Читать книгу Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом - Илья Уверский - Страница 18

Итак, долгожданный день наступил. Съезд решили провести в Центральном доме шахматиста на Гоголевском бульваре. Мероприятие должно было начаться в 3 часа дня. Времени еще было много, и я решил прогуляться.

Зашел в Планетарий недалеко от Патриарших прудов. Долго смотрю на турникет, на луну и не могу понять, что так сильно поразило Ивана Николаевича. Луна как луна, хотя ведь еще не полнолуние. Турникет тут не при чем, так как речт шла о рычажке, который пытался вытянуть на себя пилот Боинга. Рядом вижу оставленную желтую прессу. Какая-то историческая статья про красный террор.

Что-то смешное про красного прокурора Андрея Вышинского, который в 1917 году подписал распоряжение о неукоснительном выполнении приказа Временного правительства о розыске и предании суду, как немецкого шпиона, Ленина.

Потом в Питере начался красный террор, связанный с убийством чекиста Моисея Урицкого. В августе 1918 года один за другим пошли приказы паникера Григория Зиновьева: «Немедленно привести все силы в боевую готовность и организовать повальные обыски и аресты среди офицерства, студенчества, обыскать и арестовывать всех буржуев, англичан и французов». По его приказу Азазелло, прошу прощения, Глеб Бокий расстрелял больше 500 заложников – тех, кого ранее задержали.

Красная волна из прошлого почему-то ворвалась в мой разум. Мгновения, спрессованные в года. Но зачем я об этом думаю? Ведь это было очень давно, где-то в Питере, а здесь Москва. Гораздо более обоснованным было бы думать о дебоше, который когда-то устроил в литературном кафе «Стойло Пегаса» Сергей Есенин. В пьяном виде он совершал броуновское движение, хулиганил, выкрикивая какие-то лозунги о сионистском заговоре. Но это уже совсем в другую сторону, где-то на Тверской.

Можно было бы, конечно же, попоститься дней 47, не гулять по кабакам, не искушать судьбу и никуда не прыгать, доводя себя до белой горячки, но такова жизнь.

Гудок айфона. Это организаторы прислали шуточную рассылку для участников форума. Небольшое шуточное видео, пародирующее встречу Ивана, Берлиоза и Воланда на Патриарших. Высокого Воланда, немца, черного мага и историка с двойным В на визитке, то есть W, сыграл Джордж Дабл-ю Буш, вернее актер, который его сыграл. Или наоборот… Хотя все совпадает. Берлиоза сыграл Саддам Хусейн, благо стихи писать он умел. А революционера, идеализировавшего революцию, Ивана Бездомного, сыграл Муаммар Каддафи, большой ценитель Кропоткина.

Сценка, конечно, получилась интересной. Буш показал обоим кино про суд над диктатором Пилатом. Саддам Хусейн все понял, сообщил, что у него совещание в ООН летом, и попытался уйти. Но увы! Воланд заранее сообщил ему, что не ранее, чем наступит новогодняя ночь, то есть когда наступит веселая вечеринка в ресторане «Грибоедов», и в 12 ночи все начнут танцевать, он будет казнен. А Воланд въедет в его дворец. Каково же было удивление Каддафи, когда все так и случилось, прямо перед Новым годом. Аннушку, разлившую масличко, из-за чего ее светильник погас, сыграл Кофи Аннан.

От удивления Каддафи принял крещение нефтью, повторив подвиг Сергея Есенина, а потом побежал в Организацию Объединенных Наций. Правда, забыл надеть костюм. Там он предупредил всех о Воланде и его преступлениях, целых полтора часа махал какой-то книжкой, так, что его переводчик упал в обморок, вспомнил и Барака Обаму. Он у нас играл Арчибальда Арчибальдовича. Тот был этим недоволен, заставил кого-то свистеть, даже Рюхина привлек. Рюхина в нашей сценке играл Саркози. Тот и сдал Ивана Бездомного с потрохами, хотя и Каддафи в долгу не остался.

Мне эта сценка показалась слишком политизированной и не очень смешной. Где фантазия? Вторжение в Ирак произошло в 2003 году. И тут же в поисках Воланда на США набросился Ураган Иван. Вызвал ровно 117 смерчей, разрушил нефтяную платформу, собрал в кучу какие-то яхты, а затем направился прямо на родину Буша, в Техас. Вот это было бы смешно… Или хотя бы Ивана Урганта как-то добавили… Но, как говорится, хочешь сделать хорошо, сделай все сам.

Посмотрев на часы, я вышел на улицу и направился к Баррикадной. Где-то здесь, вроде бы, должен был умереть Доктор Живаго. Под трамвай он, конечно, не попал, он из него вышел, а потом упал и больше не подымался.

Собиралась гроза, на Патриаршие пруды надвигалась черно-лиловая туча. Я ускорил шаг. Рядом со мной в пробке застрял поток машин. Одна из них – бентли последней модели какого-то странного готического цвета. В открытом окне сзади я увидел солидного джентльмена в сером берете, задумчиво смотрящего на прохожих и покуривающего дорогую сигарету. Единственная странность. Его голова была аккуратно забинтована, как у раненого бойца. На секунду мне показалось, что в глазу у этого джентльмена горит вольфрамовая нить накаливания, уходящая глубоко внутрь.

Почему-то пришла в голову странная мысль: а что, если это какой-нибудь робот-киборг, выполняющий команды своего одноглазого хозяина на Юпитере? Бред конечно. Зачем же тогда бинты?

Переднее окно было закрыто и давало блики, казалось, там сидит не человек, а ворон. Это, конечно же, мне показалось, ведь это был бентли, а не воронок НКВД.

Грянул гром. Я ускорился. Обогнал бентли, почувствовав на себе вольфрамовый взгляд пожилого джентльмена. Что за пробка! Поток двинулся, и он вновь поравнялся со мной. Пока я шел к метро «Баррикадная», эта история повторилась раз пять или шесть.

«Что за чертовщина»? – подумал я. Мне никак не удавалось оторваться, а пробка не исчезала.

Но это была лишь первая странность. В спешке я поравнялся со слепым дедушкой в черных очках. Его вел такой же старый пес-поводырь с совершенно белыми глазами. Какая странная картина. Если бы не девочка, внучка этого дедушки, которая вела слепого пса-вождя, очевидно, что оба вскоре бы попали под колеса или рухнули в какой-нибудь чертов овраг. Еще более странно было то, что на руке у дедушки блестели дорогущие часы «Ролекс». Зачем они ему? Слепой часовщик.

И тут произошла третья неожиданность. После злополучного сна в самолете меня стали преследовать какие-то странные вспышки-озарения сознания. Грянул гром, и меня пошатнуло. Опять кроличья нора. Червоточина во времени. Да что же это такое! Мне почудилось, что я превратился в водяной поток, ворвался в какую-то подземную трубу и на огромной скорости помчался в неизвестном направлении.

Что очень важно – прямо по маршруту Ивана Бездомного. Изгибы, повороты, бульканье воды, я пролетаю мимо Храма Христа Спасителя и впадаю сначала в какой-то подземный овраг, а потом прямо в Москву-реку. По непонятным причинам мне показалось, что я мельком увидел Алису Селезневу, убегающую от пиратов. Потом меня отпустило.

Ну конечно же, это была подземная речка Черторый, которая начиналась на месте Патриарших прудов, потом текла где-то по маршруту Ивана Бездомного (Спиридоновка и т. д.) и впадала в Москву-реку в районе Чертолье.

По иронии судьбы, да-да, по иронии судьбы, там же происходила борьба добра со злом. Речку укротили. Потом построили монастырь. Снесли. Потом Храм Христа Спасителя. Снесли. Замахнулись на Вавилонскую башню – Дом Советов. Не смогли. Потом бассейн. С легким паром! И вновь Храм Христа Спасителя. И снова попытка осквернения. Как говорили в народе в советское время. То храм, то хлам, то срам. В точности, как в ужасно запущенном доме, на который налетел Иван Бездомный. Ну да ладно.

По крайней мере, теперь я совершенно точно знал маршрут Ивана Бездомного. Но превратиться в водный поток я, конечно, не мог. Вспышка сознания потухла. Оказалось, что это грозным потоком хлынул дождь обдавая меня струясм воды.

Спасаясь от дождя, я бегом ворвался на станцию «Баррикадная». В мгновение ока я пересек и Патриаршие пруды, и Спиридоновку и со станции «Пушкинская» перешел на «Чеховскую». К своему ужасу во время перехода между станциями мне показалось, что впереди в огромной толчее я опять увидел того самого забинтованного джентльмена в сером берете. От неожиданности я даже споткнулся и чуть не разбил колено. Прояснить, он ли это или нет, я не смог, толпа не позволяла. «И куда их всех черт несет в такой спешке?» – подумал я.

С «Чеховской» станции я вмиг долетел до «Арбатской», где вновь оказался в сильной толчее и был ослеплен огнями подходящего поезда. Оттуда «Библиотека им. Ленина» и «Кропоткинская». Ни котов, ни Воланда, ни музыки никакой не было.

«Хотя, может, в советское время и играла какая-нибудь классика, типа Евгения Онегина, в особенности в год столетия со дня смерти Пушкина, в 1937-м. Странно, что этот год совпал с годом страшных репрессий», – подумал я.

Выйдя на Кропоткинской, я почему-то решил чуть прогуляться назад, в направлении Москвы-реки. Прошел по подземному переходу. Этот переход не был ни пустым, ни гадким, ни омерзительным, и я не заметил ничего, говорящего о мерзости запустения. Храм Христа Спасителя вновь стоял на своем месте.

Проходя мимо какой-то лавки, я увидел репродукцию, где дьявол ставит Христа на крыле Храма и искушает его, говоря: «Если ты Сын Божий, бросься вниз». Посмотрел на цену. Дороговастенько.

И здесь тотчас же мне ужасно захотелось искупаться, прямо как Ивану Бездомному. В особенности если бы сейчас была зима, открытый бассейн с подогревом – самое то! Эх, как жаль, подумал я. Открытый бассейн «Москва» прямо на берегу Москвы-реки, радовавший жителей в течение 1960-1994 годов своими паровыми испарениями, которые портили все вокруг, давно исчез.

Так что мне не пришлось забегать внутрь, шастать по женским раздевалкам, пугать голых девушек в душе и рассекать в теплой воде на холодном воздухе. Увы!

Мои мысли прервала громкая фраза Ипполита из фильма «Ирония судьбы или С легким паром!».

«Какая гадость эта ваша заливная рыба!».

Продавщица смотрела какой-то прикол на своем телефоне.

Поднявшись и обогнув Храм Христа Спасителя, я понял, что старый памятник Александру Третьему давно, давно разрушен. Правда, я заметил какой-то новый памятник. Но никакой дедушка Софии Толстой-Есениной Лев Толстой с бородой и со своим рассказом «Самокрутка», так «любимые» Сергеем Есениным, там не стоял.

Вы, конечно же, сразу догадались, что речь шла о бородатом памятнике, который охранял чью-то толстовку и расшнурованные стоптанные ботинки. Если бы он делал только это, не было бы проблем. Но курить самокрутку – для памятника это уже слишком.

Правда, всем известно, что самокрутка, про которую нам рассказывал товарищ Лев Толстой, была не для курения. Это была самоходная мельница, которую не смог изобрести крестьянин, но вскоре-таки изобрели умные инженеры. Индустриализация, однако. Такую самокрутку курили не памятники, а теплоходы.