Читать книгу Качели времени. Материк сгоревших лилий - Ирина Михайловна Кореневская - Страница 10

Не знаю, сколько мы так просидели. Но лишь когда моя футболка промокла насквозь, а я умудрился укротить фиолетовые локоны, и заплести их в толстую красивую косу, Регина все-таки успокоилась.

– Что ты там сделал? – удивилась она, ощупывая голову.

– Будет у тебя новая прическа. – протянул я ей чашку с кофе и сигареты.

– Спасибо, милый.

Я снял футболку и повесил ее на ручку двери. Может, немного подсохнет, а то скоро, чувствую, моей подружке опять предстоит вытирать слезы. Когда я уже научусь носовые платки с собой носить?

Сев рядом с Региной, я тоже налил себе кофе. Лиса удивилась – она знает, что я больше всего люблю молоко, а на бодрящий напиток обычно даже не смотрю. Но сейчас почему-то захотелось. После таких горьких страниц нужно, чтобы и на языке стало горько. Для полной гармонии, так сказать.

– Почему как только человек окажется на вершине счастья, нужно сразу же скинуть его с этого пика в самый низ? – спросила Регина. – Что за адские качели, усмешка, издевательство…

– Если бы я знал. Если бы я знал, как этого избежать, мы бы сейчас тут с тобой не сидели.

Я мысленно вернулся на несколько лет назад, в то самое прекрасное утро. Первое утро, когда мы проснулись вместе. Я тогда открыл глаза пораньше и долго любовался любимой женщиной, которая за ночь умудрилась заползти в мою пижаму и сейчас спала, распластавшись на мне. И кажется, моя тушка стала для нее самым удобным ложем, несмотря на наличие очень даже комфортного ортопедического матраса под нами.

Как счастливы мы были в то утро! Я едва не растаял, пока смотрел на нее, спящую. И она, я это помню, буквально светилась от переполнявшей ее нежности, от любви. Нам тогда казалось, что у нас впереди множество таких прекрасных пробуждений. Когда мы, как Парис с Лилией, словно остаемся одни на свете и нет никого и ничего, кроме нас.

А уже через пару часов тоже все изменилось и наше счастье пошло трещинами, рассыпалось мелкими осколками. Да, все точно так же. За одним исключением: лиса, слава всему, осталась жива, хотя едва не погибла от той боли, которая разрывала нас обоих. Спасибо Саше за то, что она ее вытащила. А вот свой чертов сильный организм, который не дал мне замертво упасть на месте, я благодарить не стану.

Да, впоследствии, когда первая, самая сильная волна боли улеглась и мы с Региной снова смогли смотреть друг на друга, было много совместных пробуждений. Но уже не таких радостных, светлых и счастливых, как в то, самое первое, утро.

Просыпаясь, я по-прежнему обнаруживал, что любимая спит на мне. Все-таки нас и во сне тянет друг к другу, а прошлое над царством Морфея власти не имеет. Но вступает в свои права, едва мы открываем глаза. Иногда проявляет милосердие и чуть запаздывает, однако никогда не оставляет нас в покое.

Теперь, просыпаясь, Регина снова дарит мне улыбку. Но та быстро тает, как таял я от умиления, рассматривая ее спящую. В глазах любимой женщины снова появляется уже ставшая привычной нотка грусти, а я начинаю ненавидеть себя еще больше, чем обычно. Что угодно бы отдал, лишь бы ей не пришлось снова и снова вспоминать ту боль, да вообще чтобы ей не пришлось это переживать.

Когда мы стали близки, совместные пробуждения тоже слегка трансформировались. Наверное, лиса права: в постели у нас действительно все хорошо, поэтому и просыпаться не горько. Если, конечно, она не выгоняет меня сразу посреди ночи после того, как все закончится. Тогда утром Регина не такая печальная, часто даже ласковая, нежная. Каждый раз она буквально душит меня поцелуями, стараясь надышаться мной, как и я ею. Потому что знаю: очень скоро она в очередной раз пошлет меня к черту и наша идиллия рассыпется осколками точно так же, как тогда рассыпалось наше счастье.

– Ждать, надеяться, мечтать. – произнесла женщина. – Задыхаться от счастья, представляя, каким чудесным будет общее будущее. И потерять все в один момент. Это так больно…

– Прости. – не знаю, в который раз я произнес это слово.

Регина, не поворачиваясь, нашла мою руку, погладила ее.

– Я знаю, тебе тоже больно. Понимаю. Но нет у меня сил, чтобы эту боль излечить.

– Я заслужил. Ты – нет. И Парис не заслужил.

– Катастрофическое стечение обстоятельств. Какие же мы, бабы, порой дуры. – Регина словно почувствовала мое недоумение во взгляде, повернулась и грустно улыбнулась. – Вот кто ее просил бросаться следом?

– Можно подумать, ты бы не бросилась. – покачал я головой.

– Да, в семнадцать лет – наверное. – согласилась она. – Теперь нет. Не потому, что слишком дорожу своей жизнью. А потому что знаю: ты справишься лучше и не надо отвлекать – тогда тем более справишься.

– Да неужели? – отобрал я у нее сигарету.

– Опять начинается! Я понимаю, о чем ты. Надо было не бросаться грудью на защиту твоего семейного счастья, дать тебе все сделать самому. Я же говорю – дура.

– Я с тобой, как всегда, согласен. И да, твоя красивая грудь не для того предназначена, чтобы лезть на амбразуру.

– Оникс! Нашел момент, блин.

– Успокойся, озабоченная, я не о том. Но оценить твою красоту можно в любой момент.

– Не в любой. – женщина задумалась, глянула на меня. – Так что получается, я сама виновата?

– Нет конечно. Мне надо было просто поменьше тебя слушать.

Конечно, Регина не виновата. Ее реакция на то, что я хотел уйти из семьи, вполне понятная, естественная. Она не хотела никому горя, а еще не хотела становиться причиной этого самого горя. А я не нашел слов, чтобы объяснить, что она – не причина. Причина в том, что наш с Силией брак, несмотря на двоих детей, несмотря на прожитые вместе годы, несмотря ни на что, был обречен.

Силия выходила замуж не за меня, а за того меня, которого сама себе успела нафантазировать за десять лет нашего знакомства. А я, едва не лишившись головы на мацтиконском астероиде10, поддался зову инстинкта размножения. До чего дурной инстинкт! Почувствовав смертельную опасность, он велит нам размножаться, плодиться, чтобы сохранить популяцию. Хотя в смертельной опасности вот вообще не до деторождения! Но это понимаешь уже разумом, а инстинкты часто заглушают его голос.

И получилось то, что получилось. Мои гормоны решили, что Силия вполне подходит для размножения: молодая, здоровая, красивая женщина. Мы сказали друг другу заветное «да», размножились, выполнили заложенную природой программу и… И все. Гормоны сделали свое дело, гормоны могут уходить. Супруге пришлось обнаружить, что рядом с ней совсем не тот, кого она полюбила, приноровиться и притерпеться к человеку, который стал ее мужем. А я вообще долгое время ни о чем таком не думал. Регина права – мне думать в принципе в новинку. Да и не с чем было сравнить.

А надо было думать! Но я то мчался в очередную экспедицию, то занимался детьми, домашними делами, то рвался мир спасать. Некогда. Как я теперь жалею об этом! Ведь, если бы действительно подумал раньше, возможно, к Регинке прилетел бы уже свободным. Тогда все было бы иначе. Я не думаю, что лиса права и при таком развитии ситуации не случилось бы нашей любви. Все бы случилось. Тем более нет у меня привычки завязывать романы на одну ночь. Так что никуда бы она от меня не делась.

Как не делась бы и в том случае, если бы я поговорил с Силией сразу же, когда понял, что люблю Регину. Вот тогда я и правда вел себя, словно последний мудак! Начал роман с любимой, но при этом не вылез из постели жены и это все привело ко вполне себе закономерному результату. Да, я помню, как лиса угрожала мне расставанием, если я уйду из семьи. А какого хрена я вообще ей об этом сообщал? Чтобы что?

Надо было уходить и потом ставить Регинку перед фактом. В конце концов, это только наши с Силией дела и не надо было вмешивать в них любимую. А я чего-то боялся, чего-то ждал. Вот и дождался.

– Ведь ты бы меня все равно приняла тогда.

– Не факт, что сразу.

– Ничего, подождал бы.

– Но история не знает сослагательного наклонения. Если бы ты тогда поговорил с женой раньше… Если бы Лилия послушалась Париса… Такое маленькое, ничтожное «бы» сломало столько жизней.

– Если бы маленький Гиппократ не оттащил Париса.

– Я не думаю, что так было бы лучше!

– Тогда, возможно, Атлантиду не погубили бы мацтиконы. Не всегда чья-то смерть – это трагедия, Регин.

– Я знаю, к чему ты клонишь. Но я не согласна с тем, что твоя смерть хоть кому-то сделает лучше.

– Тебе ведь больно на меня даже смотреть. Я теперь, узнав об этом, не понимаю, куда себя деть, как быть, что сделать. И по-прежнему считаю, что…

– Возможно, со временем я привыкну.

– Уже столько лет прошло. Не привыкла же.

– А если с тобой что-то случится, мне будет больно постоянно.

– Не будет. Вот тогда боль со временем притихнет, уйдет на задний план. Смотри, Парис же привык.

– И предал Атлантиду.

– Ну к тебе, думаю, никто с таким предложением не сунется и…

– Оникс, заткнись пожалуйста. Не хочу об этом говорить. И думать тоже не хочу.

Регина сердито на меня посмотрела, но не стала возражать, когда я привлек ее к себе. Ткнувшись носом в мое плечо, она вздохнула и притихла. Ну хотя бы прикасаться ко мне ей не больно, и на том спасибо. Можно было бы, конечно, пытаться довольствоваться этим, и в нынешней ситуации ничего другого не остается.

Но я ведь хочу не только спать с любимой женщиной! Да и она, думаю, не согласится на такую роль. Зачем делить постель с тем, на кого в остальное время смотреть не хочется? Тем более у нее есть альтернатива в виде охранников. На них и смотреть не больно, и время с ними проводить приятно. Хотя, конечно, прежде чем думать за лису, надо, ради разнообразия, спросить ее мнение.

– Тебе и правда хорошо в постели со мной?

– Да, несмотря на то, что мы закрыли еще не все пробелы… Лучше, чем с кем бы то ни было, это точно.

– Не больно, как в остальное время?

– Нет. К чему эти вопросы?

– Как насчет того, чтобы ограничить пока наши отношения только таким образом?

– И что? – она посмотрела на меня, прищурилась. – Ты согласишься быть моим очередным мальчиком по вызову?

– Я соглашусь быть твоим единственным мальчиком по вызову.

– Вот как! Хотя в результате этого ограничения я все равно ничего не теряю. Но меня пугает это твое «пока». Оникс, я же прекрасно понимаю, что надолго тебя не хватит, ты захочешь большего и…

– Статус изменится только если ты захочешь. И будет все как ты захочешь. Мне-то чего жаловаться? Ты будешь моей, позволишь себя любить, не придется с кем-то тебя делить. Все равно у нас не просто секс и мы оба это знаем.

– И ты перестанешь искать приключения на свою голову?

– Конечно! – лиса недоверчиво фыркнула. – Ну правда, ведь мне надо будет беречь свое тело для твоего удовольствия.

– Я не знаю. И вообще не могу рассуждать о сексе, когда ты так близко и без футболки! Хочется не болтать, а делать.

– Ну так тебе никто ничего не запрещает.