Читать книгу Цветочки-Василечки папуле одиночке - Инга Максимовская - Страница 13

Яр Розин

Да сам я чуть не рехнулся от страха. Да, я ядовитый и злой, конкуренты считают меня человеком без жалости и принципов, чуть не сошел с ума, взяв на руки крошечное тельце Алькиной копии. Смотрел на бледное личико малышки, ее заострившийся носик, и умирал от ужаса. И от горького позорного чувства идиотской радости, что мне не довелось увидеть, как ушла ее мать. Галина Николаевна подарила мне благо, избавила от оглушительной боли потери. Я жил и знал, что женщина, которую я любил до умопомрачения где-то рядом. Спит, ходит, дышит, улыбается, любит другого. Я учился ее ненавидеть, и какое-то время даже справлялся успешно, по крайней мере, я так считал.

Я держал в руках крошечную Альку, ее продолжение, и понимал, что так я ни хрена ничему и не научился. Только вот Альке там, где она сейчас уже не страшно. А я до одури боюсь что не успею ее сокровище спасти. И еще больше боюсь, что эта девочка и дикий пацан на самом деле мои. Эти дети могут всю мою устоявшуюся жизнь перевернуть с ног на голову. И я не уверен, что к этому готов. Точнее нет, я уверен – не готов абсолютно.

– Девочка стабильна. Взяли анализы, к утру станет ясно, что с ней. Возможно даже просто психосоматика. Визуально ни черта не понятно.

Петр Евгеньевич, главврач клиники, мой давнишний приятель. Мы с ним играем в бильярд по выходным. Я ему доверяю. Один из немногих, кому я доверяю. Наши отношения давно переросли из стадии пациент-врач, в дружеские. И сейчас я сижу в его кабинете, и наконец начинаю мыслить здраво и рационально.

– Сделай им анализ ДНК, Петь. Прямо сейчас. Можешь?

– Кому? Пацану и девочке? Или мадаме обморочной тоже? Кстати, зрачки у нее… Я так понимаю, она мамуля, пытающаяся повесить тебе на шею двух детишек. Розин, ты решил ее прикончить, таская с собой? У девки сотряс средней степени тяжести, к неврологу не ходи. Шаг до судорожных приступов. Плюс стресс. Признавайся, подлец, откуда дети? Судя по мед документам, которые ты мне показывал, они не могут быть твоего произведения.

– Ты мог бы и проверить, доктор, – ухмыляюсь я. Обвинения мои беспочвенны. Петр неоднократно пытался меня заставить переисследоваться только я…

– Ага, точно. Куда ты там меня посылал, вспомни ка? Яр, ты не ответил на вопрос. У детей нет документов. У бабы травмы очень интересные, я бы сказал весьма говорящие. По-хорошему, я должен сообщить в полицию.

– Сначала анализ. А я тебе за это какой-нибудь аппарат подарю шикарный, – снова скалюсь, хотя мне совсем не смешно. Но я играю на алчном желании моего приятеля, сделать его детище еще более элитным.

– А если они все же… Яр, что тогда?

– Да не знаю я, – почти рычу. Петр копается в том, о чем я совсем старался не думать до этого момента. Если ОНИ мои?

– Кровь сдай и проваливай. Анализ будет готов через три дня. Будет время у тебя подумать.

– Быстрее нельзя? – черт, за три дня я рехнусь.

– Нельзя. В кассе оплатишь все манипуляции. Бабу оставляем, или…

– Оставляй. Кому языком трепанешь, закопаю, – я улыбаюсь, но Петр мне верит. Верит и боится. – Да не ссы, с ментами я тоже вопрос решу.

Устал я страшно. Нет, не физически. Я давно привык к бессонным ночам, бешеному ритму. Я научился радовать себя всем, что можно купить за деньги. Перестал искать душу в дорогих развлечениях, покупных бабах, элитных вещах. И мне так было хорошо. Я не хочу ничего менять. Я привык к одиночеству. А может ну его к черту этот тест? Я просто снова сбегу в свою привычную пустоту. И что дальше?