Читать книгу Маша в хрущёвскую оттепель - Инна Фидянина-Зубкова - Страница 20

Мария никому из домашних не сказала, где была. А и кому такое расскажешь? Родители отругают, Васька тоже, а дед с бабкой умрут от зависти, ведь любимая внучка не им стишки читала, а злющей ненавистной ведьмачке.

– «Азбука!» – вспомнила девочка. – Я ж её у Дуськи оставила!

Букварь – книга ценная, ею разбрасываться нельзя. Молодая горе-учительница всю неделю страдала: и так прикидывала, и эдак. Даже обдумывала план незаконного проникновения в чужое жилище. Но в следующее воскресенье она очень легко и уверенно схватила с полки чистую тетрадку с изумительно пахнущей промокашкой, а со стола чернильницу с пером (деревянную палочку с железным носиком на конце, который обмакивали в чернила и писали). И побежала в горку, прямо к дому бабы Дуси. А в голове только две мысли: «Лишь бы не расплескать чернила!» и «Лишь бы никто меня не увидел!»

Прибежала. Подышала минут пять на выкрашенный зелёной краской забор, тихонько скрипнула калиткой и сделала шаг на огородную тропку очень жадной до чужого волшебного добра ведьмы. А та как будто ждала Марусю. Старуха сидела на крыльце своего теремка и глазами пожирала девчонку. Внучка, как под гипнозом, медленно приблизилась к карге и встала перед ней, как сорняк репей. Бабка хмыкнула, чуть присвистнула, оторвала дряхлые телеса от ступенек, призывно кивнула, моргнула, развернулась носом-закорючкой к входной двери и почапала внутрь. Маша, как заворожённая, следом.

А в хате баба Дуся посадила гостьюшку за идеально чистый стол (предметы ворожбы, видимо, куда-то попрятались от юной Ленинки), отхаркнула кровью в ведро с углём и прорычала:

– Давай, учи! – она бросила невесть откуда взявшийся букварь на стол и присела на стонущую от долгой жизни табуретку.

Маша аккуратно поставила чернильницу, положила перо, открыла тетрадку и пододвинулась поближе (к уже жалкой на вид) старушке:

– Баба Дуся, давайте я проверю, умеете ли вы писать. Распишитесь!

Ведьма опешила.

– Ну поставьте свою подпись на бумаге, то есть фамилию вашу.

Дряхлеющая с каждой новой секундой ученица, вспотев и хорошенько охаркавшись, неуверенно взяла в корявые пальцы перо, обмакнула его в чернильницу (в железный маленький сосуд для хранения чернил) и чуть ни поставила на бумаге свою кривую закорючку, да вовремя спохватилась и накарябала жирный крест.

Учительница посмотрела на этот крест, посмотрела и вздохнула. Она знала, что крестом расписываются абсолютно неграмотные люди.

– Так, так, – пробурчала Маша, вырвала перо из рук тёмной необразованной женщины, и также обмакнув перо в чёрную жижу, каллиграфическим почерком вывела… – Это буква «А».

Яга удивлённо хмыкнула, один глаз её безумно и азартно заблестел, а второй, покрытый бельмом и почему-то не проявил никаких эмоций. Она выхватила перо из рук светлой образованной леди, обмакнула его в чёрную жидкость и двумя-тремя кляксами дала понять, что… – Это буква «А».

Маша удовлетворённо махнула подбородком: мол, лиха беда начала. И урок начался!

Долго ли, коротко учила девчушка знахарку – и сама не поняла. Но я знаю точно: до той поры, пока Дуся не поставила на стол пшённую кашу со шкварками и тыквой, домашний хлеб и пареную репу из прошлогодних запасов.

Кушай, Маша, кушай, да расти девочкой смелой, белой, на компромиссы не иди, гни свою линию и гни. Токо не шибко, а то так и до тюрьмы догнуть можно. Или до каторги, где автор сей книги сидит. В общем, это… не балуй!