Читать книгу Цветочки-Василечки папуле одиночке - Инга Максимовская - Страница 1

– Дети с кучей поведенческих проблем. Склонны к побегам и бродяжничеству. За те полгода, что они в нашем учреждении, они уходили в самоволку три раза. Мальчик агрессивный. Постоянно провоцирует драки. Девочка… Она просто молчит. За все время, что она тут, не произнесла ни слова. Мы консультировались с психологами, врачами. Скорее всего какая-то задержка в развитии. У близнецов часто такое бывает. Один, тот, что сильнее просто отбирает у слабого плода необходимые для развития вещества. В общем, эти ребята… Мы думали о переводе их в коррекционное учреждение.

– У детей нет имен? – приподнимаю я бровь. Если честно, я совсем не понимаю, какого черта делаю в кабинете директора “Детского дома № 5”. Воняет эта богадельня, как и все детские дома призрения: дешевой едой, хлоркой и детскими страданиями. И от чего-то все директрисы подобных “страдален” все на одно лицо. Ледяные мегеристые бабы, с камнем вместо сердца и встроенным калькулятором.

– Отчего же, есть. Но они на них не откликаются. Мальчик полностью игнорирует обращение к нему, может послать нецензурно. Девочка просто не слышит. Или делает вид, что не слышит. – кривит губы противная тетка с пучком на голове, в очках в дорогущей оправе. – Послушайте, я все понимаю. Но… Зачем вам проблемы? Вы богаты, успешны. Родите себе нормальных… Эти дети…

– Это дети. И если они мои, я не обойдусь без ваших советов. Сегодня приедет доктор. Возьмет у них анализ. А сейчас я бы хотел посмотреть на ребят.

– А если не ваши? – щурится чертова ведьма. – Это дети, вы правы. Не игрушки. Давать им пустую надежду… Хорошо, я сейчас попрошу воспитателя привести…

– Издалека, – перебиваю я цербершу. Глаза у бабы, как два крючка гарпунных. – Я не уверен, что они мои. Вы правы, зачем давать излишнюю надежду?

Иду, как под конвоем по противным, хоть и отремонтированным, коридорам. На стенах детские рисунки, поделки, доска почета импровизированная. С нее на меня смотрят угрюмые фотографии. У детей не бывает такого взгляда. У нормальных детей. Но, нормальные дети и не выгрызают себе путь к счастью острыми цепкими зубами. Морщусь, пытаясь не вспоминать, сколько лет я провел вот в таком же “счастливом” детстве.

– Васильковы где у нас? – спрашивает церберша у молоденькой девки, которая выскакивает нам навстречу, как чертик из табакерки. Ничего, такая. Глаза как плошки, волосы встопорщенные каштановые, грудь… – Т ася. Только не говори…

– Петр Михайлович Васеньку запер снова в дисциплинарной комнате. Он укусил Володю Репкина за плечо, и…

– У вас тут и карцер есть? – ухмыляюсь я. – Прелестно. И что, детка, часто Васильков в карцере, точнее в дисциплинарной комнате, сидит?

Директриса смотрит на девку так, что она не знает куда деться. Бедолага. Взгляд затравленный, щеки красные, глаза бегают. Тяжело девке живется, врать совсем не умеет.

– Ну, я жду ответа…

– Ну, он… Валентина Петровна. Ну Вася не виноват был в этот раз. Репкин у Василисы отобрал печенье. И вообще…

– Я не слышу ответа, – снова рычу я. Церберша молчит. Девку она сотрет в порошок, как только я уеду. К гадалке не ходи.

– Я вам говорила… – не дает и слова сказать взъерошенной Тасе Валентина Петровна. – Дети эти – волчата… У них нет понятия плохо-хорошо.

– Я спрашивал не вас, – перебиваю тетку. Не свожу взгляда с испуганной девчонки.

– Да каждый день он там. Хотя почти всегда ни за что, – лепечет несчастная смертница. Сегодня ее уволят, можно не сомневаться. Таких вот “барашек” не любят в стае волков. Точнее, любят, но только проглатывать с рожками и ножками. – Он за сестру заступается. Их нельзя разделять. Васюта страдает, когда брата нет рядом. Вася и Васюша хорошие. Им просто страшно.

– Не понял. Вася, Васюта. Это что вообще?

– Они Васильковы. Василий и Василиса, – улыбается смешная Тася. И в ее глазах столько тепла, когда она говорит про своих воспитанников. – Смешно, правда? Родители затейники у них… Ну… были. Дети сироты. А так они очень хорошие. И дружные. И держатся друг друга. Ой, простите. Мне пора. Я и так задержалась тут.

Мальчишку вижу через крошечное окошко в двери. Маленький, взгляд такой упертый, упрямый. Он похож на мать. Ужасно похож. Такой же несгибаемый. Такой же… Сидит на стуле, смотрит в одну точку. Он не мой. Не может быть моим. Поэтому мы и разошлись с Алькой. Вообще не понимаю, зачем я тут. Наврала мне несостоявшаяся теща. Ненавижу детские дома. Его мать. Свою слабость.

– Узнаю, что эту… Тасю уволили, устрою гвадалахару, – обещаю я мегере директору. Она в ярости, но молчит.

Откуда берется крошечная девочка, я и сам не знаю. Вырастает возле меня. Смотрит васильковыми глазами прямо в душу. У нее глаза мальчика из карцера, глаза Альки – ее матери. Платьице уродское на ней, серое какое-то, сиротское. Хочется сбежать. Просто и не оглядываясь. Они не мои. Не мои.

Они сироты. Ну и черт с ними. Права церберша. Я вообще не предназначен для отцовства. А уж чужие дети… Тогда, что я тут жедаю? Что?

– Не смогли удержать. К брату рвется. Мычит, – одышливо докладывает толстая бабища, похожая на самосвал, хватая девочку за тонкую ручку. – Ах ты негодница. Валентина Петровна. Может опять ее в дурку отправить? Ну спасу же нет от этих…

– Нестерова, ты совсем что ли? У нас посетитель? Не справляешься с работой… – косится на меня директриса. А мне кажется, что я снова маленький мальчик. Проваливаюсь в бездну какую-то.

Не могу оторвать взгляда от глаз, полных боли и мольбы. Девчонка вдруг меня хватает за штанину, показывает пальцем на дверь. И мне хочется всех тут разорвать. А еще, страшно хочется сбежать. Прямо вот физически яростно.

– Выпустите мальчика сейчас же. Врач приедет через час. Я завтра позвоню.