Читать книгу Банда из Лейпцига. История одного сопротивления - Иоганнес Хервиг - Страница 5

Фасад моего дома украшал эркер, слева и справа от высоких дверей парадной разместились два магазина. Сверху на углу виднелся небольшой купол, будто нечаянно здесь оказавшийся. Над ним возвышалась башенка с открытыми проемами, завершавшая украшение здания. Если пренебречь всеми запретами играть на чердаке, то в эту башенку можно было даже забраться и наслаждаться чудесным видом на город, подставить лицо ветру, который тут же принимался трепать волосы.

Напротив моего дома находился небольшой парк, обрамлявший местную баню – общественное заведение для тех, у кого не было водонагревателя или печки в ванной комнате. Я, будучи сыном учителей, работавших к тому же по специальности, не принадлежал к их числу.

Углубившись в чтение романа Карла Мая, не имевшего к школе никакого отношения, я лежал на кровати. Закрытое окно защищало меня от духоты. История была увлекательной, но мысли мои то и дело возвращались к событиям, произошедшим несколько дней назад, и растекались, как акварельные краски на мокрой бумаге.

Кто эти парни? Теперь, по прошествии некоторого времени, я сообразил, что некоторых из них я уже видел. В такой одежде их невозможно было не заметить – слишком необычно они выглядели.

Это было, наверное, весной, перед Центральным театром, в начале Ботанишер-штрассе. Там стояли два таких типа – в коротких кожаных штанах, синих куртках, из-под которых нахально выглядывали яркие клетчатые рубашки. Потом мне еще не раз попадался на глаза такой или похожий наряд. Он выделялся, как красный шарик среди кучи серых шаров. Он бросался в глаза, хотя и не слишком, потому что других было все же значительно больше.

И вот теперь эти красные шарики пригласили меня к себе. Хотелось ли мне к ним пойти? Конечно, хотелось.

Я вставил закладку в книгу, отложил ее в сторону и поднялся. Наглаженные брюки и белая рубашка для первого визита не годились. Чтобы не опозориться, мне нужно было подобрать другую экипировку, обязательно.

Наш гардероб был метра три высотой и столько же в ширину – так мне, по крайней мере, казалось. Как обычно, петли правой створки выразили резкий протест. Я принялся наобум перерывать стопки вещей. Льняные куртки, подтяжки, костюмы, – ничего подходящего не находилось. Тут взгляд мой упал на короткие брюки до колен, я не носил их уже несколько лет, но это лучше, чем ничего.

С верхней частью дело оказалось еще сложнее. Подобрать хоть что-нибудь, что не напоминало бы пай-мальчика, оказалось просто невозможным. В какой-то момент я сдался, закатал рукава рубашки, выпятил нижнюю губу и повернулся к зеркалу. Мое несуразное отражение язвительно продемонстрировало мне результаты моих усилий. Ни то ни се. «Плевать», – подумал я. В конце концов, они меня пригласили, а не я им навязался.

Духота медленно просачивалась сквозь щели оконных рам. Это был один из тех вечеров, когда ты каждую минуту ждешь, что небо вот-вот разверзнется ливнем или хотя бы перестанет давить адским жаром и расчистится, так и не подарив из вредности ни единой капли дождя.

Я вышел на улицу. Посреди большого перекрестка возвышалась стела с гербом города и распятием. Что-то такое историческое, я толком не знал; во всяком случае, эта стела дала название перекрестку – Конневицкий крест. Проходя мимо стелы, я похлопал по ржаво-красноватой порфировой колонне. На счастье.

Мне не пришлось ломать голову, к какому из двух кинотеатров направиться. Копна волос соломенного цвета на голове у Генриха сверкала возле «Конневицкого кинематографа» на Пегауэрштрассе, и видно ее было издалека. Я шел не спеша и потому мог спокойно разглядеть его как следует. Удивительно все-таки, думал я, насколько иначе он выглядит без привычной угольной грязи. Белые гольфы, светло-коричневые высокие башмаки, короткие кожаные штаны, рубаха в черно-красную клетку – поразительная метаморфоза. Рукава у него тоже были засучены, это меня успокоило. Он встретил меня широкой, как распахнутое окно, улыбкой.

– Пришел! Здорово! Как дела? Гуляешь на каникулах?

Я пожал плечами и одновременно кивнул. Его товарищи оценивающе смотрели на меня, и по их лицам я понял, что среди них явно нет таких, кто наслаждался бы каникулами. Я поспешил сменить тему.

– Харро, – сказал я, протягивая руку первому попавшемуся парню из группы, обожженному солнцем верзиле, которого я видел вместе с другими несколько дней назад. От его рукопожатия я чуть не присел, но сдержался.

– Вилли, – сказал он, продолжая разглядывать меня изучающим взглядом, в котором, впрочем, не было враждебности.

– Наш спортсмен, байдарочник, – сказал Генрих. – А вот еще один.

Он водрузил свою клешню, похожую на гигантского паука, на плечо стоявшему рядом с Вилли парню.

– Рихард, – сказал тот. Мы пожали друг другу руки. Обошлось без эксцессов, я уже был подготовлен.

Я не успел со всеми познакомиться, потому что Генрих разразился смехом. Он смеялся и смеялся и все колотил кулаком по собственной ладони – по звуку это напоминало шлепок по воде, когда в бассейне плюхаешься в воду животом.

– Нет, вы только поглядите! Девица в коротких штанах! Что дальше-то будет? Канцлерша?

Я проследил за его взглядом. Темноволосая девушка с короткой стрижкой каре и вьющейся челкой, падавшей ей на глаза, шла по улице. У нее было такое выражение лица, что она легко завоевывала себе место в пространстве, хотя по возрасту она была, похоже, моей ровесницей. Она выглядела так, будто точно знала, чего хочет, и более того – знала, что это всякому видно.

Но заворожило меня вовсе не ее выражение лица. Меня заворожила одна деталь ее туалета. Штаны. Короткие штаны. Точно такие же, какие были на Генрихе, который смотрелся в них достаточно вызывающе. Девушка приблизилась и направилась прямо к нему. Я уже решил, что она собирается его побить, но она остановилась перед ним и обняла его. Я удивился.

– Молодца! Тебе идут мои старые штаны! – сказал Генрих, продолжая держать девушку за плечи и оглядывая ее. – Позвольте представить. Хильма, – сказал он наконец и повернулся ко мне.

Я протянул руку. Девушка вскинула подбородок, так что глаз стало не видно.

– Харро, – повторила она за мной, как будто сомневаясь в том, что меня действительно так зовут.

Я кивнул и показал на Генриха.

– Мы соседи, – сказал я.

Мне самому было неясно, к чему такое пояснение, но ничего другого я в тот момент не придумал.

– Соседи, – повторила она и склонила голову набок. – Ну ладно. Хорошо. Добро пожаловать!

Только после этого мы все-таки обменялись рукопожатием. Потом она потянула Генриха за рукав.

– Пойдем пройдемся. Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Вот так неожиданно я оказался один на один с незнакомой компанией. Худенький парнишка в матросском воротнике спас положение и сгладил возникшую неловкость.

– Я Эдгар, – сказал он по-простому. – Что тебя к нам привело? Заглянул по-соседски? Или есть другие, более веские причины?

Я поскреб ботинком по асфальту, выпятил нижнюю губу и посмотрел Эдгару в глаза. В зависимости от того, как падал свет, они казались грустными или дружелюбными.

– Да я все время болтаюсь на улице, – сказал я. – А новые друзья ведь никогда не помешают, верно?

Эдгар кивнул еле заметно.

– А ты почему тут?

Эдгар улыбнулся, возможно, потому что заметил мой отвлекающий маневр.

– Потому что на работе ничего не светит. Отец из коммунистов. Мастеру моему это поперек горла. Ему подавай немецкое приветствие[5], чтоб, когда он входит в мастерскую или выходит, все руки вскидывали, замешкаешься чуток – наматывает сверхурочные. Вот такие дела. – Эдгар повернул пряжку на ремне. Она была гладкой и сверкала на солнце. – Но это, конечно, касается только меня. У других свои причины. У меня – свои.

– А как это все устроено? – спросил я. – Если кого-то взяли в подмастерья, то можно перейти в какое-нибудь другое место?

– Иногда можно, – ответил Эдгар. – Но не мне. Четыре класса школы. Оценки дрянь. Связей нет. Родители – коммунисты. – Он щелкнул по металлической пряжке. – Как это говорят? Радуйся, что тебя вообще хоть куда-то взяли. А ты, ты еще учишься?

Я кивнул и засунул руки поглубже в карманы брюк.

– Здорово! – сказал Эдгар. – Это же классно! Есть чему радоваться. Или нет?

– Не, ничего хорошего, гадость одна, – ответил я, помолчав немного.

Эдгар поднял брови. Он действительно был очень худеньким.

– А если вообще задвинуть эту твою учебу? – спросил я, снова переводя разговор на него. Эдгар рассмеялся, но не так, чтобы мне стало стыдно за свой дурацкий вопрос.

– Никак не могу, – сказал он. – Папа получает только пособие. Мама работает на «Газаге»[6], зарплата мизерная. И вообще неизвестно, сколько она там продержится. А еще есть младшая сестра. Мне хоть сколько-то все-таки платят, малое, но подспорье.

Не уверен, что мне удалось изобразить на лице понимание.

Над красными черепичными крышами близлежащих домов сверкнули отблески далеких молний. Гроза все еще не могла принять окончательное решение.