничего не знали. Параллельно опросили около тысячи русских солдат и офицеров, в основном раненных – с тем же неуспехом. Работу начинали в шесть утра и заканчивали в девять вечера. Спали в казармах артиллерийского полка, уцелевших от пожара. За это время съели все деликатесы, прихваченные в дорогу. Подвоз продовольствия в древнюю столицу был плох, приходилось питаться из солдатского котла. Горохом да чечевицею. Василий Шеин, непривычный к грубой пище, страдал расстройством желудка и стеснялся неприличных бурчаний в кишечнике.

– Василий Кириллыч, Вы редьку, чеснок да лук почему не кушаете? – спросил на пятый день суровой армейской диэты Вишневский.

– Помилуй Бог, Петр Иванович, к бурчанию в чреве ещё и амбрэ изо рта добавлять! – удрученно ответил молодой человек.

– Г-м, если зубы чистить солью, содой и мелом, то не пахнет, уверяю Вас. А редька, чеснок и лук сопротивляемость простуде повышают, также и от фурункулов и прочих гнойников споспешествуют избавлению. В походе – обычное дело, особенно зимой: тело потеет, баня – от случая к случаю…

Василий внял совету ветерана, но, тем не менее, сделал вылазку на базар, где за собственные деньги прикупил на всю команду кислой капусты, соленых огурцов и лещей, сала и копченых уток. Больше ничего съедобного на базаре не было. Увидев это, Маркин одобрительно шепнул Вишневскому:

– Правильные у нашего боярина кишки в голове! Заботится о солдатиках, понимает, что наш бюджет таких трат не выдержит.

– Да, добрый офицер будет! – согласился тот, – И работает отменно, старательно, хотя и устает с непривычки: вон, какие подглазья темные.

– Втянется! – обнадежил фельдфебель.

В Малоярославце было уже полегче. Пленных там было немного, поэтому основной упор был сделан на опрос населения. За неделю на след обоза так и не напали.

– Что же это, Петр Иванович? Бьемся, бьемся, хоть бы намек какой обнаружили за столько-то дней! – посетовал нетерпеливый по молодости Шеин.

– Э, Василий Кириллыч, мы пока только ноготком поскребли! Знаете, как в Сибири золото моют? Пуды песка в сковородке промывают, чтобы долю золотника добыть!

– Да я понимаю… Хочется ведь скорее! – вздохнул юноша.

– Это дело с наскоку не сделаешь! – сожалеюще развел руками Маркин, – Знаете, сказка такая есть, вроде притчи: царице Савской царь Соломон в подарок жемчужину подарил красоты необычайной. Она и говорит: ах, если б ещё одну, серьги замечательные вышли бы! Позвал царь ловцов: добудьте мне вторую такую жемчужину, за ценой не постою! А ловцы ему: будь в надёже, царь! Ту, первую, чтобы найти, мы пятьдесят лет ныряли, почитай, мильён раковин вскрыли. Вторую, может, и раньше найдем, опыт уже есть!

Шеин призадумался.

– Придется навестить окрестных помещиков, – заявил Вишневский, – Кто у нас в списке поближе, Федор Антипыч?

Поправив старенькие очки, Маркин выудил из портфеля список, прищурившись, прочитал:

– Село Спас-Загорье, имение князя Обнинского…

– Иллариона Ипполитовича? – оживился Шеин.

– Знакомые Ваши? – поинтересовался начальник экспедиции.

– Ну, как же! Мы в Петербурге на одной улице живем! Они с покойным папенькой дружили! Здесь-то я у них не был… Театр в имении есть, во! Кстати, по нашему маршруту подходяще!

– Что, театр? – ухмыльнулся Вишневский.

– Нет, село! Всего десяток верст от дороги.

– Что ж, поехали!

На следующий день, проведя в пути часа два, экспедиция свернула на дорогу, ведущую в имение князя. Вскоре показался шлагбаум и будка, в которой сидел мужик с ружьем, одетый в тулуп и волчью шапку. Рядом лежали несколько борзых и здоровенный волкодав-меделян.

– Стой! Кто такие? – раздался окрик, впрочем, довольно мирный.

– Прапорщик Вишневский с воинскою командою по государеву делу! – последовал четкий ответ.

Поезд остановился. Вишневский и Шеин вышли из возка.

Караульный отдал честь по военному и потянул веревку, поднимая шлагбаум.

– Проезжайте, Ваше Благородие! Всё прямо, мимо не промахнетесь. Восемь верст.

– Сразу видать старого служаку! – рассмеялся Вишневский, притопывая валенками, – Отставник? Где служил?

– Так точно, в отставке, Ваше Благородие! Закончил службу в Днестровском пехотном полку, под началом генерала Багратиона!

– Молодец, исправно службу несешь! Не спишь на посту! Федор Антипыч, поощрите-ка сего служивого добрым шкаликом водки! – распорядился прапорщик.

Шкалик был принят с благодарностью. Поезд поехал дальше. Его обогнала одна из борзых. Стелясь над укатанной дорогой, она вихрем промчалась в сторону поместья.

Через час с небольшим, ибо ехали не спеша, показалась усаженная липами широкая аллея, ведущая к усадьбе. Здесь была развилка, другая дорога вела в село. К большому удивлению наших путешественников, их уже ждали верховые в одинаковых венгерках и папахах – личная стража князя. И не просто ждали, а торжественно встречали хлебом-солью на подносе, покрытом вышитым полотенцем.

– Однако! – удивился Шеин, вертя головой, – Как только спознали-то?

Вишневский с Маркиным только хмыкнули и пожали плечами. Сопровождаемые сим почетным эскортом, доехали до усадьбы. На крыльце их встречал сам князь с княгиней, чадами и домочадцами.

– Добро пожаловать в наши пределы, господа! – несколько на театральный манер провозгласил Обнинский.

Вишневский коротко отрекомендовался, представил спутников.

– Васенька! Ты ли? – воскликнула княгиня, – Как вырос! Всего-то две зимы не видались, а тебя уж и не узнать!

Она трижды облобызала заалевшие ланиты юного прапорщика. Княжны, забыв о приличиях, смотрели на него в упор с прищуром. Жених, однако!

– Господа, господа! Прошу в дом! – делал приглашающие жесты князь, – Прошка! Покажи фельдфебелю, где с командой разместиться! Водки распорядись, да закусить поосновательней, устали, чай, солдатики!

Так гостеприимный хозяин деликатно исключил Маркина из светского общества. Тот не обиделся, но принял это, как должное. Вишневский, хоть и из крепостных – другое дело, офицер и дворянин, ему с господами за стол садиться подобает. А он – вольный горожанин-мещанин, у него своя компания.

– Ни о чем спрашивать-выпытывать не буду! – шумел Илларион Ипполитович, – Сначала добрых молодцев в бане попарим, накормим, напоим! И без чинов!

– Баня, по нашему солдатскому разумению – первейшее дело в походе! – улыбнулся Петр Иванович, обрывая сосульки с усов.

– А то я сам не служил! – всплеснул руками князь – гвардии секунд-майор в отставке по ранению.

Рубанул бравого лейб-кирасира янычар ятаганом по голове, мало поперёк не перерубил – от лба до затылка! Кусок теменной кости был утрачен. Заштопал хирург, и серебряную пластину поставил, но часть мозгов в черепушку обратно не вместилась из-за отека, пришлось оттяпать и выкинуть. Выжил с трудом, но вынужден был выйти в отставку: разучился ездить верхом напрочь! И кое-какие другие проблемы возникли, несовместимые со статусом службы: перестал отличать левую сторону от правой, и цвета стал путать – синий с красным. А пуще всего мешала по жизни сонливость: на заходе солнца засыпал князь непробудно, даже стоя. На полчаса. Потом просыпался. Какая уж тут служба!

Василий промолчал. Он, хотя и предстал перед семейством Обнинских в шинели и сапогах, а не в валенках и тулупе, болезненно ощущал свою более, чем недельную немытость. А вдруг барышни учуяли? Да ещё сдуру редьки с квасом поутру наелся…

Баня была хороша! Два дюжих дворовых, искусных, как выразился Илларион Ипполитович, в банном и теломятном деле, виртуозно вели мелодию парилки, поддавая то квасом, то травами, а под конец – даже ванилью, декаденты эдакие! Гостей и примкнувшего к ним хозяина похлопывали-пошлепывали то дубовыми, то березовыми, то можжевеловыми вениками, разминали каждую мышцу. Наконец, отмытые до скрипа, розовые приятным оттенком утренней зари, они вышли в гостиную. Из столовой доносилась возня накрывающих стол слуг и умопомрачительные ароматы.

Маркин с командой тоже попарился – в другой, для дворовых людей, бане – тоже очень хорошей.

– Как Вы узнали о нашем прибытии, Илларион Ипполитович? Прямо, мистика какая-то! – полюбопытствовал Шеин, которому этот вопрос не давал покоя.

– А! – отмахнулся тот, – Пустяки! Караульный собаку прислал, со специальным значком на ошейнике. Псарь увидал – и мне доложил, что едут военные люди, по делу. Значит – гости!

– Остроумно! – похвалил Вишневский, – Оперативная связь! Эдакая собачья почта!

– Люблю собачек! – улыбнулся помещик, – Их чему только не научишь! Донесения доставлять – это ещё не самое сложное. Я меморандум графу Аракчееву посылал об использовании собак в армии. Раненых с поля боя выносить, ну, донесения доставлять, мины скрытно устанавливать и находить вражеские… Да мало ли! Шпионов вынюхивать!

– Ну, уж и шпионов! – усомнился Шеин.

– А вот, представьте себе! Шпион или предатель разоблачения боится, а потому потеет и пахнет по особому! И собачки это чуют! – несколько запальчиво заявил князь, готовый ринуться в спор.

Оба прапорщика, впрочем, тут же с ним согласились.

– Матреша! Сбегай к барышням в гардеробную, поторопи их, копуш! – донесся из столовой голос княгини.

В гардеробной имела место ссора.

– Лилька! Ты почто мою коробочку с мушками заграбастала без спросу? – возмущалась средняя княжна, Зинаида.

– Отскочь, постылая! – небрежно отвечала старшая сестра, уже выстроившая на лице из мушек комбинацию «я вся твоя, целуй меня, где хочешь!» и в данный момент наклеивавшая брови из мышиных шкурок. (Да-да! Такая была мода!).

Когда тебе скоро стукнет двадцать, нельзя ждать милостей от природы, женихи – не дождь, с неба не падают. Надобно самой инициативу проявить.

– Ну, погодь, сеструха! Обещалась я тебе помаду варшавскую дать, теперя – накося, выкуси! – обидчиво поджала губы Зина.

Младшая, Соня, участия в разговоре не принимала: её в данный момент затягивали в корсет и надобно было, выдохнув, задерживать дыхание.

Барышням было соответственно девятнадцать (с половиною!), восемнадцать, и шестнадцать (с половиною!). Были они симпатичные, румяные и не субтильные. Далеко не! Русский язык они слышали только в имении, отсюда и простонародность лексикона. Впрочем, пользовались они русским, только когда ссорились. Во французском было недостаточно, г-м, крепких выражений и эпитетов.

«Конечно, Васятка молодой ещё, едва восемнадцать минуло, но работать, лепить из него жениха надо уже сейчас! Свадьба, не свадьба, а сговор – очень может быть! Обрученье, да!» – так думали три сестры, приуготовляясь выйти к обеду. У каждой был свой тайный план уловления в брачные сети Васи Шеина, который, бедняга, ни о чем не подозревал.

Когда, с опозданием на пятнадцать минут, три княжны вошли в столовую и заняли места за столом, все четыре сердца сладко сжались при виде Васи, так он был красив. Почему четыре, а не три? Синьор ди Варрен, дворянин из Тосканы, с недавнего времени служащий у князя консультантом по оперному делу, и, по совместительству, учителем танцев, смотрел на румяного после бани, пригожего юного прапорщика, как ребенок на леденец. При каждом взмахе Васиных длинных ресниц итальянцу казалось, что новая сердечная рана начинает кровоточить внутри его груди. Он весь был переполнен чувством влюбленности до такой степени, что его распирало и мог получиться неприличный звук. Чего бы синьор ди Варрен не дал, чтобы… ну, вы понимаете!

Вишневский перехватил огненный взор учителя танцев, устремленный на Шеина, все сразу понял и украдкой показал педерасту кулак. Кулак бывшего кузнеца был величиной с маленькую дыньку, костистый и шишковатый. Итальянец намек уразумел, заморгал и сбледнул с лица.

Вася оказался в окружении барышень: справа – Лили, слева – Зизи, напротив – Софи. Отвыкший от такого изобилия прекрасного пола, он чувствовал себя несколько стесненно.

«Если б я был султан, то имел трёх жен!» – вдруг подумал он и фыркнул от сдерживаемого смеха.

За столом говорили о светском, то-есть – о пустяках. Петр Иванович предупредил хозяина, что делах они поговорят позже. Вася расслабился, выпил вина, и, в меру своего остроумия поддерживая разговор с барышнями, принялся за еду. Вдруг челюсти его замерли: игривая ножка под столом наступила ему на ступню, затем поднялась выше, поласкала коленку. Туфельки на ножке не было! Подняв глаза, встретил многозначительный взгляд блондинки Софи, как ни в чем ни бывало кушающей салат. Показал ей движением брови, что оценил внимание. Софи расцвела в улыбке.

Через несколько минут почувствовал на коленке тонкие пальчики шатенки Зизи. Они быстро поднялись выше, настойчиво гладя внутреннюю поверхность бедра. Стало приятно, хотя и немного неловко. Незаметно опустив под стол руку, пожал пальчики, выражая признательность за ласку. Зизи в ответ прижалась горячим бедром.

И тут последовала свирепая атака с правого фланга! Рыженькая Лили, не отрываясь от холодца, взялась прямо за причинное место молодца! То-есть, ловко расстегнула пуговки и конкретно ухватила в руку самое дорогое, вытягивая из штанов! Вася замер, едва не подавившись. Мгновенно напрягся. Ну, не весь, конечно. Частично, г-м! Довольно улыбнувшись, Лили стала нежно гладить предмет вожделения, слегка сжимая его пальчиками. Ничего подобного юноша ранее не испытывал, ибо… как бы это сказать… ну, в общем, был девственником. Он покраснел, побледнел… Прекратить, скорее! Но одновременно хотелось, чтобы эта ласка продолжалась.

– Что с Вами, Василий Кириллыч? – любезно, но несколько встревоженно спросил князь, обратив внимание на Васины закатывающиеся глаза, – Вам нехорошо?

– Я.. ой! … ко… колики у меня… в животе… вдруг… ой! уже прошло-о, – пролепетал тот, еле выговаривая слова.

Лили под столом продолжала сладкую пытку, как ни в чем ни бывало. Шеин чувствовал, что ещё немного и…

– Человек! Воды! – сдавленно квакнул он.

К нему поспешил лакей. Пока он наливал воду, Лили усилила натиск и темп.

Вася почувствовал – ВСЁ! Финал-апофеоз… Та-та-та-тамм!

Гулко глотая воду, он думал: «Слава Богу, никто ничего не заметил! Но что делать с испачканными штанами?»

У Лили все было продумано. Как раз подали отварного судака.

– Вам соус провансаль или польский, Базиль? – осведомилась она совершенно невинным голосом.

– Польский, силь ву пле… – прохрипел Шеин всё ещё сведенным судорогой горлом.

– Позвольте за Вами поухаживать! – барышня взяла соусник и… выронила его кавалеру на колени!

– Ох! – разнеслось над столом.

– Лилька! – грозно рявкнул Илларион Ипполитович, встопорщив усы, – Руки-крюки! Высеку!

– Но я же нечаянно, – надула губы проказница.

– Ага, за «нечаянно» бьют отчаянно!

Василий, схватив салфетку, прикрыл ею пах и вскочил.

– Извините, господа! Я сейчас!

Вместе с ним с возгласом: «я провожу!» из столовой выскользнула Лили. Нельзя не признать, что её лихая тактика и стратегия оставили соперниц-сестер далеко позади. Но требовалось закрепить успех! В коридоре она прижалась к юноше всем телом и крепко поцеловала в губы.

– Какой Вы… страстный и милый, Базиль! – жарко шепнула она.

Глаза её улыбались и обещали, что продолжение следует!

После обеда, закончить который Вася не рискнул вернуться, мужчины собрались в кабинете князя. Им подали кофий и ликеры.

– Закуривайте, господа офицеры! – предложил хозяин, специальной гильотинкой отрезая кончик у толстенькой сигары. – Там – сигары, там – пахитосы! – показал он рукой, избегая говорить «право» и «лево».

Шеин взял пахитосу и прикурил от канделябра.

– Я, с Вашего позволения, вот! – достал обкуренную, ещё с Альпийской кампании трубку Вишневский.

Князь уже знал, что прапорщик выслужился из рядовых, и простецкая трубка была ещё одним подтверждением неаристократичности. Но Вишневский ему нравился, его мужество вызывало уважение, и Илларион Ипполитович держался с прапорщиком как с равным.

Все выпустили к потолку дым: хозяин – густой, синеватый, облачком; Вишневский – серый, струёй; Василий – голубоватый, колечками. Илларион Ипполитович пошутил:

– На Кавказе говорят, что над головой настоящего джигита всегда должен клубиться дым: если не пороховой, так табачный!

– О, Кавказ! Государям российским ещё предстоит его воевать! – отозвался энтузиастически Василий.

– Вы думаете? – подался вперед Обнинский, с интересом выгибая бровь.

– Ну, как же! Ворота в Персию, Закавказье. Стратегическое место: Турции оттуда будет немалая угроза. А Грузия и Армения христианские страны, союз с ними будет бесценен! – важно поведал Шеин слышанное в Петербурге. В кулуарах, так сказать.

– Непростое это будет дело! – вздохнул Вишневский, – Горцы народ упрямый, я-то с ними встречался в турецкую кампанию. Черкесы, чечены… Каждый – воин. Их или всех вырезать придется, или… – он развел руками, не зная, как закончить.

Отпили кофию, который Петр Иванович не любил, но, тем не менее, пил, чтобы не идти в разрез с туземным обычаем.

– Мы выполняем специальное задание его сиятельства графа Аракчеева, – начал Вишневский, – Ищем пропавший французский обоз. Граф полагает, что там могут находиться… некоторые вещи, представляющие интерес для военного министерства. Прочесываем местность, опрашиваем пленных, население, партизан. Надеемся на ваше сотрудничество, Илларион Ипполитович. Может быть, Ваши люди видели что-то, или слышали?

– Опросим всех! – твердо заявил Обнинский, – Предоставлю вам флигель, работайте. Ежели в чем нужда возникнет – только скажите, все будет моментально. Солдатики же пусть отдыхают, я уже позаботился. И кормы им будут от меня, и водочка – не возражайте! Сколько времени для дела понадобится, столько и живите – государева служба!

Допивши кофий, приступили к работе. Опросили всех стражников, партизанивших во время отступления Великой Армии, и множество дворовых. Большинство показывало, что в то время обоз ещё был. Закончили поздно вечером, выловив только один намек: один из крестьян утверждал, что обоз, почему-то, сопровождали драгуны. Это было необычно: с чего бы боевому подразделению плестись с обозом?