Читать книгу Качели времени. Материк сгоревших лилий - Ирина Михайловна Кореневская - Страница 3

– Блин, время! – случайно кинув взгляд на часы, я обнаружил, что песка осталось на пару минут от силы, и начал спешно одеваться. – А мы так ни до чего не договорились.

– Ты что, пойдешь на поводу у этой манипуляторши? – фыркнула Регина и повернулась ко мне спиной. – Пуговицы застегни, пожалуйста.

– Честно говоря, меня и так все устраивает. Ты рядом, никто нам не мешает. Но если мы не выберем, бабуля выберет за нас, я ее знаю. Махнем на остров, а?

– Надеюсь, ты это не всерьез. Если Александра с нами такое провернет, я ее придушу, как только она нам память вернет.

– А счастье было так возможно!

– Тоже мне, Татьяна Ларина6. – фыркнула лиса.

Тут вдруг раздался стук. И не в дверь. Я удивленно покрутил головой по сторонам.

– Можешь войти, мы уже прилично себя ведем. – хмыкнула Регина.

– Отрадно слышать. – тут же проявилась Саша. – Что решили?

– Нихрена мы не решили! Выпускай нас давай!

– Я за остров. Но Регинка тебя потом придушит. – наябедничал я.

– Ничуть не сомневаюсь. Ни в твоих желаниях, Оникс, ни в твоих последующих действиях, Регин. То есть, вы ничего не выбрали. Я правильно понимаю?

Мы кивнули.

– Да будет так. – возвестила бабка и исчезла.

Я зажмурился, отчаянно надеясь лишиться памяти и услышать шелест волн. Но вместо этого услышал Регину.

– Ни хрена себе объем работ! Александра, ты офигела?

Я открыл глаза и с тоской обозрел несколько коробок с бумагами. Единственное, что украшало этот нерадостный пейзаж – возмущенная лиса.

– Кофе хоть можно? – сердито поинтересовалась она.

Рядом с женщиной появился журнальный столик с кофейником, чашками и большой бутылкой молока.

– А пепельницу? – и когда натюрморт дополнился пепельницей и даже сигаретами, красотка удовлетворенно кивнула. – Ура, хоть свои тратить не придется.

– Мне кажется, курить возле бумаг – плохая идея. – заметил я, рассматривая листы, исписанные крупным мужским почерком.

– Да видала я те бумаги! Мне их на своей работе хватает. – заметила Регинка.

– То есть, помогать ты мне не будешь? – я забрал у нее уже подкуренную сигарету, затянулся и отдал обратно.

– Не буду. И ты не ройся в этом всем, нефиг. – заметила она, делая приличный глоток кофе. – Ты правильно сказал: мы тут вдвоем, никто нам не мешает, даже обеспечили всем необходимым. Так что можем объявить бойкот и ничего не делать… Да блин, Оникс! Хочешь курить – возьми себе сигарету.

– После тебя вкуснее. И зря ты так. Если мы сейчас не приступим к работе, она еще что-нибудь выдумает. Как минимум – нам грозит остров от которого ты так яростно отмахиваешься. Как максимум – даже думать не хочу. Саша та еще приколистка, у нее фантазия будь здоров!

Регина подумала, оценила грозящие нам перспективы и, кажется, согласилась со мной. Затушив сигарету, она засунулась в ближайшую коробку, вынула пару листов, пробежала их глазами и нахмурилась.

– Это что вообще за бумаги? Послушай, что я тут вычитала!

– Ну?

Я уже заметил на боковой стороне одной из коробок имя – Парис. Наш очень далекий предок, отец Лии, в честь которой назвали мою сестру. Тот самый парень, который когда-то сдал Атлантиду мацтиконам7, чтобы вернуть любимую к жизни8. Я раньше всегда осуждал его за это, на что Саша отвечала, что у каждого из нас есть то, ради чего мы можем перейти почти любую черту. Просто перед нами, к счастью, такой выбор не встает. В ответ я всегда начинал спорить, доказывать, что уж я-то никогда бы так не сделал, да и никто бы не сделал. Но некоторое время назад перестал. А Париса даже сумел понять и пожалеть.

– Что страшнее – предать любовь или родину? – вслух зачитала Регина. – Кого надо спасать? Любовь или родину? Какой бы выбор я ни сделал, потерял бы и то, и другое. Так стоило ли вообще выбирать?

– Если бы он, потеряв любовь, выбрал тот же путь, которым я пытаюсь идти – не пришлось бы задавать таких вопросов. И кто знает? Может, не случилась бы самая великая трагедия в истории.

– О чем ты? – лиса поежилась. – Жутковато звучит. И твои слова, и эти записи…

– Что ты знаешь об Атлантиде? Возьми свитер. – я стал снимать пуловер.

– Лучше просто обними. Что я знаю об Атлантиде… Что ее погубили мацтиконы! Подробностями не интересовалась, это же было черти когда!

– Всего семь с половиной тысяч лет назад. – обнял я Регинку. – И история нашей семьи тесно связана с этой трагедией.

– А с чем вы не связаны? Рассказывай. Надо же быть в курсе дела, раз уж придется это все разбирать!

Я кивнул и начал издалека. Рассказал про Париса – мрачного и нелюдимого мальчишку, который буквально расцвел, когда случайно, еще в детстве, встретил свою Лилию. Про их взаимную любовь, про свадьбу, которая должна была навеки связать два сердца, но обернулась настоящей трагедией. Про последующую жизнь Париса и, конечно, о том, какую роль он сыграл в падении Атлантиды.

– Хорошо, что я никогда не хотела от тебя детей. – вдруг объявила лиса, когда я закончил повествование. – Ну то есть… Хорошо, что я не собираюсь больше становиться матерью, потому что отцом точно выбрала бы тебя. Ой, ну в смысле…

– Я тебя приблизительно понял. А вот почему речь зашла про деторождение – не понял. И вообще! – возмутился я. – Чем не хорош? Вон какие Феникс и Лидия прекрасные! Даже умные, несмотря на то, что я их папка.

– Да всем хорош, успокойся. – фыркнула Регина. – Генофонд у вас прекрасный, гениев дохрена, энергетически развитые, а внешне – лучше и не придумаешь. Но вечно у вас, Старковых и Архимеди, все не как у людей! Один в незапамятные времена половину Власты проредил, серийный маньяк-убийца. Другой мацтиконов создал, которые вообще половину Вселенной проредили… Третий полез куда не надо и потом во вневременности пришлось веками сидеть. Четвертый проредил уже Землю, я про Атлантиду молчу. Пятый все время перерождается: то живет, то воспоминанием существует, то бац – снова ребенок с памятью десятитысячелетнего человека. Бабка у тебя камикадзе, как и ты сам.

– Она мне еще и потомок. – напомнил я, тихо посмеиваясь.

– Да еще и эти ваши сложные семейные отношения. – жалобно посмотрела она на меня. – Я уже в них тысячу раз запуталась!

– Не страшно. – погладил я Регинку по голове. – Мы сами в них ни в зуб ногой. Просто все друг другу родные люди и все.

А сам удивился: как хорошо фиолетовая лиса знает нашу родословную! Всем досталось: Хаиму9, Гедеону, Даниилу, Парису и Архимеду. Ну с последними двумя ладно: про одного я сам только что рассказал, с другим она не так давно лично познакомилась. Однако я даже не знал, что Регинка в курсе про Хаима, блестящего энергетического дуэлянта доисторических времен. Ничего удивительного, конечно. Лебийка с нами уже несколько лет и наверняка Саша не единожды ей наши истории и семейную биографию рассказывала. Ум у Регины цепкий, память хорошая. Вот и запомнила.

Но создается ощущение, будто она и правда изучала нашу родословную, рассматривая меня в качестве отца для своего потенциального ребенка. Глупая мысль, конечно, просто принимаю желаемое за действительное. С деторождением я завязал, однако приятно думать, что любимая женщина хотела бы от меня ребенка. Впрочем, она так и сказала ведь – что в отцы для гипотетического малыша выбрала бы меня.

За одной дурацкой идеей в дурную голову пришла другая: подумать, как бы выглядел наш общий ребенок. Почему-то мне кажется, что это была бы девочка. Я где-то читал, что чем старше отец, тем больше шансов на появление дочери: они более живучие. А мне-то уже за тридцать. Хотя, конечно, это не тот возраст. Да и мне все равно, какого пола ребенок, ведь это не главное. Но упорно представляется именно дочка.

Глядя на Регину и вспоминая, как иногда, когда лиса спит, на ее лице поселяется милое детское выражение, я живо представил нашу крошку. Озорная непоседа, которую я обожал бы до умопомрачения. С хитрыми глазенками шоколадного цвета, как у мамы, с носиком-кнопкой. И с фиолетовыми непослушными локонами, которые я бы безуспешно пытался заплести в косички. А они бы тут же расплетались и рвали бы все резинки – тоже как у ее мамочки. У лисы даже волосы такие же свободолюбивые, как она сама и укротить их можно только резинками из очень прочной лески.

– А мне кажется, она была бы блондинкой, в папашу. – с улыбкой заметила Регина, разглядывая мое лицо.

– Теперь ты проявляешь чудеса телепатии?

– Не только. У тебя выражение глаз такое… Несложно было догадаться, почувствовать, о чем думаешь. Ты так всегда смотришь на своих детей. И на моего Оникса тоже.

– А он и мне не чужой. Я не просто люблю его, как своего, он и есть мой.

– Но ведь генетически…

– Да плевал я. Если я научу этого парня тому, что умею, передам ему свои знания, воспитаю – какая разница, что там за ДНК? Главное не кровь, а единство мыслей, взглядов, душ. Тем более я люблю тебя, а он – часть тебя.

– Знаешь, я ведь тогда, когда Саша предложила не усыновлять ребенка, а вырастить его в инкубаторе – я даже хотела тебя попросить…

– А чего не попросила? – удивленно глянул я на нее.

Вот хитрая лиса! И ведь ничем не выдала своего желания стать матерью моего сына! Ну да, она уже в то время отпускала фривольные шуточки на мой счет и никогда не упускала возможность меня где-нибудь зажать. Но я тогда, стараясь усмирить непокорную плоть, которая на эту шикарную женщину реагировала бурно, как и положено в моем возрасте, даже не мог предположить, что все гораздо серьезнее.

– Ты же сразу, еще когда я обозначила желание стать матерью, заявил, чтобы я на тебя не рассчитывала. – фыркнула Регинка.

– Дурак был! Да и мы знакомы на тот момент были три дня. Тем более узнав, сколько у тебя любовников, я, опять же, сдуру, вообразил, что ты хочешь естественным образом…

– Это так страшно? – прищурилась женщина.

– Три дня, Регин. Хотя, наверное, ты правильно поступила. Я бы вряд ли согласился, обидел бы тебя отказом, но как тут согласишься? Ведь это огромная ответственность, обязательства перед ребенком, перед другими моими детьми. Вряд ли и через несколько месяцев, когда Саша предложила тебе инкубатор – вряд ли я и тогда бы мнение изменил. Сейчас-то без разговоров, конечно, хоть естественным путем, хоть в пробирку… Поэтому я крестный?

– Угу. Мне эти обряды до лампочки, ты знаешь. Но хотелось, чтобы вы были хоть так связаны, кум. Поэтому и крестный. Поэтому и Оникс.

– И все равно он мой сын. Не крестный, а просто младший. Феникс с Лидией уже давно Оникса братом считают тоже. И плевать я хотел на все эти хромосомы или как их там.

– Тогда один вопрос, Оникс. Как ты собрался учить нашего сына всему, что умеешь, передавать ему то, что знаешь и воспитывать, если планируешь героически погибнуть во цвете лет?

Регина пристально посмотрела на меня, а я взгляд отвел. Ну только что ведь все хорошо было! Вздохнув, лиса выбралась из моих объятий и стала копаться в коробках.

– Давай работать. – сказала она таким равнодушным тоном, что я чуть не взвыл. – Я, кажется, начало нашла.