Читать книгу Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом - Илья Уверский - Страница 13

Следующий рассказ не имеет никакого отношения ни ко сну Никанора Ивановича, ни ко сну Сары Коннор про судный день из «Терминатора 2», ни к Раскольникову, ни, тем более, к Генриху Ягоде или Шурику с его Иван Васильевичем. Про притчу о талантах я даже и не вспоминал. Но зато сон был весьма реальный.

Итак, самолет начал разгоняться. У меня начала побаливать голова, хотелось поскорее взлететь, чтобы попросить у стюардессы рюмку коньячку.

Я включил дисплей. Шли какие-то странные программы, что-то похожее на «Поле чудес», «Кто хочет стать миллионером?» или «Что? Где? Когда?». Сейчас точно не помню. Кажется, передача «Что? Где? Когда?» была от 7 декабря 1996 года. Какая-то черная кошка все маячила, три бородатых джентльмена, один рыжий. Вопрос про какую-то жемчужину. А передача «Кто хочет стать миллионером?» была от 12 марта 2001 года. Там еще бородатый джентльмен, большой любитель бегемотов, миллион выиграл.

В полудреме все смешалось в одну программу. Постоянно вылезали какие-то рекламы: то с конфетами «Красный октябрь», то продукции какой-то Лианозовской фабрики, то с какими-то здоровым паном Гусом с рыжей бородой, не помню. Ведущий постоянно предлагал то ли сдавать валюту, то ли делать ставки. Кажется, Александру Друзю, тоже не помню. Или это был конец 1995 года? Спрашивал зрителей, что может быть в черном ящике. В антракте какой-то певец бешено спел непонятную песню и упал на сцену. Потом ведущий долго журил кого-то, может быть, за подсказку. В конце кто-то что-то выиграл, и девушка с большими ресницами вынесла выигрыш на подносе.

Не помню, была ли там музыка из «Пиковой дамы» или бриллиантовая сова, положительно не помню. Одно знаю – все мои последующие попытки найти похожую передачу на YouTube и вспомнить ее провались с треском. Наверное, в моей голове смешались все программы, и разделить их назад уже не было возможности. Или половина приснилась. Точно приснилась.

Я позвал стюардессу и заказал у нее коньячку со льдом. Она пропала на некоторое время. Я задумался. Дело в том, что я коммерсант средней руки, работаю в консалтинговом бизнесе, но время свободное имею. В это время я активно занимаюсь шахматами, а также написанием фантастических рассказов и расшифровкой Апокалипсиса. Моя мечта, – написать свою книгу на эту тему, при этом использовать реальную расшифровку.

Вначале все шло очень легко и понятно. Но потом я наткнулся на таинственный Вавилон Великий, Mystery Babylon – город на семи холмах. И вот здесь я в первый раз столкнулся с Фракталом. Великий Вавилон начал распадаться на множество вариантов и отказывался выдавать себя. К примеру, Москва – великолепный вариант: красная, одета в позолоту, семь холмов, все есть. Вот только моря рядом немного.

Хотя, вроде телевизор изобрели. К тому же 5 погибших царей были, один царь, и тот, что после него недолго был, тоже были. Да и 10 царей на час в лице Временного правительства тоже были. И зверь после них появился. И все они воевали с Богом, но сгинули все как один. Все как и написано. Только зверь-то давно уже умер. Вот проблема. Нет, но если только он вернется…

Рим – просто идеальный вариант, но чем он напоил все народы, непонятно, да и не такой уж он и великий. Если только не запеть старую песню про Папу Римского. Если бы это было раньше, чуть раньше, другое дело.

Вашингтон – вот это да. Раньше он назывался Римом, но потом масоны его переименовали. А так там даже и блудница на Капитолии сидит, и ФРС, накормивший все народы своими долларами. Но вот незадача, красного цвета и позолоты очень мало, да и моря там рядом почти что нет. Вернее, есть, но как-то не очень рядом. Хотя опять же – телевизор.

Стамбул? Великолепно, но кроме холмов ничего нет. Саудовская Аравия окружена семью странами, 7 королей имеются, нефтью всех кормит. Но великих зданий не замечено. А может быть, Шанхай, а может… А семь королей вообще сейчас трудно обнаружить. Вот так я понял, что успешно застрял, и мечта моя написать гениальную книгу ушла на зимнюю спячку. Я понял, что надо быть поскромнее.

Я посмотрел, что там выписывала Марго. Это была фраза из дневника Лаврентия Матвея: «Мы увидим чистую реку воды жизни… Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл…».

Мне, наконец, принесли мой коньяк с двумя кубиками льда. Стюардесса вежливо улыбнулась. Один глаз ее как-то странно косил, плюс на шее был повязан что-то прикрывающий шарфик.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, все нормально.

– Ну смотрите…

Стюардесса элегантно развернулась.

Я поднял стаканчик перед иллюминатором. Яркое солнце над полями облаков ворвалось в стакан и захватило огнем кубики льда. Коньяк окрасился в какой-то красный цвет.

«Странно. Неужели Левий Матвей описал гаджеты виртуальной реальности или термоядерный синтез? Ведь если бы люди смотрели на солнце без применения каких-либо кристаллов, это был бы ядерный взрыв. Это точно не было бы обнадеживающим пророчеством. Лаврентий Берия действительно планировал плотно поработать над термоядом, целый ряд институтов для этого имелся, к примеру, Институт физических проблем Капицы. Но не у Булгакова же…» – подумал я.

Я махнул коньячок. И тут у меня начала кружиться голова, смешались странные передачи на дисплее и мысли о термояде, а также об институте на Воробьевых горах. На дисплее появилась Анна Чапман и пообещала раскрыть все тайны. Это было самое начало 48 выпуска. Я также успел посмотреть в сторону стюардессы, и мне показалось, что она обернулась и подмигнула мне. Еще мне почему-то показалось, что на ней сзади не было одежды…

«Тьфу ты, так ведь дамочка-то голая! Прямо как Анна Чапман в каком-то журнале!», – подумал я про себя.

Дальше мысли спутались. Мой светильник, или примус, на ваш выбор, потух. Я провалился в кроличью нору.

«Траванули» – успел подумать я. Я летел во времени, или сквозь время. Я это понял, потому что вокруг появились какие-то совсем старые здания и мода.

– Твою… Это что ж такое-то за…

Неужели конец? Мысли начали работать на ужасной скорости, я понял, что мой мозг работает на пределе. Пока я летел, ко мне медленно подошел официант в строгом костюме с подносом и предложил несколько прохладительных напитков. Я махнул еще один коньячок и поставил рюмку назад на поднос.

Оглядываясь вокруг, я понял, что вижу Фрактал, вернее, его ветку, которую мне разрешили видеть. Огромное дерево истории, на его ветвях – человеческие жизни, рукописи, города, фотографии, кадры. Гигантский космический Интернет, созданный неизвестно кем. Оно уходило высоко наверх, и я продвигался в этом направлении, то взмывая, то слегка обрушиваясь назад, то снова взмывая вверх.

Вот я вижу Максима Горького. Вот его гражданская жена Мария Андреева, которая ушла из семьи, чтобы отдать себя революции. Они что-то оживленно обсуждают, пишут.

А вот Савва Морозов, влюбленный в Андрееву до безумия, оставляет ей страховой полис на огромную сумму в 100 тысяч рублей. Вот его находят застреленным в Каннах, рядом записка «В смерти моей прошу никого не винить», прямо как в докладе Афрания. Выходит, Мастер врал, свои 100 тысяч он нашел явно не в грязном белье.

Неожиданно вокруг Горького вырастает куча листочков, целые ветки Фрактала.

Вот одессит Александр Парвус, идеолог российской революции, передающий немецкие деньги на ее финансирование. Настоящая фамилия – Гельфанд. Нет, конечно же, не Фаланд. Он ставит пьесы Горького за рубежом, на этом начинает свое восхождение к Олимпу.

Рядом с ним бегает какой-то тощий шутник Карл Радек. Расхитительница могил – жрица свободной любви и секса Александра Коллонтай, от которой несет несносным могильным запахом за посягательства на старые дворянские могилы в поисках сокровищ. Яков Блюмкин, постоянно меняющий лица, организующий кровавые акции и расправы, собирающий древние рукописи по всей России, Глеб Бокий, похожий на вампира, руководитель какой-то тайной кровавой коммунистической секты, дачи, где проходят ритуальные оргии с участием крупных большевиков, лаборатории, где производят яды. Они организуют какие-то театры варьете, печатают какие-то листовки, занимаются поставками оружия.

Все это частично и в меру показано в фильме «Опасные гастроли» с Владимиром Высоцким в роли Жоржа Бенгальского. Неожиданно они все начинают мерцать. И все путается. Вместо старой пятерки я теперь вижу Ленина, Свердлова, Дзержинского, Кржижановского и Андрееву. Хотя в темноте могу и обознаться. Они дико куролесят, куда-то несутся, но вот приходит и их черед. Неожиданно, появляется третья пятерка: Сталин, Агранов, Молотов. Агранов почему-то вскоре пропадает, и на его месте появляется Берия. Бегемот постоянно меняет обличия, и мне мерещится то Маленков, то Буденный со своим конем Софистом.

Я поднимаюсь дальше. Вместо них появляется посол США Вильям Буллит со своей свитой, включая какого-то длинного товарища, который постоянно подтягивает в посольство разных русских герлов, которые голышом слоняются по посольству и шпионят. Он встречается со Сталиным, въезжает в Спасо-хауз на улице Композиторов, делает там ремонт, расширяет бальный зал и устраивает парочку сногсбивающих балов на всю Москву, в том числе «Весенний фестиваль». Как я уже говорил, все это, конечно же, прекрасно описал Михаил Булгаков.

Проблема была в том, что мне было непонятно, что за голем-шпион внедрился в Спасо-хауз. Хотя барон Гелий, прошу прощения, барон Майгель там тоже был. Кстати, голем, а вернее, гейлом – это древнее название роботов и разных автоматических штучек.

Эта проблема была с легкостью решена в 1946 году, когда пионеры подарили новому послу США цельный герб США, вырезанный из дорогущих пород дерева. Его повесили прямо над креслом посла. Правда, в гербе находился невиданный тогда жучок великого изобретателя Льва Термена, который провисел там целых 7 лет. Началась холодная война, и в ходе Карибского кризиса я впервые чуть не увидел Абадонну, вызванного свистом Курчатова и Капицы. Хотя Коровьев с Бегемотом тоже свистнули неплохо. Нет, конечно же, я имею в виду не начальника СМЕРШ Виктора Абакумова, а реального Абадонну, от которого исходила ужасная радиация.

Я соскальзываю и проваливаюсь немного вниз – назад в прошлое. Какая-то параллельная ветка. Это сцена «воскрешения мертвых», все как у Булгакова. Выходит секретный ленинский декрет о массовом изъятии из могил и фамильных склепов царской знати, богатых вельмож и дворян фамильных драгоценностей. Некоторых находят нетронутыми тлением и выкидывают в канавы, где они чернеют и обращаются в прах. Этого я не увидел, но мне показалось, что я увидел Иосифа Шкловского, который намекнул, что в Петропавловской крепости уже давно никого не осталось. Бриллианты, золото, картины – все вывозится за рубеж.

Опять Вильям Буллит в Спасо-Хаузе. Он исчезает, а на его месте появляется благовидная семейная пара – Джозеф Дэвис и Марджери Пост, тогда богатейшая женщина в США. Во всех высших кругах ее называли Императрицей, дома – просто Марджи, нет, не Марго. Хотя похоже. Они приезжают прямо в разгар репрессий 1937 года. Супруга нового посла увлекается искусством, скупает картины, золото, иконы, яйца Фаберже, все идет на ура. Она почти сходит с ума, без охраны слоняется по Торгсинам, заходит даже в разрушенные церкви. «Императрица в восхищении!» Иногда ей помогает Полина Жемчужина, еще одна Маргарита, жена главы Советского МИДа Молотова.

Даже покинув СССР, Марджи еще долго скупает вывезенные из страны Советов предметы искусства на аукционах всего мира. Сейчас все это можно обнаружить в собранной ею богатейшей частной коллекции музея «Хиллвуд», что рядом с Вашингтоном.

Неожиданно появляется гордый поэт, ассириец Иосиф Джугашвили. Пишет неплохие стихи. Что-то про Луну, что-то про какого-то пророка, которого в конце заставляют выпить чашу с ядом. Значит, уже был в курсе. Потом он бросил писать, но книжку со стихами все же издали. Дальше вижу Ахматову. Она спрашивает кого-то, – тираж в 12 тысяч, не много ли за одну Луну? Кто-то ей вежливо отвечает, что орбита Плутона значительно больше орбиты Луны. И Плутон будет еще долго там кружиться со своими спутниками Цербером и Хароном, пока не отправится к Эриде, за пределы солнечной системы. В бездну.

Дальше Горький вдруг начинает делиться, как бешеный. Вот у него уже свой город Горький, свои парки во всех крупных городах. Свой автозавод ГАЗ. Свои машины, первые в Советах – а-шки. На них создают первые кареты скорой помощи, можно назвать их и аннушками. Они везде, где случилась серьезная беда, правда, ломались постоянно, прямо чума какая-то. Проще говоря – катафалки.

Взлетает самолет-гигант «Максим Горький». Горький захватывает богатейшие особняки российских миллиардеров, заселяет в них свою семью.

Вот его сын Максим Пешков женится на Надежде Пешковой – Тимоше, неунывающей вдове. Вокруг нее начинают околачиваться Сталин, Ягода, Алексей Толстой, куча какого-то народа, да и сам Горький.

Вот Сталин в приватной обстановке просит Горького написать роман о новом мессии, – о Сталине. Это должен быть апофеоз, вершина творчества Горького. Он должен стать новым Иоанном Крестителем. Горький соглашается, но медлит. А сам пишет роман о дьяволе, тщательно его прячет.

Смешно. Берлиоз решил написать роман о дьяволе, но при этом пытался обмануть Фауста, который уже давно заключил с ним сделку! Эту ошибку повторит немало народу.

Неожиданно все начинает схлопываться. Вот Максим Пешков, направляясь домой пьяным, просит остановиться своего шофера – чекиста. В рубашке выходит и падает в сугроб. «Как же душно мне с вами». Потом он простужается и умирает. Падает и взрывается самолет-гигант «Максим Горький». Вскоре сам Горький умирает от какой-то непонятной болезни, может, даже и бериллиоза. Странно, ведь он не был работником космической промышленности.

После смерти Горького дача оцеплена чекистами. В спешке делают вскрытие, мозг забирают. Вскоре тело спешно кремируют по приказу Сталина.

На третьем московском процессе бывший глава НКВД Генрих Ягода, его подручные и несколько врачей признаются в намеренном отравлении Горького и неправильном лечении его сына. Ягода также признается в любовных связях с Тимошей. Конечно же, все так и было, никто и не сомневался. Их всех расстреляли.

Дальше я вижу Вольфа Мессинга, разговаривающего с директором МосГОСЕТа Соломоном Михоэлсом. Воланда, как и Ивана Бездомного, рядом нет. Берлиоза и даже брата Мессинга Берла тоже не наблюдается. Вольф Мессинг предупреждает Михоэлса о возможном убийстве, видит, как его убитого кидают рядом с трамвайными путями. Михоэлс в это не верит. Через некоторое время он едет в Минск. Он прощается с близкими, его мучают предчувствия. Сталин приказывает ликвидировать Михоэлса, инсценировав автокатастрофу в Минске.

Около 10 часов его убивают. Да-да, около 10 часов. В отличие от Парада Победы, в 10 часов вечера. Потом выбрасывают на окраине города, рядом с трамвайными путями. Это было очень далеко от Патриарших прудов. Дальше его тело привозят в Москву, на похоронах за ним идет огромная процессия скорбящих. Шел 1948 год.

Потом совершенно неожиданно я опять сильно просел и увидел, как Иосиф Шкловский гуляет по Чистым прудам с дипломированным раввином Матестом Агрестом. 1930-й год. Оба они пытаются поступить куда-то в МГУ.

Матест рассказал, что у него были серьезные проблемы с русским языком. Учась в Ленинградском университете, он в Публичной библиотеке разбирал средневековые еврейские рукописи эпохи кордовского халифата. Изучал еврейско-арабскую культуру, процветавшую на юге Испании 10 веков назад. В том числе и великого алхимика и по совместительству Папы Римского Герберта Аврилакского. Впоследствии он стал великим математиком, работал над атомным проектом, стал автором теории, что Содом и Гоморра были уничтожены ядерным взрывом.

Трамваи там вроде были и совсем недалеко, но, к счастью, от них тогда никто не пострадал.

Я снова поднимаюсь по Фракталу. Произошел какой-то сбой, меня кидает вверх, и я вижу, как великий физик-ядерщик Игорь Курчатов садится на лавочку рядом со своим другом, академиком Харитоном. Только они начали разговаривать, как Харитон оглянулся на Курчатова, но тот был уже мертв. Что-то с тромбом.

Система выправилась. Вот я вижу поэта Сергея Есенина. Он написал какую-то оппозиционную поэму. Кто-то сидит с ним на скамейке, объясняет, что так нельзя. Потом он напивается, устраивает дебош в каком-то ресторане. Здесь опять мерцание, сбой в системе. Откуда-то взялся миллиардер Полонский, потом Борис Ельцин падает в какую-то канаву. Оба в одних подштанниках. Почему-то вижу странно одетого Даниила Хармса с какими-то иконками и спичками, а потом Осипа Мандельштама. У них у всех явные психические проблемы. Странно, но вот и Бехтерев дает такой же диагноз Пилату. Лучше бы не давал.

Снова Есенин. Или Полонский? Ничего не понятно. Нет, Есенин. Его забирает полиция и отправляет в психушку. Там проводят экспертизу. Дальше он встречается с Кировым, тот его кому-то сдает и выманивает в Москву. Дальше снова психушка, побег в Ленинград и казнь. Нет, не на кресте, повешен на какой-то трубе. Четко видно совершенно неузнаваемое его лицо.

Неожиданно опять сбой. Есенин вдруг превратился в Григория Зиновьева. Бегает в панике по случаю Кронштадтского восстания, срочно просит прислать ему пулеметы, армию. Организует красный террор в Санкт-Петербурге, дело Таганцева. Вижу расстрелы под музыку и грузовики с расстрелянными. Опять сбой. А Муаммар Каддафи-то что здесь делает?

Декабрь 1925 года, 14-й Съезд ВКП(б), то есть компартии. Каменев, будучи председателем какого-то совета, сговорившись с вождем Коминтерна Зиновьевым и Крупской, выступает против Сталина. Зиновьев бегает и предупреждает всех, что Сталина нельзя допускать к власти.

А вот первосвященник Каиафа, то есть Каменев, разговаривает со Сталиным, какой-то с душком антисемитизма разговор. Оба угрожают друг другу. Сталин предупреждает, что скоро всей его шайке, да и его народу придет кирдык.

Потом – взрыв храма Христа Спасителя. Жильцы Дома на набережной спокойно наблюдают эту картину из своих окон.

Далее я вижу, как Сергей Киров случайно во время дождя встречает какую-то девушку, помогает ей добраться до дома. Она не узнает его, хотя каждый в городе знал его в лицо. Они влюбляются и начинают встречаться.

Сталин разговаривает с Яковом Аграновым и просит принять все меры по усилению охраны Кирова.

А вот уже Киров бежит на свидание с Мильдой Драуле в Смольный. Совершенно неожиданно коридор опустел. Двое сообщников убивают его выстрелами спереди и в затылок. Кто-то подходит, присаживается и долго смотрит на его лицо.

На похоронах Каменев в глубокой депрессии. Неужели успели что-то передать?

Сталин поручает расследование Генриху Ягоде и Агранову, но те что-то мутят. Сталин понимает, что что-то нечисто. Скоро и Ягоде, и Агранову тоже приходит кирдык. Тем более что ОГПУ порядком проворовалось.

А потом начинается террор, московские процессы, дело антифашистского комитета, дело врачей, дело Джойнта. Пилат выполнил свое обещание Каиафе.

Каменев и Зиновьев, будучи освобождены от своих постов, отправляются в застенки к Стравинскому. Заодно сдают Бухарина, говоря, что он тоже разбойник. Потом их долго пытают, правда, больше психологически, и еще кучу народа, правда, больше физически. Все – бывшие красные бароны. Просят сдать валюту.

Какую валюту? Каждый из них перегнал на швейцарские счета десятки миллионов долларов кровавых денег. Нужны пароли, счета. Появляется какой-то актер. Он доступно объясняет, что будет с их вдовами, детьми. Какой смысл умереть на сундуке, как скупой рыцарь, как Свердлов со своим сейфом? А так, может быть, пять лет на одном из лучших советских курортов в Сибири – и домой. Чтобы скрасить их досуг, некоторых делают наркоманами, что-то колют. На годовщине создания ГПУ Паукер на бис разыгрывает постановку казни Зиновьева. Зал в диком восхищении.

Потом расстрел. Перед расстрелом Зиновьев сходит с ума и поет какую-то еврейскую песенку. Каменев пытается держаться достойно.

Потом я вижу портрет Маргариты Наваррской, покровительницы французских литераторов. Сильно похожа на Анну Ахматову. Потом вижу и неунывающую вдову, вроде бы похожую на Тимошу.

Вот Анна Ахматова в Ницце влюбляется во французского художника Модильяни, он дарит ей свои рисунки. Рисует ее в стиле ню. Она бросает ему розы в окно. Но приходится его оставить. Муж, однако. Вскоре художник умирает в полной нищете. Пройдет много лет, прежде чем его картины будут стоить миллионы долларов.

Снова Ахматова, в ужасе от ареста ее мужа и сына мечется по комнате. Вдруг ей начинает сниться лагерь, она его видит. Пишет какое-то стихотворение про свое предчувствие. Понимает, что надо идти на поклон к Сталину, которого ненавидит.

А вот она вместе с Борисом Пастернаком читает стихи в Колонном зале Дома Союзов. 1946 год. Зал в диком восхищении, аплодисменты не замолкают. Кто-то сравнивает ее с королевой. А потом – разгромная статья и снова опала. Ее сына снова отправляют в лагеря.

Вновь вижу Анну Ахматову, она разговаривает с личной ведьмой Сталина Натальей Львовой. Рядом стоял какой-то красивый кубок, отдающий красноватым оттенком. Потом эта ведьма неожиданно исчезла.

А вот расстрел без суда и следствия в Самарском парке военной летчицы и парашютистки Марии Нестеренко и ее мужа, Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта авиации Павла Рычагова. Прямо в начале войны, в 1941 году. Оба проживали в Доме на набережной – нехорошем доме, откуда пропадали люди.

Это были обвенчанные небом Король и Королева воздуха. Тогда в ныне Гагаринском парке Самары под шумок расстреляли 25 человек, троих – вместе с женами. Перед этим долго пытали. Жен-то за что? Не донесли на своих мужей. Сталин и Берия сводили счеты с неугодными им людьми. А Рычагов имел смелость в лицо Сталину сообщить, что они летают на гробах, а не на истребителях. Марии Нестеренко предлагали дать показания на мужа, оставить его, все равно его не спасти – ничего не получилось.

Все они получили, как писал Мастер – Осип Мандельштам в своем стихотворении, в подарок подкову от Горца. Мария Нестеренко только успела шепнуть мужу: «Не успели мы, Паша, и пожить: то полеты, то командировки». А орден-подковка ей уже не понадобился.

Чуть не погиб великий город Ленинград. Руки прожекторов тянутся в небо навстречу странной туче, сбрасывающей бомбы. Страшная, неестественная гроза. О ней постоянно думает Анна Ахматова. А вот и уже знакомый мне Петр Бронебойщик расстреливает немецкие танки под Сталинградом, маршал Георгий Жуков начинает контрнаступление. Парад Победы на Красной площади и ночной салют. Золотые купола тянутся к небу.

Я начинаю уставать. Огромная тяжесть в теле. Но все равно пытаюсь карабкаться вверх по Фракталу, то совершая рывки, то срываясь ненадолго вниз.

Вижу Сталина, пытающегося устроить гонения на еврейский народ. Вольф Мессинг, спокойно разговаривающий с ним. У Сталина ужасно болит голова. Он думает, что его отравили, переживает, что будет с сыном после его смерти. Вспоминает ужас в глазах прислуги, когда кто-то из них уронил и разбил какую-то бутылку с вином. Ему мерещится какая-то лужа крови, и в ней – роза. Может, вспоминает смерть своей жены?

А вот и казнь. Какой-то предатель включил свет. Как и Иуду из Кириафа, вскоре и его ждет беда. Сталин лежит со своим замкнувшим радио, без одежды, ужасно тяжело дышит, вроде, спит. Хотя непонятно, Сталин ли это? Вокруг где-то бегает Берия, сильно нервничает. Постоянно записывает в своем дневнике: «Смерти нет, смерти нет, столько времени прошло, а смерти все нет». Почему-то пишет словами Пастернака из «Доктора Живаго». Он ждет сигнала, который должен подать начальник охраны.

Какая-то бутылка с водой. Наконец маленький укольчик в сердце, все кончено. Все как в главе «Казнь» романа. Похороны и вновь совершенно неузнаваемое лицо. Давка.

Народ перешептывается. Как и предсказывалось, Сталин, вроде бы, умер в еврейский праздник Пурим. Это праздник, отмечаемый в честь знаменитого избавления персидских евреев от своего угнетателя Амана, тогдашнего Гитлера. Дело врачей сразу было свернуто, заново родилась Полина Жемчужина, советская Маргарита, уже приготовленная на заклание после возвращения из ссылки.

Тут Берии приходит в голову гениальная мысль, и Сталин отправляется в мавзолей, в пещеру, прямо к своему бывшему кумиру. Только пещера уже занята в лучших антиевангельских традициях. Вот Берия на хлебной площади в Самаре ужасно спешит, что он там делает, непонятно.

Теперь я вижу конструктора Сергея Королева. Его шатает по лагерям, закрытым объектам. Он теряет имя, как Алиса в Зазеркалье, в темном лесу, о его существовании люди узнают не скоро. Он устал от жизни, но твердо идет дальше.

1961 год. Вижу памятник Сталину, сидящий на троне, на месте снесенного собора на Одесской площади. Он совершенно белый, ничего не видит и не слышит. Вокруг него разбросаны осколки, прошу прощения, стройки коммунизма, а рядом – небольшой прудик, в котором отражается кровавым блеском красное солнце, а может быть, и луна. Неожиданно памятник начинает пропадать. Ночью, пока все спят, из мавзолея выносят тело Пилата, хоронят в уже вырытой могиле. Неужели кто-то решил его отпустить? Вскоре я вижу огромный сад с золотыми куполами, но вдалеке. Может, это Одесса, не знаю, может, и нет. Наверное, это город – которого нет.

Тут я слышу ужасный гром, что-то загорелось и взорвалось мощнейшим огнем. Я увидел ракету Восток-1, всю белую, с красным подбоем. Вначале, конечно, куда-то в сторону луны улетела Банга, вернее, первый космический спутник с радио. Хотя собачки тоже туда слетали. Теперь вслед за ней должен полететь и первый человек.

«Поехали!», – услышал я. И произошло «вознесение». В этом грохоте нельзя было разобрать крики Пилата. Вскоре позади остался только огромный стартовый стол.

Главный конструктор Королев остался внизу. Его миссия не была окончена.

Неужели он и есть Мастер?

Потом я вижу Валентину Терешкову – первую женщину-космонавта. Ее долго отбирали. Может быть, конечно, и не из 121-й Маргариты, но их было много. Сначала 800, потом 30. Запуск откладывался. От скуки она и еще одна женщина-космонавт перекрашивают волосы. Терешкова превращается в брюнетку. Наутро все в ужасе, ее срочно перекрашивают назад. Потом Валентина и ее дублерша Ирина Соловьева за какими-то шторками раздеваются, натираются чем-то, какой-то мазью, надевают скафандры.

Все повторяется. Валентина Терешкова, словно Маргарита, летит с бешеной скоростью над Землей. Мимо, внизу, сверкая морями огней, проносятся города. Неожиданно она переворачивается и теряет ориентацию. Сбой в системе управления. Корабль набрал слишком большую высоту. Вскоре внештатная ситуация разрешена. Потом ей стало нехорошо, ее тошнит, все болит, ей хотелось спать, но она держалась. В тело впились какие-то круги с присосками датчиков, давил тяжеленный скафандр. Коленка начала ныть от дикой боли.

Параллельно на «Востоке-5» в космос выходит Валерий Быковский. Он тоже голый, но в специальной одежде и в скафандре. Он устанавливает с Терешковой прямую связь. Для таких контактов используются позывные. Терешкова – «Чайка». Быковский – «Ястреб».

Во время сеанса связи с Терешковой вклинивается эфир на корабле «Восток-5», где кто-то произносит «товарищ Терешкова». Нет, никто, конечно же, не называл Валентину Клодин. Она же не хлор. Валентина была возмущена: «Валера, почему ты меня называешь гражданка Терешкова»?

А потом Терешкова увидела красивейшую картину. Утренняя Венера в северном сиянии. Аврора Борей. Ну конечно же, Венера ни на каком борове не летала.

При приземлении что-то опять идет не по плану. Терешкова чуть не приземлилась в озеро. К счастью, приземление произошло где-то рядом, в Алтайском крае, недалеко от села Мурашкино. Валентину встречает местный пастушок. Нет, не козлоногий бог Пан. Потом подбегают местные жители, сажают ее в Волгу, отвозят в деревню, кормят картошкой. «Ого, куда я присвистела», – говорит она.

Через некоторое время Терешкова и Быковский уже при параде. Быковский успел переодеться. Они – герои своего времени. А в 1986 году на месте приземления Маргарите, то есть Терешковой, установили стеллу «Чайка».

Далее я увидел летящую вслед за Терешковой – нет, не Наташу на борове. Жену еще одного космонавта, Марину Попович – «мадам МИГ», которая поставила более 100 мировых рекордов. Она – одна из первых женщин, преодолевших звуковой барьер на МИГ-21. Десять мировых рекордов было завоевано ею в качестве командира воздушного корабля-гиганта «Антей». Очевидно, что не борова. Опять сбой. А Савченко-то что здесь делает?

А где же обещанный шабаш ведьм? Мне его никто не обещал. Но и его я увидел. Я увидел астрофизика Иосифа Шкловского, вместе с экспедицией на корабле «Грибоедов» посещавшего Бразилию, чтобы наблюдать затмение солнца. В то советское время пляжи с полуголыми девушками, конкурсы самбы, Сахарная голова были для них экзотикой. Но тогда советскую делегацию отвели на бал. Во время одного из конкурсов всех особенно насмешил сопровождавший делегацию чекист, который надел строгий черный пиджак и козленочком заблеял арию Ленского: «Куда, куда вы удалились». Всех окружающих амазонок как ветром сдуло. Слово «куда» было матерным в Бразилии.

Где-то на той же высоте Фрактала я также увидел Никиту Хрущева, который бурно махал рукой, стучал кулаком и предлагал крепко ударить по сталинизму и тому богомазу, кто протащил в партию культ Сталина. «Вот было бы интересно, если бы он предложил крепко ударить по пилатчине», – подумал я. Конец хрущевкам не за горами.

Потом я вновь увидел нехорошую пятерку. Неожиданно они полностью меняются. Я вижу группу величайших физиков. Они работают над ядерной бомбой, потом – над водородной, потом – над какой-то сверхтекучестью. Это Ландау, Капица, Курчатов, Абрикосов. Иногда вижу жену Ландау – Кору. Они – большие шутники. Постоянно шутят.

Неожиданно Ландау почти гибнет в автоаварии. Получает почти смертельную рану головы. Чудом выживает и даже начинает восстанавливаться. Вот он в пижаме на кровати, какая-то медсестра растирает ему больное колено. Заходит Кора. Они вдвоем с медсестрой почему-то спрашивают Кору, нужно ли этой медсестре делать аборт? Кора советует, что да. Ландау вроде соглашается. Кора понимает, что что-то здесь нечисто и просит поменять медсестру. Вскоре та пропадает.

Потом Ландау получает Нобелевскую премию. За исследования в сфере сверхтекучести. К нему в больницу приезжает целая делегация во главе со шведским послом. Ландау получает награды прямо в пижаме. На следующее утро, правда, журналист привозит ему костюм и фотографирует в строгом костюме, уже для газеты. Вот так Воланд и преобразился.

Потом я вижу множество магических шоу. В них участвует то Мессинг, то известный волшебник Эмиль Кио, а потом и его сын Игорь Кио со своей программой «Раз-Два-Три». Айн, цвайн, драйн, как Бегемот, он, конечно же, не говорил.

Вижу яркие листовки, попытки разоблачить магию Вольфа Мессинга. Даже собрание какое-то собрали по этому поводу в Гастрольбюро. Мессинга хотели обвинить, что он халтурщик, нет, не валютчик. Мессинг выступил на собрании с целым рядом опытов, даже кого-то стихотворение на идише заставил прочитать. А тот, кто инициировал все это разоблачение, вскоре получил кое-какие неприятности и отправился на понижение.

Потом я увидел сеанс черной магии и ее разоблачение. Только благодаря великому советскому вирусологу Виктору Жданову это не кончилось полной черной магией. Дело в том, что в 1959-1960 годах в Москве произошла вспышка черной оспы.

Все началось с того, что московский художник Кокорекин съездил в Индию, где он набрал кучу подарков для любовницы и жены. Вернулся он на сутки раньше, чем его ждала жена. Эти сутки он провел у своей любовницы, которой вручил самые хорошие подарки. На следующий день, подгадав время прилета рейса из Дели, он приехал домой, отдал подарки жене. А потом ему сплохело. Его забрала скорая, отвезла в инфекционную больницу имени Боткина, а к утру он умер. После вскрытия диагностировали черную оспу. Дальше паника. Карантины, подключили даже КГБ.

Проблема в том, что и жена, и любовница в полном соответствии с советом Воланда тут же побежали в комиссионные магазины и сдали все свои подарки. Вирус начал расходиться по Москве. Было принято решение вакцинировать от оспы все население Москвы. 3 человека из 46 зараженных тогда скончались.

На этом месте мне стало совсем не очень хорошо. Тяжесть нарастала, прямо как у Валентины Терешковой, то есть, у Маргариты. Совсем я утомился. Вероятно, я начал подбираться слишком высоко по Фракталу. Здесь мое зрение начало ухудшаться, все как-то поплыло.

Я увидел Могарыча, вернее, Юрия Андропова. Виктора Януковича я тогда не видел. Как и полагалось, его коллеги по цеху долго пытались разобраться в домовых книгах и документах о его истинном происхождении, но все было неплохо почищено. Воланд чисто сработал. Роман, правда, про него написали, и даже фильм кто-то снял. Фильм я четко увидеть не смог. Был там какой-то Максим, но не Горький, был какой-то лысый умник и какой-то странник. Очень странный фильм.

Одновременно я увидел целый ряд странных и нехороших событий в Москве 1977 года. Великий пожар в гостинице «Россия», причины которого так и не были раскрыты, или были засекречены. Погибли люди. Чудом спаслись около 250 посетителей ресторана «Кремлевский», нет, конечно же, не «Грибоедова».

Одновременно горело издательство и типография «Правда», которые печатали все партийные газеты с 1929 года, а происходили от газеты «Правда» 1912 года. Ну, конечно же, не варьете.

В том же году произошел ряд терактов. Взрывы прогремели в продуктовом магазине № 15 на ул. Дзержинского на «Лубянке», около продуктового магазина № 5 на Никольской улице рядом с Кремлем. Использовались, конечно же, не примусы, а самодельные взрывные устройства.

К делу подключились МВД и КГБ, было допрошено порядка 500 свидетелей, ничего существенного они не сообщили. Правда, потом чудом вышли на какую-то шайку армянских террористов, которые дали показания. Никакого кота в Армавире, конечно же, не арестовывали и тем более не отпускали. Арестовали Степана Затикяна, который полностью отрицал свою вину, так как в Москве его во время нехороших событий не было.

Было много шума, так как диссиденты обвинили КГБ в организации плановых акций, чтобы задушить диссидентское движение. Тем не менее, Затикяна вместе с сообщниками осудили и расстреляли.

Потом я увидел какого-то обросшего бородой писателя, кажется, Александра Солженицына, который вскоре исчез. Потом – Иосифа Шкловского, лежащего в больнице после инфаркта. Одновременно с ним в больницу слег Андрей Сахаров вместе с супругой. Они забыли радио дома, и из-за этого по вечерам стали приходить в палату Шкловского, у которого был маленький приемник, настроенный на Голос Америки. Они сидели в его палате, взявшись за руки, как студенты первого курса, и слушали. Это был последний визит Мастера и Маргариты в палату к Ивану Бездомному.

Я подбирался к 2000 году. Промелькнуло мимо шоу Варьете Мавроди с его МММ, рухнула пирамида ГКО. По улочкам Москвы начали разбегаться путаны. Но что-то тянуло меня вниз, в то время как часть тела дергалась и стремилась дальше вверх. Я понимал, что еще немного, и меня разорвет, как в космической черной дыре.

Я вижу станцию «Мир». Вначале в модуль «Спектр» врезается грузовой корабль «Прогресс М-34». Модуль был выведен из строя, образовалась пробоина, и произошла его разгерметизация. Никакого стекла в подъезде никто, конечно же, не выбивал, но Аннушку очень сильно тряхнуло, и она вскоре пролила маслице.

Чтобы спасти станцию, нужно было отрезать от нее модуль и обеспечить герметичную блокировку. Космонавты заскакивали в стыковочный шлюз вперед ногами и отрезали кабели. Никто в окно вперед ногами, конечно, не вылетал. Голову МИРа в конце концов «отрезали» от станции, и она лишилась 40 % электроэнергии.

До этого на станции произошел пожар. Потом система кондиционирования дала течь, выпуская ядовитый хладагент, этиленгликоль.

В конечном итоге станцию затопили. Во время падения лопнули все иллюминаторы, земляне включали сигнализации, бурно свистели. Наконец то, что осталось от «МИРа», рухнуло в Тихий океан. Модули «Квант» наполнились водой и утонули. На этом все закончилось. Это был конец «МИРу», но не миру.

Естественно, что Маргарита не имела к этому никакого отношения, так как, во-первых, ее не существовало. Во-вторых, она пыталась затопить квартиру Хрущева из-за ненависти к хрущевкам, в которых жильцы постоянно топили друг друга. А тот 8-этажный дом № 19, кстати, так и стоит в Староконюшенном переулке. Единственное – квартиры Кванта там не было, но зато была квартира Микояна.

Но даже и этого не было, так как Маргарита летала на угол Нового Арбата, в Лотте-Плаза.

Дальше двигаться я уже почти не мог. Я еле держался на одной высоте, силы начали меня покидать. Эта ветка Фрактала заканчивалась. Нужно было вернуться к ее основанию и двигаться дальше, но такой возможности уже не было.

И здесь я увидел всю нехорошую четверку, а рядом – Мастера и Маргариту. Они скакали на вороных конях в тумане, я еле различал их силуэты, была ночь. Они скакали над Москвой и вдруг начали приземляться. Начало светать. Неожиданно с ними стала происходить метаморфоза, они скидывали свою маскировку и превращались в то, чем всегда были. Нет, не в Уран, Нептун, Сатурн, Юпитер, Землю и Луну, как вы подумали, это будет значительно позже.

По мере приземления они росли в размерах, потом приземлились где-то в районе Парка Горького. Продолжало светать, первые лучики солнца пробились из-за горизонта.

После приземления Воланд превратился в какую-то странную огромную металлоконструкцию, похожую на американские горки. Азазелло – почему-то в космический корабль «Буран». Мастера понесло куда-то вперед, в ботфортах, в плаще он стоял на какой-то громадной черной глыбе посреди реки. Подняв руку вверх, он заглядывал через весь город. Так до сих пор там и стоит.

Бегемот превратился даже не в пионера, а в кинотеатр Пионер. Маргарита застыла в виде статуи обнаженной женщины. А Коровьев куда-то пропал. Присмотревшись, я увидел теплоход «Брюсов». Почему он просто не превратился в Дон Кихота или рыцаря Ланцелота? Непонятно.

Солнце поднялось над Парком Горького и осветило всех героев. Неожиданно разразился страшный ураган. Я услышал ужасный свист. Это был Бегемот. Затрещали деревья. Но Мастер не обращал внимания. А вот после свиста Коровьева Мастера пошатнуло. Он пропал.

В этот момент вдали я начал различать, как что-то приближается ко мне. Это что-то было разбужено свистом Бегемота и Коровьева и сильно напоминало какого-то голливудского персонажа. В черном плаще металлического блеска, в черных очках, мне казалось, он слегка парил над землей и быстро приближался.

Неужели Абадонна? Однозначно, это не был терминатор. Меня охватила паника, так как я понял, что он – не часть представления, а совершенно целенаправленно продвигается ко мне. Он явно не хотел, чтобы я увидел что-нибудь еще из будущего. И он явно не планировать шутить со мной на тему копускулярно-волного дуализма, о свете и тьме.

– У меня больше нет сил, нет сил, – прокричал я. Я понял, что либо ноги мои оторвутся от туловища, либо что-нибудь еще. Неожиданно меня отпустило, и я со страшной скоростью полетел вниз в какую-то засасывающую воронку. События с бешеной скоростью начали прокручиваться в обратном порядке и слились в единую радугу. Абадонна решительно рванул вслед за мной и приготовился снять черные очки. Можно было к гадалке не ходить, чтобы понять, что если он это сделает, ничего хорошего не случится.

В самом низу он понял, что не успел, воронка окончательно меня засосала и начала захлопываться. Он убрал черную руку от очков и сделал какой-то жест, типа еще увидимся.

Со страшной силой меня куда-то вдавило, голова от тяжести начала трещать, небольшой удар, еще небольшой удар. Я с ужасом открыл глаза, и яркий свет клюнул мне в лицо. Марго с удивлением посмотрела в мою сторону.

– Что с тобой? Мы прилетели. У тебя все нормально?

– Да, я прилетел. Все хорошо.

На самом деле, все было не совсем хорошо. Меня мучил какой-то бешеный страх, казалось, что Абадонна все еще летит за мной. Но страх постепенно отступал. Мы сбавили скорость, самолет подползал к аэропорту.