Читать книгу Истеричка (сборник) - Ирина Крицкая - Страница 2

Мне сказали, что я истеричка. Потому что я устроила дебош за столом. У нас ведь как в народе повелось? Чуть где какая баба завизжала, про нее сразу говорят – истеричка.

Ха! Ха! Ха! – вот что я думаю по этому поводу.

Да, покричала я немножко, разбила один стакан, но всем после этого только легче стало. И веселее. Никого я не лупила, никого не оскорбляла, просто сняла напряжение. И, кстати, не только свое.

Это случилось на дне рождения Танечки, сестры моего мужа. Гостей за столом было много, поэтому на всякий случай объясню: у меня есть муж, у него сестра Танечка. Ей исполнилось тридцать пять, и она пригласила друзей. Среди них была девушка в розовой кофточке. Вот она мне в лицо и провизжала: «Истеричка!» Нет, не так. «Ты что? – она закричала. – Истеричка?!» Сомневалась, значит, на подсознательном уровне. И правильно, это еще нужно посмотреть, кто из нас истеричка.

А что уж такого я сделала? Метнула в розовую кофточку бокал вина, красного. При этом я была абсолютно спокойна. Потому что помню – красное вино не отстирывается, так что целилась я аккуратно в кофточку, чтобы не обрызгать других гостей. И все были счастливы! Все были довольны, все хотели сделать то же самое, но стеснялись.

А началось все чудесно. Белый стол в белом зале, окна в сад… Октябрь, хризантемки, теплый вечер – отдыхай и радуйся! И яблоки тебе в траве валяются, и капли с голых веток падают, и бабочки стеклянные горят. В торт поставили свечки, тридцать пять свечей воткнули в торт, и всем гостям лет было примерно по столько же…

До поры до времени розовая кофточка сидела тихо, если не считать странный тост, который она пыталась произнести.

«Не волнуйся, – говорила она Танечке, имениннице, – у тебя еще все впереди. Не грусти, что годы проходят. Зато теперь все свои неудачи ты сможешь превратить в бесценный опыт. Главное, не забывай, что мы все тебя очень любим. И я, твоя лучшая подруга…» Это было еще не все, дальше начались искренние пожелания. Прибавления в семействе, помню, она пожелала, «в кратчайший срок, а то время идет, ты смотри – не откладывай».

Мы с любезным папочкой, с моим свекром, отцом соответственно именинницы, друг другу подмигнули, и он прервал эту трансляцию громким выстрелом. Шампанское открыли, фужеры зазвенели. «Поздравляем! Поздравляем!» – мы засмеялись оживленно, так что беду на какое-то время удалось отвести.

Я, прошу заметить, с гостьей в розовой кофточке в прямой контакт не вступала. Я вела себя прилично, любезничала с этим самым папочкой… Кстати, он сказал, что хочет подарить мне бассейн. Так прямо и сказал: «Рыбка моя! Всю ночь не спал, все думал, как тебя порадовать, и вот под утро был мне голос: «Встань, возьми постель свою и подари Ирочке, снохе своей, настоящий бассейн». А я поверила, я до сих пор мужчинам верю. К сожалению, нас прервал один дальний родственник. Он подошел, заглянул ко мне в декольте и начал стонать: «Какие глаза! Я хочу выпить за эти прекрасные глаза!..» Это все само по себе не так уж и важно, но в качестве алиби сгодится. Сейчас вы увидите – не я все это начала.

Мужчины и дети вышли на улицу подышать перед тортиком, а девушки остались за столом и лепетали о всякой ерунде, о детях, о мужьях, о шмотках, о рецептах, и, как всегда, от таких разговоров мне захотелось есть. Наступил тот святой момент, когда у меня просыпается аппетит. Он всегда просыпается в конце вечера, у нас в семье все об этом знают и никогда не лезут под руку. В общем, я дозрела и посмотрела на гуся.

Гусь, запеченный с черносливом и грушами, уже ополовиненный, лежал на блюде. От него пахло медом и бараниной. Я взяла тарелку и приглядела себе кусочек. Все дамы за столом признались, что вообще-то побаиваются гусей и сами готовить их не умеют, но этот!.. Этот оказался шедевром, и все спросили у именинницы, да, да, у Танечки, сестры моего мужа, все спросили: а как же так ей удалось? И она, хотя и с неохотой, начала выдавать им тайны приготовления гусятины.

Я положила себе кусок этой птицы и пару печеных груш. Мне было все равно, как приготовлен гусь, я не собиралась повторять чужие подвиги и теорию гуся не слушала. Я налила вина и приступила к практике. Гусь удался, мясо таяло, кислила грушка, вино добавляло терпкости… Мне было не то что вкусно, мне было «О! Как вкусно!». И тут за стол явилась эта прелесть в розовой кофточке.

До сих пор она крутилась у рояля. Хозяин дома, муж Танечки, именинницы, подбирал романс. Он любит русские романсы, русские поля, русских борзых, русских женщин, русскую охоту, как многие татары. Ну… так случилось, что уж теперь поделаешь, зять у нас татарин, но к теме это не имеет отношения, так просто… наболело.

И вот он подбирал свое любимое: «Я уеду, уеду, уеду». А розовая кофточка подпевала ему, чистенько, высоко: «Не держи, ради бога, меня». Он перебирал, перебирал по черным и по белым, двумя пальцами и даже четырьмя, а розовая кофточка качала рядом бедрами своими стройными, точеными своими бедрами качала и восхищалась: «Ах, какая чудесная музыка!» Кстати, хронические истерички склонны к восклицаниям.

Я облизнулась. «Прелестный вечерок, – думаю, – окно блестит, луна сияет, гусь ароматит, и рояль…» И вдруг свернули музыку, хозяин дома выдумал стрелять из арбалета, татары любят из арбалета, а розовая кофточка пришла и села напротив меня.

– Ирочка! – она сказала. – А ты чего так поправилась? А? Прям заметно поправилась.

Вот только села и сразу начала задавать вопросы. Танечка, именинница, конечно, вздрогнула и тревожно на меня посмотрела. Да, каюсь, каюсь, я люблю поколотить посуду, но это был не тот случай. Она мне говорит «поправилась» – а я и бровью не повела, гусь был у меня на первом плане.

Тогда эта умница в розовой кофте повторила еще раз:

– Да, да, да, Ирочка, поправилась, поправилась! Я тебя видела год назад. Ты была лучше! Ты сколько прибавила? Килограмм, наверно, пять? Не меньше. А то и все восемь! Точно! Я же вижу, наверняка не меньше восьми. И всего за год? Что с тобой случилось?

Девушки замолчали. Отложили свои вилки, тарелки и ждут. А розовая кофточка строго покачала маленькой аккуратной головкой, у нее, кстати, все аккуратное, что тоже не очень хороший признак.

– Нет, нет, нет… Лишний вес тебе не нужен. Давай, давай скорее все скидывай обратно.

Я не ответила. Ни единым словом. Я огляделась в поисках острого соуса. Может, это было и лишнее, но мне захотелось добавить в свое блюдо острый красный соус.

– Как гусь? – спросила именинница и на всякий случай пересела от меня подальше.

– Очень! – говорю.

– А какой будет торт…

Танечка улыбнулась, немножко натянуто, у нее появились предчувствия.

– А я завтра попробую торт, – сказала розовая кофточка. – Сегодня в меня уже ничего не влезет. Я давно привыкла кушать понемногу. Нужно только начать, – она мне кивнула, – да, Ира, да. Себя нужно заставить. И ты не пожале-е-ешь.

Торт в меня влезет, я даже в этом не сомневалась. Сначала кусочек гуся, пару груш, а потом торт. Я люблю есть в конце банкета, во время общего застолья мне некогда, приходится с кем-то разговаривать, а в конце вечера можно чваниться над тарелкой неторопливо, и мне всегда вкуснее среди подвыпивших людей. И вот я приготовилась вкушать, вилочку взяла, нож, а нож был и не нужен, мясцо-то распадалось. Невероятно, но гусятина таяла, и только я настроилась – меня смутили.

Розовая кофточка опять ко мне пристала.

– Понимаю, понимаю, – говорит. – Толстеть легко, худеть трудно. А потому что возраст уже! – Она надавила, звонким своим голосочком: – Возраст! Это раньше денек на диете, и все в норме, а теперь за каждый кусочек придется попотеть. Но ты давай, давай, не тяни, начинай уже сбрасывать. В прошлом году ты была такая секси!

Обратите внимание на данный тезис. Бессвязный, лишенный смысловой нагрузки бред. И уже в нем хороший психиатр безошибочно заметит ряд особенностей, присущих хроническим истеричкам. Поверхностность суждений – налицо, склонность к фантазированию – есть, неустойчивость настроения – увидите скоро, стремление привлечь к себе внимание – однозначное. И плюс агрессия, немотивированная. Куда, спрашивается, ехать дальше? Люди! Люди! Кто пустил эту женщину в приличный дом?

Я с удовольствием взяла бы эту девку за ухо и выставила за дверь. Но она была не моей гостьей и не в моем доме. Поэтому я положила нож и спросила Танечку, хозяйку:

– Может быть, девушке нужно объяснить? Она, наверное, не в курсе, обычно у нас за столом одну и ту же глупость третий раз не повторяют.

– Не повторяют… – Танечка кивнула осторожно.

– А я повторю, повторю! – запрыгала розовая кофточка. – Вот если бы моя подруга честно мне сказала, что я поправилась, я была бы ей благодарна. Я сказала бы ей спасибо. Со стороны всегда заметнее. Ведь правда, девчонки? – она обратилась к собранию.

Девчонки промолчали, с тоской поглядывая на торт. Худеньких за столом не наблюдалось. Все, кроме розовой кофточки, были серьезные дамы. Девочки любили покушать, они умяли гусятину, расстегайчики я вообще не застала, и теперь за легким разговором они цепляли на вилку какую-нибудь вкусную безделицу, какой-нибудь несчастный ломтик семги, кусочек сыра и заодно оливочку, небрежно так, мимоходом ее нямс, и вином ее, одним глоточком, под настроение. Девочки желали отдохнуть, они предвкушали пьяную вишню, а тут им заявили такую неаппетитную тему. «Че те надо?» – подумали все и уставились в тарелки.

Розовая кофточка ответа не дождалась и развлекалась сама с собой:

– Я думаю, лучше сказать человеку правду о его недостатках, чтобы он вовремя спохватился. Не обижайся, Ира. Я просто знаю, как легко набрать вес и как трудно держать себя в форме. Особенно после тридцати! Ну, я же помню, в прошлом году ты была вся такая супер…

Лично мне цели и задачи розовой кофточки были предельно ясны: девчонка хочет поплясать на чужой макушке, чтобы повысить свой уровень, понимаю – ей приспичило подкачать мораль. Зачем, почему она лезет ко мне на горбушку, кто ее в детстве обидел – о том я не знала, я видела розовую кофточку пару раз в год, исключительно в доме у Танечки. И только одно было мне неприятно в данной ситуации – торт на подходе, гусь тает, окно блестит, луна всей мордой улыбается, и вдруг какая-то розовая кофта ломает мне эстетику.

К столу подбежала девочка, собственная дочь розовой кофточки, девчонка начала что-то быстро шептать. Розовая кофточка поправила ребенку розовый бант и улыбнулась. Так добросовестно улыбнулась, как будто снималась для рекламы памперсов.

– Котенок! Что случилось?

Ничего не случилось, наверняка пришла ябедничать на моих детей. Дети играли в зале с роялем, и это был еще один повод для моего безграничного терпенья.

Я очень хотела вести себя прилично. Для того чтобы я вела себя прилично, необходимо обеспечить три простейших условия – меня обязательно нужно покормить. Но аппетит мне перебили, и что я могла гарантировать в таком случае? Ничего.

Но я пыталась и даже удалилась из-за стола. Решила дать розовой кофточке немножко времени, чтобы она прониклась и осознала. Гусь не убежит, я подумала и вышла в сад.

Мужчины стреляли в мишень. Она висела на старой груше, ее освещали луна и фонари. Мой муж и Танечкин начали соревнование до ста очков. Кто первый набирает, тот выиграл.

Мне тоже захотелось выпустить стрелу. Я попросила арбалет и мысленно поставила к черному стволу эту милую девушку в розовой кофточке. Я прицелилась и быстро, пока рука не дрогнула, отпустила стрелу. Моя стрела задребезжала на десятке. И какая же я после этого истеричка? Вы попробуйте, стрельните из спортивного арбалета в сумерках, да и еще при полной луне.

Нет, я не истеричка, я еще только учусь. Отрабатываю технику истерических манипуляций. У меня были хорошие учителя, к примеру, моя классная руководительница. Она была настоящим мастером истерики. Каждый раз, когда в школу наезжала проверка РОНО, наша любимая учительница усилием воли вызывала слезы на своем монументальном лице, хваталась за сердце и всей тушей с размаху бухалась в обморок. Прямо перед комиссией. Только инспектора в кабинет – она сразу в обморок. И после этого никто не совал нос в наш классный журнал. А журнальчик у нас был крапленый, наша классная рисовала там недостающие пятерки. Таким образом ей удалось наштамповать двенадцать золотых медалей. Хватило всем желающим. Мне перепало, да. Таких рекордов не ставила ни одна средняя школа. Это была самая лучшая учительница в нашем городе, она дурила все РОНО, как первоклассников. Потому что люди боятся громких криков, слез, разбитого стекла. И я их понимаю. Ну, страшно! Просто страшно иногда становится. И не каждый сможет различить: где настоящие аффективные вопли, а где военные маневры.

Конечно! Безусловно! Истерический прием не безупречен, он всегда является признаком дипломатического поражения. Его нужно использовать только в самом крайнем случае. Поэтому в нашей семье заведена традиция решать проблемы тихой сапой. И в этом моя свекровь – непревзойденный виртуоз.

Ей очень захотелось развестись с первым мужем, а он никак не соглашался. Суд ей отказал, тогда она и предложила своему первому: «А поезжай-ка ты в Анадырь. Там хорошо! А как устроишься – я к тебе и приеду». Мужчина поехал в Анадырь, за десять тысяч километров. Наша добренькая мамочка писала ему письма и в каждом обещала: «Уже, уже! Скоро, скоро! Выезжаю». Через два года мужчина получил по почте свидетельство о разводе. Он не знал, что наш гуманный суд автоматически разводит супругов, которые не живут вместе более двух лет.

Моя свекровь, конечно, молодец, аплодисменты женщине, но ей пришлось ждать результат два года. А если времени в обрез, истерическая манипуляция – самое то. Долговременного эффекта не дает, зато срабатывает быстро.

И не только женщины! Мужчины давным-давно используют такие методы убеждения. Мой свекор освоил эти штучки еще в ранней молодости, когда задумал жениться на нашей добренькой мамочке. Его родители были в шоке: разведенка охмурила мальчика. Будущей невестке побили в квартире окна, надеялись, что это поможет. Писали жалобу в обком, невесту хотели привлечь за растление. И тогда наш любезный папочка взял табуретку, резко швырнул ее в ближайшее окошко и зарычал: «Еще одно слово – и я вам тут все окна повыбиваю!» Сработало. Спасибо, папа. А ничего сложного и ничего страшного тут нет, в хорошей истерике все как с алкоголем – главное, не злоупотреблять.

Отсюда делаем простейший вывод: децибелы – не самый главный показатель истерики. Вопли, крики, слезы, битье себя в грудь, попытки кусаться, непроизвольный смех – все это, конечно, очень интересно. Но часто настоящие истерические приступы проходят в полной тишине, особенно если они как-то связаны с огнем. Когда я сжигала первый тираж своей книги, я не кричала и не визжала, я молча кидала в огонь книжку за книжкой, тысячу книжек сожгла и не сказала ни слова. Я полагаю, тихая истерика – гораздо более интересная вещь, чем клинические вопли, в таких случаях нервное напряжение нагнетается до такого уровня, что взрыв практически неизбежен. Летальные исходы не исключены.

В то же самое время многие из хронических мелких истеричек, которые спускают пар всю жизнь и понемножку, очень часто разговаривают тихо. «Потише», – они говорят. «Потише» – и ставят брови в скорбный мостик, и лечат, они все время всех лечат, и особенно своих вечно сопливых детей. «Осторожно», «аккуратней», «не шумите», «не бегайте», «не сорите» – они любят все это повторять, им очень нравится наставлять на путь истинный и учить. Что, кстати, и подтверждает случай с розовой кофточкой.

Вы можете меня спросить, почему же я так долго терпела розовую кофточку? Да, я могла бы сразу, как наш папочка, взять стул и моментально убрать помехи из эфира. Но нельзя же! Нельзя, вот так вот сразу. Презумпция невиновности! Я должна была допустить, что розовая кофточка затеяла свой глупый разговор о моих чудесных формах по неведению своему, по простоте душевной, и после небольшой паузы она догадается сменить пластинку. Я досчитала не то что до десяти, я ждала не меньше пяти минут, прежде чем снова вернулась к столу.

Но! Когда я вернулась, розовая кофточка читала толстушкам лекцию о раздельном питании.

– Шестьдесят! – она сообщила всем объем своей талии. – Я слежу за собой, не расслабляюсь, гусятину ни-ни, не ем, и поэтому у меня всегда стабильно – девяносто, шестьдесят, девяносто!

Танечка, именинница, ей похлопала, реденько так, зловеще – хлоп-хлоп-хлоп.

– Ничего сложного. – Кофточка поправила ровную челку. – Главное – считать калории.

Собрание криво поморщилось. Дамы устали, все-таки розовый утомляет глаза. Тем более что у каждой объем талии был как минимум семьдесят, это я так… по-братски предполагаю, а там глядишь, и все восемьдесят, не говоря уже о прочих габаритах.

Я подсела к своей тарелке с гусем. Отломила мягкую булочку, окунула ее в грушевую мякоть – и тут опять в мои окопы запустили ядовитый газ.

– Вот посмотри, – кофточка сказала. – Ира, посмотри. Сейчас у тебя на тарелке больше тысячи калорий!

– Не может быть! – засомневались толстушки.

– А вы посчитайте, – она усмехнулась и принялась у меня на глазах четвертовать моего гуся. – Мясо, жирное – потянет калорий на шестьсот, если не больше…

– Да ну? – удивилась Танечка.

– Да, да, да, а что вы хотели? Гусятина! Сплошной жир! Груши, в меду – тоже не меньше двухсот. Соус… Соус – это вообще смерть фигуре. И еще хлеб! – Кофта улыбнулась, как будто застукала меня с бутылкой у шкафчика. – Вон у тебя булочка лежит! Ага! Ага! А время сейчас уже сколько? Десятый час. А впереди еще торт… И это не считая алкоголя! Один бокал вина – сто пятьдесят калорий, а сколько ты у нас сегодня выпила?

Розовая кофточка торжествовала, как прокурорша на процессе. Я отодвинула гуся. Глотнула винишка. И решила дать ей последний шанс.

– Рыбка моя, – я у нее спросила, – подумай хорошо и скажи, что тебе нужно для счастья? От меня лично?

– Ага! Неприятно! Неприятно! – она обрадовалась. – Это сейчас! А потом ты мне скажешь спасибо! Вот когда будешь секси, как в прошлом году, сама подойдешь ко мне и скажешь «спасибо!». Тебе нужна кетоза. Ты знаешь, что такое кетоза? Волшебная диета! Посмотри на меня, я регулярно сижу на кетозе. Тяжеловато, конечно, не каждая выдержит. А ты соберись! Стисни зубы! Ты тоже быстро приведешь себя в норму, ты начнешь себе нравиться, и муж на тебя будет смотреть другими глазами. Да, а ты думаешь, муж не замечает эти твои десять килограмм? Думаешь, он тебя не сравнивает с другими женщинами?

Монолог был слишком длинным, и в моих планах его не было, в моих планах был гусь и торт. Поэтому я встала, это удобнее, когда выступаешь публично. Я встала и превысила уровень шума. Иначе нельзя. Хорошая громкость – необходимое условие для проведения истерической атаки.

Речь была краткой, форма стандартная. Я попросила розовую кофточку представиться и объяснить, с какой целью она посетила этот дом. А потом дала короткий адрес, по которому она может проследовать, чтобы там и читать свои интересные лекции по кетозе.

Именинница зажмурилась и прикрыла ушки. Именинница игриво пугалась при каждом моем слове и с трудом, ох с трудом прятала веселую улыбку. Мужчины услышали с улицы, но входить не решались. Розовая кофточка сидела на прежнем месте, за столом, напротив меня. Она сложила руки крест-накрест, задрала нос и выдвинула подбородок.

– Ирина, – она сказала, – ты очень крутая баба, но ты напоролась на тоже очень крутую бабу!

И тут я поняла: идет война! Война за переправу. Белые на одном берегу стола, красные – на другом. И если я сейчас не начну форсировать Днепр, враг снова пойдет в наступление, тогда война затянется, жертв будет больше… В общем, мне не оставили выбора, пришлось бомбить.

Я бросила в розовую кофточку бокалом – того самого вина, которым она помешала мне насладиться, и на всякий случай усилила бросок словами, одним только словом. И это помогло. Я выбила врага из укрепления.

Розовая кофточка выскочила из-за стола, закричала на меня: «Ты что, истеричка?!» – и побежала в ванную застирывать пятно.

Ну тут, конечно, толстушки начали меня качать. «Победа! – они кричали. – Победа!» Точнее, просто улыбались и с радостью кинулись ставить приборы под торт. Я снова увлеклась гусем и грушами. А девушки хихикали, вполголоса: «Кетоза, кетоза…»

За дверями, где-то в гостиной канючил ребенок, это была дочка розовой кофточки.

– Иди сюда. Ко мне! – розовая кофточка позвала ее из ванной. – Сюда иди! Я сказала!

Именинница снова вздрогнула, дамы вдохнули, выдохнули и опять затянули свою беседу – про детей, про мужей, про рецепты…

Потом свет погас, вспыхнули свечи. Подрожали минутку. Танечка загадала желание и с первого раза потушила все тридцать. Она даже не заметила, что мой сын спер у нее пять свечек.

Я принялась за торт. Влез! А что вы думаете, не влез? Еще как влез. Когда это в меня не влезала «пьяная вишня»?

Мой муж все это время стрелял из арбалета. Он выиграл, он победил, набрал три раза по сто очков и только после этого вернулся к столу. Глаза у него горели спортивным азартом, он мне напомнил сразу всю живопись из цикла «Герои Куликовской битвы». Да, конечно, я была бы рада, если бы муж посмотрел на меня другими глазами. Вот так вот чтоб прям вошел, посмотрел, а глаза-то у него – ой, мама! – другие. Но тут кетозой не отделаешься.

Для того чтобы мой муж посмотрел на меня другими глазами, нужно каким-то образом извлечь у него оригинальные глаза, а вместо них поставить другие. Можно заменить только глаза, можно голову привинтить другую с другими глазами, а можно вообще мужа поменять, и тогда автоматически получишь другие глаза. Но это все сложно, это все колготно, поэтому я от души наелась и стала доброй. Какие есть глаза – такими пусть и смотрит.

Истерику я устроила только на следующий день, я элементарно разоралась в машине, когда мы возвращались домой. Я всегда ору в машине по дороге домой, если мы слишком долго отдыхаем в гостях. Я скучаю, и поэтому меня все раздражает.

Меня раздражают пробки на дороге, я чувствую необъяснимую тревогу в конце воскресенья, мне кажется, что я не все получила от выходных, я вспоминаю гуся, вспоминаю торт, у меня начинаются угрызения совести за то, что я их съела, я вспоминаю арбалет и обижаюсь, что муж стрелял два дня без перерыва… Короче, повод я найду всегда. И начинаю концерт с полпинка, точно так же, как розовая кофточка.

– Твой папа обещал мне подарить бассейн! И где он?

Развитие диалога пересказывать не стоит, заканчивает обычно муж, у него есть стандартная последняя реплика: «Вот только не надо трогать мою маму!»

В этот раз он тоже сказал:

– Не надо трогать мою маму! – и добавил отсебятину: – Истеричка!

И после этого на перекрестке я выскочила из машины и дернулась в аптеку. Купила там коробку легенького успокоительного, но проглотила его демонстративно на улице с таким видом, как будто это о-го-го какое сильное лекарство. Вытерла слезы или сделала вид, что вытираю слезы, это непринципиально. Немного прошлась пешком, слегка пошатываясь, в этот момент я действительно чувствовала сильное головокружение, а муж мой ехал медленно по крайней полосе. Он знал, что я вернусь в машину и начну сюсюкаться «пушистик, пушистик», как будто пять минут назад в машине орала не я, а какая-то другая кофточка.

И как жить, спрашивается? Как жить, если ты истеричка? Да никак! Бери стул, садись за стол и пиши книжку. Вот так меня и осенило нарисовать серию женских портретов – женщина в момент истерической реакции. Я сколотила себе компанию из веселых бабенок, они друг на друга совсем не похожи, но их объединяет одно – хотя бы раз в жизни каждая была истеричкой.