Читать книгу Цветочки-Василечки папуле одиночке - Инга Максимовская - Страница 10

Яр Розин

Сидит, надувшись, словно мышь на крупу. Губу закусила. Ей больно, это видно по испарине на лбу. Но молчит, только чуть поскуливает, когда машину подкидывает на кочках. И смотрит куда угодно, лишь бы не на меня. Злится?

– Я взял тебя с собой, только потому, что ты можешь быть полезна, – зачем я говорю ей это? Словно оправдываюсь. Терпеть не могу чувствовать себя вот так. Давно не чувствовал.

– А я думала из жалости, – дергает она плечом, даже не повернув головы. – Удивилась. Вам же это чувство незнакомо.

Незнакомо? Да, наверное она права. С тех пор как я умер, я жил не чувствуя жалости. Так что же такое со мной происходит сейчас?

– Жалость унизительна, не считаешь?

– Не считаю. Раньше не говорили “Люблю”, говорили “жалею”. Такое было у людей понятие. Сейчас от чего-то это стало постыдно, – шепчет она на стекло, которое покрывается легким туманом ее дыхания.

– Ты странная, Мила Цветкова, – ухмыляюсь я, швартуя машину возле ворот детского дома рядом с машиной полиции. Здесь запрещена парковка, но мне плевать. На все плевать, потому что душу раздирает непонятная тревога. Я же не знаю этих детей. Тогда почему мне так страшно? Так не должно быть. Они, скорее всего, не мои. Я уверен в этом почти на сто процентов. Был уверен. Да даже если и не мои, они Алькины. Алькины, черт бы их всех подрал. Я так долго забывал, чтобы в один миг снова стать слабым? Нет. Так не будет. Надо взять себя в руки. – Пойдем. Может эти бродяжки уже вернулись в стойло.

– Знаете. Я никак не могу вас понять, – морщится Мила. Дергает ручку дверцы, поскуливает от боли.

Я не помогаю ей. Не хочу. Я же скот и козел. А она сама напросилась, ее никто не звал. Только слышу, как хлопает дверца машины, на которой ясно написано, хоть и с ошибкой, кем является ее владелец.

В кабинете директора нас встречает хмурый полицейский, женщина с уставшим лицом и сама хозяйка, достаточно богатого для детского дома, помещения.

Валентина Петровна восседает в кресле, похожем на трон, и я морщусь. Она сидит как королева, всем своим видом показывая наносную тревогу, но глаза мерзкой бабы при этом остаются ледяными и пустыми. Ей плевать на близнецов, но нужно сохранить реноме.

– А что я могу сделать? Вот что? Детей уложили спать. У педагогов и нянь есть и другие обязанности и дела. Мы не можем стоять над кроватью каждого воспитанника как часовые. Нянечка отсутствовала минуту, не больше…

Она врет. Скорее всего нянечка гоняла чаи, а может и что покрепче, в компании своих коллег отнюдь не одну минуту. И судя по тому, как бегают глаза директрисы я совсем не далек от истины. Ничего в этом мире не меняется.

Мила стоит за моей спиной, сопит как еж. Зря ее взял с собой. Если бы не она, я бы уже не оставил камня на камне от этой чертовой бабы, которая наконец-то замечает, что я пришел.

– А, вот и Ярослав Розин. Он сегодня приезжал по поводу Васильковых, – радостно сообщает чертова баба полицейскому. – Ему девочка расцарапала гвоздем машину. Я вам уже рассказывала.

– Кто вы этим детям? – в голосе полицейского я слышу нотки подозрительности и с трудом сдерживаю смех. С тех пор как в моей жизни появилась, сопящая за моей спиной девка, я уже кем только не был. В основном скотом и козлом. Но вот в краже ненужных мне детей, меня подозревают впервые.

– Никто, – все таки хмыкаю я.

– Отец, – вот ведь мерзавка эта Мила. Ну куда она лезет? – Он их отец.

– Это еще не доказано, – перебиваю я эту глупую дуру. – Завтра, точнее уже сегодня, детям должны были сделать анализ ДНК. А пока эти дети для меня чужие.

– Чужих детей не бывает, господин Розин, – подает голос уставшая женщина, до этого молча стоявшая у окна. – Вы должны это знать. Вы же сами, вроде, воспитывались в детском доме? Или я что-то путаю? Тогда извините.

– Откуда… А, впрочем, страна знает своих героев? Позвони мне, куколка, потом. Телефончик дам. Я тебе еще расскажу про себя много веселого и познавательного.

Женщина смотрит на меня странно. Не могу ее эмоций считать. Она молодая еще. Хотя… От глаз лучиками разбегаются морщинки, на скулах залегли глубокие тени. Вид донельзя уставший у бабы. Под легким пальто полицейская форма, волосы скручены в неряшливый пучок.

– Не нужно. У меня есть ваш телефон. Но лучше я вызову вас повесткой, в случае необходимости. А мы с вами встречались. Помните, Толя Резаев сбежал? Ну из детдома, которому вы помогаете финансово? Я Диана Юрьевна, из ПДН.

– Повесткой даже интереснее. Я люблю ролевки.

Не помню. Ни черта я не помню. А Мила смотрит на меня распахнувшимися от удивления глазами. И надо было этой идиотке в полицейской форме языком молоть?

– Значит не родственник вы детям? – меня спасает от ненужных и лишних вопросов замученный жизнью капитан. – В таком случае, где вы были в период с девяти до десяти вечера?

– Ты серьезно хочешь сейчас это узнать, капитан? – приподнимаю я бровь, чувствуя. Как в душе снова начинает вихриться огненная ярость. – На улице дубак. Дети в тонких куртках шляются не пойми где, а ты будешь сидеть тут и заниматься крючкотворством? – я даже не рычу, как это со мной обычно случается в припадке плохо контролируемой ярости. На крик срываюсь. – Какого хрена ты сидишь тут? Детей надо искать.

– Это я и без тебя знаю, не отец. Таких, как ты “Не отцов” нужно наказывать статьей уголовной. Орет он тут. Строит из себя мачо, ролевки он любит. Тебе не то что детей, щенка бы я не доверил. Ты где был то, когда малышню забирали сюда? Жрал сладко да по бабам на тачке крутой шлялся? А теперь сидишь чистенький. И пытаешься прикрыться тем, что деньгами помогал? Анализ ДНК делаешь? Не дай бог же люди узнают, что тебя как дурачка обвели и детей чужих подсунули. А вдруг твои? Тогда вообще труба? Я ведь прав? Прав. Ну-ну. Пытаешься даже сейчас соскочить, потому что не нужен тебе никто, кроме себя любимого. И сейчас весь этот концерт только для того, чтобы никто тебя не осудил и не вынес на люди гниль твою, мистер Твистер, мать его. Хочешь остаться чистеньким.

Сука. Он прав. Бьет наотмашь словами, которые говорит тихо и вкрадчиво. Каждое слово выкручивает меня до капли.

– Зачем вы так? – звонкий голосок Милы развеивает морок, тьму в которую меня засасывает, словно в бочку со смолой. – Он же здесь. И он приехал сразу… А с девяти он был со мной. Я могу подтвердить. Ярослав Розин был у меня, привез мне фрукты. Он…

– Ищут Васильковых, – перебивает ее капитан, смотрит с жалостью на Цветкову. Он ее жалеет? Я даже знаю, о чем он сейчас думает. Как такая чистенькая малышка могла связаться с таким отродьем как я. – Сотрудники ищут, сейчас идут переговоры с волонтерами. Времени для масштабных поисков мало прошло. Может вы знаете, куда они могли пойти?

– Мы сами будем искать, – хриплю я. – Мила, пойдем.

– Я вас не отпускал.

– Слышь, капитан, не буди лихо, – я рычу, борясь с дурнотой. Сто лет я не чувствовал себя таким опустошенным.

– Детей если найдете, вернете в детский дом. Я проконтролирую. Смотри Розин, мне плевать, что ты у нас величина и олигарх. Я за деньги не продаюсь. Сделаю все, чтобы тебя засадить, если посмеешь ребятам сделать хоть что-то.

Ледяной воздух улицы врывается в мои легкие, даря облегчение. Мозг проясняется от мерзкого липкого заволакивающего тумана.

– Ты зачем влезла? – поворачиваюсь к бледной Миле, зябко ежащейся возле машины.

– Хотела помочь.

– Мне от тебя не нужно помощи. Ни от кого не нужно. Поняла? Что смотришь? Пожалела меня? Зря. Этот мент ведь правду говорил. Все сказал, что ты побоялась. Мне не нужен никто. Я сам по себе, ясно? Я скот и козел. И мне так отлично.

– И поэтому вы тут? Яр, я вас поняла. Все поняла. Просто… Надо найти Васильков. Вы сами сказали, холодно и… Мало у нас времени, понимаете?

Я понимаю. Понимаю, что с каждой минутой упускаю драгоценное время. А еще вспоминаю глаза девочки, смотрящие мне в душу. Черт. Очень холодно. Но меня будто вымораживает изнутри.

– Ты знаешь где они могут быть?

Она кивает, хватается озябшими пальцами за ручку автомобильной дверцы.

– Но я не уверена.