Читать книгу Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг - Страница 12

9

Оглавление

Было жарко. Наша «кота» стояла в тени, но солнце все равно пробивалось сквозь ветви, к тому же нас было пятеро на малом пространстве. Я огляделся и понял, что нас стало меньше. Место, где спал Генрих, устроившийся просто на одеяле, теперь пустовало. Я отер пот со лба краешком спального мешка и выкарабкался из него. Потом вылез наружу.

Запах летнего утра и воды быстро наполнил легкие, изгнав оттуда затхлый воздух «коты». Легкий ветерок трепал листья на ветках дубов, тихонько махавших мне с высоты. На небе передвигались небольшие облака, быстро менявшие свои очертания. У девочек в палатке было тихо. Генрих куда-то подевался.

Без всякой цели я прошелся немного по берегу озера. Два лебедя плавали на середине, они смотрели на меня, склонив головы вбок, будто спрашивали, что я тут делаю. Я только пожал плечами и поприветствовал их рукой. Они горделиво отвернулись.

Я поднялся на небольшой холм. Солнце на востоке стояло еще совсем низко, но уже жарило вовсю, как будто перевалило за полдень. Сегодня точно будет градусов тридцать, не меньше. Я прошел еще немного и уже собрался было повернуть назад, как в этот момент услышал свист. Генрих сидел на лугу, прислонясь к березе и подтянув ноги. Он был похож на пастушка-подпаска из прошлого века. Я направился к нему. Рядом с ним на земле лежал лист бумаги, на котором было что-то нарисовано.

– Доброе утро, – поприветствовал я. – А ты чем тут занимаешься?

– Да так, ничем, – ответил он.

– Покажи! – попросил я.

Генрих покачал головой, делая вид, будто ему еще нужно крепко подумать, прежде чем решиться, но я видел, что это он так дурачится. Он протянул мне рисунок.

– Ничего серьезного, так, балуюсь понемногу, – сказал он.

Я разглядывал картинку. Несколько простых черных линий точно и выразительно передавали общий вид лежащей перед нами ложбины.

– Здорово! Я и не знал, что ты у нас художник, – сказал я.

– Не преувеличивай, – сказал Генрих, сорвал пучок травинок и запустил в меня. Травинки разлетелись в воздухе.

– Нет, честно! – сказал я. – А ты давно этим занимаешься?

Генрих махнул рукой.

– Точно не знаю. Как-то раз попробовал, и пошло. Помогает отвлечься.

Он поднялся, кусочек угля полетел на землю. Генрих успел его подхватить, завернул в платок и сунул в карман. Я хотел вернуть ему рисунок, но Генрих остановил меня.

– Это тебе, – сказал он. – Можешь оставить у себя.

Я смутился.

Генрих сделал шаг в мою сторону.

– Спасибо, – ответил я.

Мне показалось, что Генрих хочет еще что-то добавить. Он стоял совсем рядом. Но он только усмехнулся и отер руки о штаны. Я вспотел.

– Пойдем, – сказал он.

Мы пошли назад к палаткам. Наша компания уже приступила к завтраку. Хильма сидела по-турецки на лужайке и сердито смотрела на нас.

– В следующий раз предупреждайте, когда соберетесь слинять. Чтобы хоть знать, на кого рассчитывать, если что!

От этого выговора мне стало неловко.

– Извини, – сказал я.

Генрих послал ей воздушный поцелуй. Мы подсели к остальным. На завтрак имелся хлеб с вареньем, это я принес, и потрясающая намазка под названием «Фальшивый паштет от Эдгара».

– Пришлось попотеть, чтобы выцыганить у мамы побольше картошки, – сказал он. – А так делается очень просто. Вся хитрость – в майоране, его нужно много напихать.

– Нет, правда, очень вкусно, – похвалил я, отрываясь от бутерброда.

– Можно разок и фальшивым паштетом пробавиться для разнообразия, – сказал Пит.

Генрих прожевал откусанный хлеб.

– Кончай, Пит, эту песню, – сказал он, когда у него наконец освободился рот. – Чего цепляешься? Надоело.

Пит промолчал. Я тоже. Мне было приятно, что нашелся кто-то, кто укротил Пита, так и норовившего меня слегка унизить и поддеть. Но, с другой стороны, я и сам за себя мог постоять. Мне не хотелось выглядеть в глазах других слабаком, который нуждается в защите. Особенно в глазах девочек.

После завтрака стало совсем уже жарко. Все по очереди потянулись за кусты и выходили оттуда готовые к купанию, даже Жозефина. Ее костюм в сине-белую полоску казался нарисованным прямо на теле. Руки и ноги, выглядывавшие из костюма, были белыми, и мне казалось, что ничего более мягкого не существует в природе. Тоненькие, почти невидимые серебряные волоски, какие бывают у крошечных гусениц, поблескивали на солнце. Волнующие округлости прорисовывались под тканью. Мне нужно было срочно охладиться, но в ее глазах не было ни тени прохлады.

Мы купались. Дурачились. Потом вылезли из воды. Постепенно разговоры умолкли. Мы дремали. В какой-то момент кто-то захрапел. И если бы к нам не явились незваные гости, я уверен, мы бы провалялись так до самого вечера.

Первой их заметила Хильма. Какое-то время она смотрела, наморщив лоб, на другой берег озера. Я следил за ней сквозь прищуренные глаза, но мне было лень поднять голову. Потом любопытство все-таки взяло верх. Почти в ту же минуту она сказала:

– Погляди-ка. Вон там.

На противоположном берегу, под ивой, какие-то парни ставили палатку. Они были в коротких штанах, может быть, даже в таких же кожаных, как у нас, в белых рубашках и белых носках. Не похоже было, что это гитлерюгендовцы, но впечатление могло быть обманчивым. Белые рубашки носили и члены молодежных государственных организаций в походах или по воскресеньям. Но они никогда не носили штаны на лямках с перемычиной на груди, какие были у неведомых пришельцев.

Мы следили за ними из камышей, как индейцы, вернее, как неловкие индейцы. Один из мальчиков повернул голову. У него были большие глаза, и он напоминал теперь косулю, почуявшую опасность. Мы пригнулись, и я не смог сдержать смеха. Парень точно нас заметил.

– Черт побери! – сказала Хильма. – Кто пойдет сходит к ним?

– Может, ты сходишь? – обратился Генрих к Жозефине. – В твоем наряде… Посмотрим, как они отреагируют.

Жозефина бросила в его сторону раздраженный взгляд и выдохнула – как будто шина спустилась.

– Я пойду, – сказал Рихард. – Мне кажется, я одного из них знаю.

Недолго думая, он вышел из нашего укрытия и прямиком направился к незнакомцам. Будет драка, решил я и на всякий случай принялся разминать запястья. Все затаили дыхание.

Парни на том берегу тем временем управились с палаткой; один из них проверил напоследок, хорошо ли держатся все колышки. Почти одновременно они увидели приближающегося Рихарда и быстро сгруппировались. Рихард остановился, не доходя до них нескольких метров. До нас долетал его голос, но слов было не разобрать. Я увидел, что один из парней покачал головой.

Секунды тянулись как вечность. Казалось, картинка застыла. И тут один из парней выступил вперед. Его боксерский нос лепешкой, казалось, занимал всё лицо. Парень сделал навстречу Рихарду несколько шагов – два, три, четыре, и я уже изготовился рвануть Рихарду на помощь, но тут они обнялись, и замелькали руки, пошли пожатия, похлопывания по плечам. Наш разведчик помахал нам, и мы вышли из камышей.

– Вот, ребята, – сказал он в радостном возбуждении, какого я у него никогда не видел. – Это Макс Маслофф из Линденау[28]. – Рихард дружески ткнул «боксера» в грудь. – Мы с ним знакомы со времен «Красных соколов»[29]. Не виделись уже сто лет!

– С тех пор как «Красных соколов» запретили! – уточнил Макс. Голос у него был на удивление звонким, что никак не вязалось с его грубоватым обликом. Мы все представились и пригласили Макса с друзьями к нам, в нашу дубовую «пещеру». Макс предложил отметить знакомство можжевеловым шнапсом.

– Шикарный напиток, – сказал я. – Откуда такая роскошь?

Макс рассмеялся и неопределенно махнул рукой.

– Добыли, – ответил он.

Как они его там добыли, никто уточнять не стал. Вряд ли купили.

Мы пили. Мы болтали. Макс и его друзья, как выяснилось почти сразу, были своими. Они рассказали, что у них в Линденау сложилась похожая группа. Так же как и мы, они собирались где-нибудь на улице, то и дело схлестывались с гитлерюгендовцами, которые были мастера на всякие провокации, все было знакомо. Правда, до сих пор я считал, что мы одни такие в городе. Я сидел, прислонившись к дубу, с можжевеловкой в руках. Надо мной шумела листва. А в голове у меня тоже шумело – от переполнявшего меня чувства сопричастности большому общему делу.

28

Линденау – район Лейпцига.

29

«Красные соколы» – юношеская организация, близкая по своему духу к социалистическому движению, была основана в 1925 г. в Австрии и получила затем распространение в Германии; менее политизированная, чем остальные молодежные союзы этого времени, организация занималась преимущественно устройством отдыха для детей рабочих; в 1934-1945 гг. была запрещена, после Второй мировой войны возобновила свою деятельность.

Банда из Лейпцига. История одного сопротивления

Подняться наверх