Читать книгу Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е - Илья Тамигин - Страница 6

Утром пленный драгун проснулся хорошо отдохнувшим и сильным. Любопытство бурлило в организме, требуя немедленного удовлетворения. Удовлетворять его он начал с немецкого изобретения – унитаза. Гениальная вещь! Удобно и гигиенично! Затем освоил продвинутый умывальник: нажимаешь педаль – течет вода. Он и раньше слышал, что в России все моются проточной водой. Умывшись, критически рассмотрел себя в зеркало: глаза слегка припухли, а так – ничего. Причесавшись, провел ладонью по подбородку и огорчился: суровая, как наждак, трехдневная щетина оцарапала руку. Попросить у хозяина бритву? В шкафу нашел халат и домашние туфли. Примерил – впору. Надо же, какая забота о человеке! Осмотрел квартиру: в спальне, кроме туалета, была прикроватная тумбочка, шкаф для одежды и белья – огромный, туалетный столик с трельяжем, кресло.

В гостиной – диван, пара кресел, небольшой, так называемый, кофейный, столик, камин с часами на полке. На стене – картина. Обнаженная красавица с фруктами и цветами в волосах. Исполнено недурственно. Пригляделся, прищурившись, разбирая кириллицу: Ржевский! Значит, господина поручика работа. На другой стене – небольшая коллекция холодного оружия: шпаги, мечи времен крестовых походов, кинжалы, пара ятаганов. Несомненно, хозяин из Турции привез. В углу какое-то дерево в кадке. Годится, скромненько, но со вкусом.

Перешел в кабинет. Письменый стол с чернильным прибором и стопкой бумаги, удобное кресло, бюро, книжный шкаф. Подбор книг: Библия на латыни, несколько романов, мемуары какого-то путешественника… Атлас России и Европы! Это интересно, полистаем на досуге. Вернулся в спальню. Обратил внимание на небольшую картину на стене: пастушка раздевается перед купанием в реке. Ничего, складная пастушка! Тоже работа брата хозяина, г-м! Но, что же дальше? Поразмыслив, дернул шнур звонка. Через несколько минут вошел молодой парень с бритвенными принадлежностями.

– Доброе утро, сударь! Меня зовут Мишель, – приветствовал он Антуана на хорошем французском, – Пожалуйте бриться!

Слегка удивившись, наш герой сел в кресло.

– Я, сударь, назначен Вам служить, – продолжал Мишель, проворно взбивая мыльную пену в чашке, – Коли какая нужда возникнет – сразу мне говорите.

– Какой здесь распорядок дня? – поинтересовался Антуан.

– Завтрак в восемь. Никифор в гонг ударит, услышите. Обед в час пополудни. Чай в пять. Ужин в восемь.

Лейтенант скосил глаза на часы: полвосьмого. Время есть.

Мишель сноровисто водил по лицу бритвой, отлично направленной. Через несколько минут щетины не стало. К лицу приложили горячий компресс. Приятно! С самой Варшавы так не брился!

– Одеколон какой желаете, сударь? – осведомился Мишель, а по русски – Миша.

Из пяти предложенных, Антуан выбрал Кёльнскую Воду. Затем облачившись в мундир и сапоги с помощью нового слуги, вышел из квартиры.

– Проводи меня на двор, друг мой Мишель, хочу размяться!

– Сюда пожалуйте, сударь!

Они вышли во двор через боковую дверь. Антуан огляделся: все засыпано снегом, воздух тих, ни ветерка. И, вроде как, не холодно! Хозяйственные службы, работники в зипунах заняты делом. Деревня виднеется чуть дальше, четверть лье, а то и меньше. Около дома большой замерзший пруд. Главная аллея, ведущая к парадному входу, усажена вековыми липами. Впечатляет!

Отойдя в сторонку, вынул саблю (оставили, оказали уважение!), провел бой с тенью. Кровь заиграла с новой силой, наливая тело бодростью. Во, теперь можно и на завтрак! Вернулся в дом, постучав ногами, отряхивая снег. Мишель тенью следовал за ним.

– Как бы мне приобрести кое-что из одежды, белья? – спросил Антуан слугу.

– Не извольте беспокоиться, все будет, сударь! – весело ответил тот. Новый хозяин ему нравился.

Завтракали в той же малой столовой. Завтрак был подан английский: тосты, яичница с ветчиной, овсянка, мармелад, масло. Кофий пах одуряюще вкусно. Сливки были густые, желтые, подогретые. В сахарнице голубыми алмазами искрился мелко наколотый рафинад. Хорошо-то как!

Никифор поднес хозяину рюмку водки на черносмородиновых почках:

– Во здравие, Александр Романыч! – истово пожелал он, глядя на движущийся кадык барина, глотающего целебный напиток.

– Спаси Христос! – отозвался помещик, веселея на глазах.

Поручик и Антуан от водки отказались.

Завтрак прошел быстро и по деловому. Графиня спросила Антуана, хорошо ли он спал, на что тот честно ответил, что спал без снов, и очень доволен квартирой и слугой. Граф покивал, мол, само собой.

– С Вас мерку надобно снять, сударь, – сказал он после завтрака, – А потом пойдем, я Вам усадьбу покажу.

Вернувшись в свою квартиру, Антуан обнаружил, что его ждут портной и башмачник. Сначала им занялся портной. С помощью Мишеля он снял мерку и показал образцы тканей. Объяснил, что пошьет для начала два сюртука и брюк тоже две пары, а также полдюжины рубашек. Затем сапожник, вручив заказчику два ведра с песком, обвел его, одетые в одни чулки, стопы, карандашом на листах бумаги. Кронциркулем померял подъем стопы, записал в книжечку. Обещал в скором времени сапоги и штиблеты.

– А что, Мишель, мастера тоже крепостные?

– Да, сударь. Они на оброке, считай, совсем, как вольные.

– А ты?

– Я – другое дело, я человек дворовый. Специально ремеслам не учен. Служить – другое дело.

– А откуда ты так хорошо французский язык знаешь?

– Так ведь в доме сызмальства, все при барах. Мы переимчивые, вот и научился!

– Ого! Молодец… Знаешь ли грамоту?

– Точно так, сударь! И французскую, и русскую. Только по французски пишу с ошибками. Но читаю бегло. Изволите, почитаю Вам на ночь?

– Г-м! Возможно… Сейчас проводи меня к барину, мы гулять пойдем.

– Всенепременнейше, сударь! Вот, извольте полушубок поверх мундира накинуть!

– Нет, я шинель лучше.

Александр Романович, одетый в полушубок и валенки, ждал на крыльце.

– Что ж, месье Карсак, пойдемте обнюхивать углы!

Они не спеша пошли осматривать усадьбу. Оранжерея, в которую зашли прежде всего, произвела на француза огромное впечатление. Стены из дорогих, больших стекол, натоплено, как в Африке. Десяток ананасных кустов, грядки под ягоду, деревья какие-то! Лимоны, мандарины!

– Растет отлично, только дров уходит прорва! – объяснил хозяин, срывая мандарин и презентуя его гостю.

Антуан съел душистый фрукт и только головой покрутил. Мандарин! Прямо с ветки! Зимой!

Осмотрели конюшню и каретный сарай. Кони все сытые, ухоженные – уж в конях-то драгунский лейтенант знал толк! Под седло только один жеребец – наверное, поручика.

Осмотрели хлев, овчарню. Коровы толстенькие, веселые, чистенькие. Овцы тоже, хоть на выставку.

– А вот псарни у меня нет! Псовою охотой не увлекаюсь, – развел руками помещик, – И соколиной тоже!

Последней посетили столярную мастерскую. Все в образцовом порядке, инструменты разложены по полкам. На полу – ни стружечки.

– За порядком слежу! – похвастался Александр Романович, сбрасывая полушубок и надевая фартук поверх старенького сюртука, – Извините, сударь, работать надо! К братцу в мастерскую уж без меня, пожалуйста!

Поручик Ржевский в просторной студии был занят тем, что выстраивал композицию из грудастой красавицы и копья со щитом. Одета девица была в золоченый древнегреческий шлем и сандалии. Больше ничего.

– А, месье Карсак! – обрадовался он, – Вот, хочу Диану изобразить! Как по Вашему, модель подходящая? Дуняша! Повернись-ка!

Дуняша грациозно, без стеснения и жеманства, повернулась на триста шестьдесят градусов.

– Фигура хорошая! – одобрил Антуан, – Только грудь великовата.

Дуняша, поняв по жестикуляции, о чем говорит француз, надула губы и что-то дерзко сказала, вроде бы ни к кому не обращаясь. Ржевский захохотал и погрозил ей пальцем.

– Что она сказала? – поинтересовался наш знаток женской красоты.

– Сказала, что кое-кто большой вырос, а ума не вынес! И ещё сказала, что, когда Бог сиськи раздавал, она первая в очереди оказалась, а когда чувство прекрасного – то кое-кому не хватило!

Антуан тоже засмеялся. Дуняша мстительно показала ему язык.

– А где Вы реквизит берете, поручик? – спросил, отсмеявшись, облитый презрением наш герой.

– К соседу позавчера прокатился, князю Обнинскому. Он охотно одолжил. Тут недалече – верст сорок пять. У него хобби – театр. Скоро премьера, между прочим! Съездим?

– Не понял… Как так, театр? Любительский, что ли?

– Нет, он, натурально, театр построил: сцена, занавес, партер, ложи. Буфет! На две сотни мест. В смысле, театр, а не буфет, г-м. Оркестр у него, труппа. Пиесы сам пишет, а то даже Шекспира ставит, Бомарше, ну, или ещё кого-нибудь. Иногда и сам играет, но не главную роль, а так: кушать подано, потому, что скромный он человек. Но талант, однако, огромный!

– Но артисты…

– А! Вы об этом! Конечно, крепостные все. Неужто не слыхали?

У простого, неискушенного француза голова пошла кругом: собственный театр! Это покруче сыроварни будет!

– Обязательно съездим, месье Ржевский!

– Ну, вот и славно, уговорил я Вас, значит… О! Дуня! Замри! То, что надо, прелесть моя!

Поручик принялся набрасывать углем на холсте. Антуан почувствовал себя лишним и тихо удалился.

Погуляв ещё часок по поместью и озябнув, вернулся к себе. Было около двенадцати.

– Если я Вам понадоблюсь, сударь, так я в людской. Позвоните – сразу приду, – сообщил Миша.

– Погоди, мой друг, не уходи. Поговорим немного, я ведь ничегошеньки не знаю. Давай-ка, чаю вместе выпьем!

– С ромом изволите? Или со сливками? – деловито спросил слуга.

– Не надо рому. С сахаром и печеньем, ладно?

Миша вышел и вскоре вернулся с блюдом свежайших, теплых ещё кренделей, сахарницей, молочником и заварным чайником. Минут через десять Ефросинья внесла самовар, важно пыхающий паром.

– Бон аппетит! – пожелала она Антуану.

– Мерси… – растерялся тот.

Ефросинья вышла.

– Неужели тоже французский знает? – обратился господин к своему слуге.

– Нет, только несколько слов! – улыбнулся Миша, наливая кипяток в чайник.

Пока чай заваривался, Антуан молчал и теребил ус. Многое в этой жизни было совершенно непонятно. Например, насчет денег. У него оставалось луидоров двадцать и немного мелочи, но надолго ли этого хватит? Платить за стол, за квартиру, за одежду и обувь… Конечно, он военнопленный, но… Военнопленным роскошь не положена!

Миша налил чашки:

– Кушайте, сударь!

Отхлебнув крепкого, душистого напитка, Антуан осторожно спросил:

– Дорого ли мне встанет гостеприимство господина полковника? Если честно, денег мне ждать неоткуда, в плену-то. И прислать некому, родственников нет.

Миша вытаращил глаза и поперхнулся чаем. Прокашлявшись, ответил:

– Господи, сударь! Хорошо, что Вы меня об этом спросили, а не Александра Романовича! Вот уж обидели бы, так обидели! Вы же гость у нас. А гости никогда не платят ни за что, таков уж обычай. Хоть сто лет живите – в голову не придет с Вас хоть копейку взять! Да ещё Ваше деликатное положение, г-м, военнопленного. Нет, даже и не думайте! Вот, ежели в город поедете, то – пожалуйста, тратьте деньги, коли охота. А здесь Ваши деньги хождения не имеют! Так-то!

У пленного драгуна отлегло от сердца.

– Порядок в имении образцовый, мне понравилось. Лучше даже, чем в армии. Но, если все работники крепостные, как они на жизнь зарабатывают? И кто порядок поддерживает?

– Барин наш передовых, значит, взглядов держится. Понимает, что должна быть материальная заинтересованность. Все крестьяне на оброке, барщины уж нет. Дворовых людей барин кормит, обувает, одевает, даже и деньги дает. А насчет порядка… Все очень просто: делаешь свое дело хорошо – наградят. Плохо – выпорют. А смутьянов – в солдаты.

– Действительно, просто! М-да… Но, как же крепостной театр? Там же из-под палки не поиграешь?

– Конечно, сударь, театр – искусство Мельпомены, там таланты нужны. Так князь Обнинский их ищет и находит! Среди своих людей, а то по соседям ездит, смотрит. Если талант, то покупает или выменивает. В театр к нему попасть за большое счастье считается. Он, труппу-то, летошний год, в Италию возил учиться! Ну, понятно, не всех, самых перспективных. Говорят, оперу будет ставить. А балет уже есть!

Антуан поразился:

– То-есть, живых людей покупает!? Или… выменивает?!

– Ну, а как же иначе? Ежели он талант, и на сцене представлять достоин, что ж ему, сохой землю ковырять, зарывать своё дарование? Вон, Меропа Прянишникова, птичницей была у господ Шереметевых. А князь её открыл! Сменял на пару рысаков. Теперь она прима-балерина у него в труппе. Прима! Плохо, разве? Меня, вот, тоже смотрел весной.

– И, что?

– Не подошел я ему, таланту нету, – понурился Миша, – А уж как старался! Стихи наизусть читал!

– Что ж, все спектакли в имении у себя ставит? Только соседские помещики в его театр ездят?

– Не только, сударь. Они и в Калуге спектакли дают для широкой публики, и даже в самой Москве-матушке! Сборы огромные! Аншлаги каждый вечер! Говорят, что сам наш государь-император заинтересовался, так, может, и в самый Санкт-Петербург поедут!

Миша макнул крендель в чай. Пил он из блюдечка, держа его на растопыренных пальцах и шумно прихлебывая. Такого способа употребления чая наш француз никогда не видел.

– Скажи, друг мой, – сменил он тему, – как можно отправить письмо? Почта работает?

– Почта? Работает, а как же! В Боровске, в уезде. Только, поскольку сейчас война, за границу письмо не пошлете, сударь! Вернее, цензура его задержит, как Вы есть военнопленный.

– Но, после войны, думаю, можно будет?

– Наверное… Я, сударь, сроду никому писем не посылал.

Антуан задумался. Канал связи на случай плена был предусмотрен. Нужно было послать письмо с заранее оговоренным текстом на адрес в Бордо. Но, до конца войны, это вряд ли удастся… Что ж, подождем!

Прозвонил гонг к обеду. Встав, Антуан с неудовольствием услышал в животе бульканье чая. Пил он с Мишей наравне, и, соответственно, выпил четыре чашки. Ну, да ладно! Как гласит французская народная мудрость, вода дырочку найдет.

Войдя в столовую, поцеловал ручку графине – второй раз за сегодня. Ей это явно нравилось, особенно деликатное щекотание усами, г-м. Граф пришел через минуту, все в том же стареньком сюртуке, только фартук снял. От него крепко пахло скипидаром. Поручик, тоже в партикулярном платье, уже задействовал Никифора. Все приняли по рюмашке для аппетита, закусили нежнейшей селедочкой. Лакеи двигались бесшумными тенями, накладывая на тарелки закуски.

– Я вчера гонца отправил в Боровск, к военному коменданту. Привез распоряжение: Вам, месье Карсак, необходимо встать на учет, лично посетив комендатуру. Вот, прямо завтра туда и съездим! – благодушно поведал Александр Романович, накалывая на вилку соленый рыжик, чтобы закусить им вторую рюмку.

– Раз так положено, то конечно поедем, господин граф. Только, Вам, наверное, неудобно будет из-за меня время терять, от дел отрываться?

– Пустяки! – граф хлопнул вторую рюмку и, зажмурившись от удовольствия, положил в рот рыжик, – У меня всегда дела в городе найдутся, к тому же, я должен официально поручиться, что беру Вас на к себе на постой.

– Я с вами поеду! – воодушевился Серж, – Красок купить, то, да сё… Проветрюсь, в общем.

– Знаем мы Ваши проветривания! – лукаво улыбнулась Наталья Сергеевна, – Итак, она звалась Полина?

– Нет, братец, мы на ночь не останемся! Туда – и сразу обратно, – развел руками Александр Романович.

– А! Всё равно поеду! – несколько обескураженно отозвался поручик, – Загляну к друзьям, хоть на минутку!

– Ага, к друзьям! Там, в переулке, за забором, жила веселая вдова! – хихикнула графиня.

Серж порозовел, и, чтобы скрыть смущение, выпил ещё водки. Он отомстит насмешнице!

В огромной фарфоровой супнице принесли зеленые щи. Отдельно Ефросинья поставила на стол чищеные крутые яйца на серебряном блюде.

– Ефросинья! Сколько раз тебе говорить: не клади яйца на серебро! Оно от этого чернеет, а яйца дурно пахнут! – сделала замечание графиня.

– Век живи – век учись! – довольно громко произнес поручик Ржевский и переложил свой серебряный портсигар из кармана брюк в карман сюртука.

Граф, оценив его тонкий ход, заржал. Графиня смутилась и мило покраснела. Антуан ничего не понял, так как русским не владел.

Щи из оранжерейного щавеля были необыкновенно вкусны. Потом ели карпов из собственного пруда, зажаренных в сметане, и жареную баранину с картофелем. На десерт – фрукты и сыры. Разговор был легкий. Антуан рассказывал о Париже, о Варшаве – местах, всем присутствующим отлично знакомых и любимых. После обеда братья Ржевские вернулись к своим занятиям: граф в мастерскую, а поручик – в студию к Дуняше. Графиню же ждал французский роман, дочитанный уже до половины.

Антуан решил отдохнуть у себя, почитать и, возможно, вздремнуть. Ему немного нездоровилось: все-таки крепко переохладился вчера. Вчера? А, кажется, целая вечность уже прошла… Придя в спальню, он, с помощью Миши разделся.

– Прикажете ночную рубашку, сударь? – спросил слуга.

– Нет. Я привык голым спать, – пожал плечами Карсак, потягиваясь и направляясь к кровати.

– Пятки почесать не требуется? – заботливо поинтересовался Миша.

– Чего-о?! – изумился вопрошаемый.

– Ну, на нет и суда, значит, нет! Если что – я в людской, сударь! – напомнил Миша и вышел.

Антуан лег, немного погодя накрылся одеялом и принялся за чтение.

С другой стороны стены Наталья Сергеевна аккуратно заткнула дырочку гвоздем. Щёки и уши её горели.