Читать книгу Фауст. Страдания юного Вертера - Иоганн Вольфганг фон Гёте - Страница 25

Не чувствуешь нужды ты в помеле?

Теперь на дюжем рад бы я козле

Погарцевать, уставши от дороги.

Меня еще покамест носят ноги.

Дубинкой путь стараюсь облегчать.

К чему дорогу сокращать?

То странствовать в извилистой долине,

То лезть с утеса на утес к вершине,

Откуда вниз ручей стремится в дол, –

Мне весело, и путь мой не тяжел.

Везде весна: береза зеленеет,

Позеленела даже и сосна;

Ужель на нас весною не повеет?

Признаться, мне чужда весна!

Во мне зима царит: мне надо,

Чтоб снег, мороз был на пути моем.

В ущербе месяц; тусклою лампадой

Едва мерцает красным он лучом;

Неважный свет! Здесь каждый шаг нам может

Опасен быть: наткнешься прямо лбом

На камень или ствол. Постой-ка, нам поможет

Блудящий огонек, мелькающий кругом!

Эй, ты, поди сюда и посвети, любезный!

К чему иначе свет твой бесполезный?

Веди-ка нас вперед средь этой тьмы.

Мне изменить придется, вам в угоду,

Мой легкий нрав и всю мою природу.

И вкривь, и вкось блуждать привыкли мы,

Эге! ты –  человека подражатель?

Во имя черта, – марш вперед, приятель,

Не то –  тебя задую я сейчас!

Я вижу, вы хозяин здесь; для вас

Все сделать я готов, чтоб не сойти с дороги.

Но помните: гора от чар с ума сойдет,

И если вас огонь блуждающий ведет,

То вы к нему не будьте слишком строги!

В область сна вошли мы, словно

В очарованные страны.

О, веди нас прямо, ровно

Сквозь леса и сквозь туманы,

Чрез пустыню, меж горами!

Вот деревья вдаль рядами

Сзади нас, шумя, несутся;

Гор вершины будто гнутся;

Скалы длинными носами

Захрапели перед нами.

Под камнями, под кустами

Слышу я ручья шептанье:

Песня ль это иль журчанье?

Зов любви ли, звук ли смеха,

Счастья ль отклик –  нам утеха,

Песнь надежд, любви мечтанья?

И всему свой отзыв эхо

Шлет, как старое преданье.

С шумом, гулом мчатся бойко

Сыч и чибис, с ними сойка:

Все проснулись, всем гулянье!

А в кустах сидят лягушки –

Долгоножки, толстобрюшки.

Будто змеи, меж камнями

Вьются корни за корнями,

Западни для нас готовят,

И пугают нас, и ловят,

И, ожив, деревьев капы[18],

Как полипы, тянут лапы

Нам навстречу. И, несметны,

Мох и вереск наполняя,

Беспокойны, разноцветны,

Мыши носятся шныряя;

И вокруг роями реет

Светляков толпа живая

И, с дороги нас сбивая,

Яркой свитой пламенеет.

Но скажи: вперед мы шли ли,

Иль на месте все мы были?

Лес и горы заходили;

Скалы, сучья рожи злые

Строят нам; огни ночные

Засверкали, засветили.

За меня держись сильнее:

Здесь с горы всего виднее

Будет нам, как царь Маммон

Заблестит со всех сторон.

Как странно мутный свет мерцает

Внизу румяною зарей!

В глубокой бездне он сверкает

И льется слабою струей;

Здесь встал туман, там –  пар безбрежный;

Сквозь дымку жар горит лучом;

Здесь свет струится нитью нежной,

Там брызжет огненным ключом;

То, охватив всю глубь долины,

Он в сотнях жил струится там,

То, заключен среди теснины,

Он одиноко блещет нам;

Там сыплет искры, их взметая,

Как золотой песок со дна,

А здесь –  смотри –  горит седая

Утеса старого стена!

Ужель на праздник досточтимый

Маммон дворца б не осветил?

Ты, к счастью, всю картину охватил:

Уж мчится хор гостей неукротимый.

Как грозен вихрь! В порыве бурных сил

Он в спину бьет могучими толчками.

За ребра скал обеими руками

Держись: не то ты свалишься в обрыв.

Лес потемнел; в туман весь погруженный,

Шумит он. Вот, глаза раскрыв,

Взлетает филин пробужденный,

И ломятся колонны

Зеленого лесного дома.

Ты слышишь ли раскаты грома,

Стволов паденье, шум ветвей,

И леса стон, и скрип корней?

Ствол за стволом друг друга кроет

В глубокой пропасти, на дне,

И ветер свищет, буря воет

Среди обломков в глубине.

Слышишь крики –  дальше, ближе?

Слышишь вопли –  выше, ниже?

Между скал, по скатам гор

Шумно мчится дикий хор.

На Брокен все! Толпа густа;

Посев был зелен, рожь желта.

Там Уриан[19] вверху сидит,

К вершине ведьмам путь лежит

Средь гор и скал, с метлой, с козлом, –

И вонь, и гром стоят кругом.

Старуха Баубо[20] в стороне

Летит на матушке-свинье!

Хвала, кому хвала идет!

Вперед же, Баубо! Пусть ведет!

На дюжей свинке Баубо-мать

Достойна хором управлять.

Откуда ты?

Чрез Ильзенштейн я шла:

Там я сову в гнезде нашла,

А та глаза себе таращит!

О, чтоб тебя нелегкая взяла!

Кой черт тебя так скоро тащит?

Она зацепила меня, пролетая:

Глядите-ка, рана какая!

Нам всем дорога немала, –

К чему друг друга задевать?

Нас колют вилы, бьет метла:

Дитя убила, – лопнет мать.

Улиткой наши все ползут,

А бабы все вперед бегут.

Где зло, там женщина идет

Шагов на тысячу вперед.

Не будем в споре тратить слов!

Нужна им тысяча шагов;

Мужчина вздумает –  и вмиг

Одним прыжком обгонит их.

Вперед, вперед, вы, из озер!

Мы рады влезть на скаты гор;

Мы мылись –  чисты, хоть куда,

Зато бесплодны навсегда.

Вот вихорь стих, звезда мутна.

За тучи прячется луна;

Темно повсюду с этих пор,

И мечет искры шумный хор.

Подождите! Тише, тише!

Кто кричит в скалистой нише?

Это я! Да, это я!

О, возьмите вы меня!

Триста лет я здесь копаюсь

И к своим попасть пытаюсь.

На вилах мчись, свезет метла,

На жердь садись, седлай козла!

Пропал навеки тот –  поверь,

Кто не поднимется теперь.

Тащусь я здесь за шагом шаг,

Другие ж вон умчались как!

Я раньше всех сюда пошла,

А все угнаться не могла.

Мазь ведьме бодрость придает,

Тряпье –  за парус нам сойдет.

Корыто –  лодка. Не взлетит

Вовеки, кто теперь сидит!

Взлетев к вершине в этой мгле,

Мы ниже спустимся к земле, И чащу леса всю собой

Наполнит наш волшебный рой.

Толкают, жмут, бегут, летают,

Шипят, трещат, влекут, болтают,

Воняют, брызжут, светят. Ух!

Вот настоящий ведьмин дух!

Ко мне, не то нас растолкают!

Да где ж ты?

Здесь!

Туда уж увлечен?

В хозяйские права вступить я принужден.

Дорогу! – черт идет! Дорогу, чернь, живее!

Я здесь, брат-доктор! Ухватись скорее!

Пойдем в сторонку; эта толкотня

Невыносима даже для меня.

Вон там какой-то странный свет мелькает

И в те кусты невольно привлекает.

Нырнем туда, бока свои храня.

Противоречий дух, не сам ли ты старался

Меня увлечь сюда? Уж слишком ты умен!

В Вальпургиеву ночь пришел на Брокен он,

И что же? – под кусты запрятаться собрался.

Одни не будем мы и там;

Смотри: огни, пестрея, загорелись!

Веселым клубом гости там расселись.

Все ж наверху бы лучше было нам.

На злое дело вся толпа стремится;

Взгляни: уж дым столбом пошел у них.

Немало здесь загадок разрешится.

Немало и возникнет их.

Пусть свет большой шумит, бушуя,

Тебя подальше утащу я.

Везде бывает так –  сомненья в этом нет, –

Что свет большой рождает малый свет.

Взгляни: разделась ведьма молодая,

А старая накидочку взяла.

Будь вежлив к ним: услуга мне большая,

Труд невелик, забава немала.

Чу, музыка играет! Вот досада!

Проклятый скрип! Но покориться надо.

Вперед, вперед! С тобою я пойду,

Вступлю в их круг, тебя в него введу

И познакомлю с новыми гостями.

Что скажешь, друг! Равнина здесь тесна ль?

Взгляни: конца не видно в эту даль!

Здесь тысячи огней горят рядами;

Болтают, пляшут, варят, любят, пьют, –

Чего же лучше? Чем же худо тут?

Как мы войдем? Намерен притвориться

Ты колдуном иль чертом к ним явиться?

Инкогнито я мог бы предпочесть,

Но всяк свой орден в праздник надевает.

Меня «подвязка» хоть не украшает,

Зато копыту здесь большая честь.

Смотри: ползет улитка; протянула

Она рога свои навстречу нам.

Пронюхала, кто я такой, смекнула!

Не скрыться здесь, хоть и хотел бы сам.

Мы от огня к огню пойдем повсюду;

Ты будешь женихом, я –  сватом буду.

Что, господа, сидите в стороне?

Вы лучше время провели бы

Средь молодежи в толкотне;

А так сидеть и дома вы могли бы!

Кто может верить нациям беспечно?

Я делал им добро –  и что ж?

Толпа –  как женщина, и вечно

У ней в почете только молодежь.

Народ теперь о правде позабыл,

Былое времечко умчалось.

Тот век, когда пред нами все склонялось,

Век золотой, поверьте, был.

И мы не глупы были ведь, небось!

Мы всем по-своему вертели,

И вдруг пошло все вкривь и вкось,

Когда свой труд упрочить мы хотели.

Кто книгу с мыслью умной и благой

Теперь у нас читает, в самом деле?

Нет, молодежь до дерзости такой

Дошла теперь, как никогда доселе!

Народ созрел, и близок Страшный суд;

В последний раз на Брокен я взбираюсь…

Так мутно дни мои текут,

Что и весь мир к концу идет, ручаюсь!

Не проходите, господа:

Удобный случай уловите,

Мои товары посмотрите:

Я много их снесла сюда;

Мой магазин –  пребогатейший: Ему на свете равных нет.

Здесь ни вещицы нет малейшей,

Не наносившей миру вред:

Здесь нету шпаги, кровью не облитой;

Здесь кубка нет, в котором не бывал

Когда-нибудь напиток ядовитый;

Убора нет, который не прельщал

Невинных дев, и каждый здесь кинжал

Противника изменой убивал.

Эх, тетенька, ты плохо постигаешь

Дух времени: что было, то прошло.

Ты новостей зачем не предлагаешь?

Нас новое скорей бы привлекло.

Однако здесь совсем остолбенеешь:

Вот так базар! Тут оторопь берет.

Стремится кверху весь водоворот:

Ты думаешь, что сам толкать умеешь, –

Глядишь, тебя ж толкают все вперед.

Кто это там?

Знать хочешь, кто она?

Всмотрись: Лилит.

Кто?

Первая жена

Адама. Берегись косы ее касаться:

Коса –  ее единственный убор.

Кого она коснется, тот с тех пор

Прикован к ней, не может с ней расстаться.

Вон там старуха с молодой присела.

Умаялись –  им пляска надоела.

Ну нет: сегодня отдых здесь плохой.

Вот пляшут вновь: пойдем и мы с тобой!

Прекрасный сон я раз видал:

Я перед яблоней стоял;

Вверху два яблочка на ней;

Я влез на яблоню скорей.

Всегда вам яблочки нужны:

В раю вы ими прельщены.

Я рада, что в моем саду

Я тоже яблочки найду!

Встревожен был я диким сном:

Я видел дерево с дуплом;

В дупле и сыро, и темно,

Но мне понравилось оно.

Копыта, рыцарь, я для вас

Готова всем служить сейчас:

Дупло охотно я отдам,

Когда оно не страшно вам.

Народ проклятый! Как вы это смели?

Не ясно ль вам доказано давно,

Что духам ног телесных не дано?

А вы плясать, как люди, захотели!

А он зачем пришел на бал?

Э, где он только не бывал!

Другие пляшут –  он их осуждает;

Когда ж на каждый шаг рацей[22] он не найдет,

То этот шаг он просто отрицает.

Всего больней ему, что мы идем вперед;

Вот если б вы на месте все кружились,

Как он на старой мельнице своей, –

Возликовал бы он душою всей,

Особенно когда б ему вы поклонились.

Вы здесь еще? Нет, вынести –  нет сил!

Исчезните! Ведь я же разъяснил.

Но эти черти к поученьям глухи!

Мы так умны –  а в Тегеле[23] есть духи!

Как долго я ни просвещал людей,

А толку нет! Неслыханно, ей-ей!

Когда же он надоедать нам бросит?

Вам всем в лицо свой приговор я шлю!

Я деспотизма духов не терплю:

Мой дух его не переносит.

Сегодня мне ничто не удается,

Но продолжать я путь готов,

И, может быть, в конце концов

Поэтов и чертей мне победить придется.

Постой, вот он сейчас увязнет в луже той,

Где успокоиться от всех трудов он может;

А как пиявка там крестец ему погложет,

Забудет духов он и дух испустит свой.

А где ж, скажи, красавица твоя?

Она, танцуя, так приятно пела.

Во время пенья вдруг увидел я,

Как с губ у ней мышь красная слетела.

И только? Строго ж ты, мой друг, на все глядишь!

Благодари судьбу, – не серая хоть мышь.

Ведь в час любви до этого –  нет дела.

Еще я вижу…

Что?

Вдали передо мной

Встал образ девы бледной и прелестной.

Она ступает медленной стопой,

Как будто цепью скованная тесной.

Признаться, в ней, когда гляжу,

Я сходство с милой Гретхен нахожу.

Оставь ее: бездушна дева эта,

Всего лишь –  тень, бегущая рассвета.

С ней встреча –  смерть, не счастье, не любовь;

При встрече с ней вмиг стынет в жилах кровь,

И человек, как камень, замирает.

Миф о Медузе –  кто его не знает?

Глаза ее недвижно вдаль глядят,

Как у усопшего, когда их не закрыла

Рука родная. Это Гретхен взгляд.

Да, это тело, что меня прельстило!

Ведь это колдовство! Обман тебя влечет:

Красавицу свою в ней каждый узнает.

Какою негою, мучением каким

Сияет этот взор! Расстаться трудно с ним!

Как странно под ее головкою прекрасной,

На шее полоса змеится нитью красной,

Не шире, чем бывает острый нож!

Давно все это знаю я: ну что ж?

Под мышку голову берет она порою,

С тех пор, как ей срубил ее Персей.

Ты все, как прежде, носишься с мечтою.

Вперед, на холм, за мною поскорей!

Он весь покрыт веселою толпою:

Как в Пратере, кипит веселье тут!

Уж не театр ли? Мне сдается,

Что скоро здесь спектакль начнется.

Что здесь у вас?

Сейчас начнут

Последнее, седьмое представленье, –

Всегда уж столько принято давать.

Любителя на сцене сочиненье,

Любители здесь будут и играть.

Я ухожу, – прошу в том извиненья:

Я сам любитель –  занавес поднять.

На Блоксберге такие представленья

Как раз у места, без сомненья.