Читать книгу Три часа утра - Ирина Минаева - Страница 17

Перед тем как торжественно выбросить листок с телефоном Юлия, Стасенька, разумеется, выучила номер наизусть.

Договариваясь о встрече, она тешила себя мыслями о том, что увидеться с ним ей не столько хочется, сколько надо: должна же она, перед тем как окончательно расстаться, всё ему объяснить?

Внезапно Стасенька поняла, что это будет не очень-то легко. Особенно после той ночи… Зачем ей нужно было бесконечно твердить ему, как она его любит, кто её просил? В итоге всё получается просто великолепно: три дня назад любила Юлия, теперь опять – Рожнова… и выходит за него замуж.

Была суббота, но Юлий пообещал выбраться пораньше и заехать за ней вечером часам к девяти. Как назло, притащились Рожнов с Лепиловым. Вадим принёс кольца. Стасенька, как положено, попрыгала, порадовалась, но уже через полчаса раскрыла учебник методики и демонстративно в него уткнулась, во всеуслышание объявив, что ей надо готовиться к урокам.

Все были в отпаде, тут же принялись интересоваться её здоровьем и самочувствием, вообще всячески глумиться и, вместо того, чтобы не мешать и тактично удалиться, с громким ржанием побежали собирать соседей пламенными призывами не пропустить редкий аттракцион под названием «В субботний вечер». Стасенька, однако, не растерялась и именно в тот момент молниеносно оделась и резво поскакала к лифту.

Юлий приехал ровно в девять, и вслед за ним, по закону подлости, из этого же трамвая выпрыгнул Вайнберг. Стасенька инстинктивно шарахнулась в тень ограды, но было поздно: Юлий уже обнимал её, о чём-то спрашивал, а Генрих пялился на них во все глаза и оглядывался до самой двери. Таким образом, заготовленная для Рожнова версия об уединенном изучении методики в комнате для занятий отпадала, надо было придумывать новую, но Стасенька отложила это до лучших времён.

Она переступила знакомый порог с каким-то непонятным, совсем новым для себя чувством. Было почему-то страшно, вдруг всё окажется по-другому, не так, как тогда? И ещё переполняло предчувствие потери, её неизбежности, и совершенно непостижимое, захлёстывающее с головой ощущение счастья от того, что на столе опять горит свечка, что он опять сидит рядом и без конца поправляет нервным движением падающие на лицо волосы, что на его тонком запястье бьётся жилка, и отчётливо видно, как она бьётся, – ощущение даже не просто счастья, а какой-то благодарности, что ли? (Кому? За что?)

Странно и непонятно, почему этот в сущности чужой, почти незнакомый человек, которого она видит четвёртый раз в жизни, ей сейчас дороже всего на свете и гораздо ближе Рожнова, которого она любит второй год и за которого через три недели выходит замуж… Кстати, о свадьбе – может, сейчас вот всё ему и сказать?..Он вскинул на неё глаза, и сердце затрепыхалось, и от нежности к горлу подступил комок…

– Юлий… я люблю тебя…

Ничего не пропало. Всё снова было, как тогда, в первый раз. И потом, когда они лежали в темноте без сна, взявшись за руки, Стасенька думала о том, что в Юлии есть что-то такое, чего в Рожнове нет и не было отродясь… Внезапно она испугалась, что это конец, и ничего больше никогда не повторится. Жуткое слово – «никогда»…

– Юлий…

– Что?

– Мне страшно, – прошептала Стасенька.

Он сжал её пальцы в своих.

– Мне, как ни странно, тоже…

– И тебе? – встрепенулась она.

– Да…

– Почему?

– Не знаю. Наверное, боюсь тебя потерять…

С ума сойти – он боится её потерять! И не боится говорить ей об этом! Стасенька зажмурилась от счастья. В конце концов, это невыносимо… Внутри всё дрожит, дышать трудно, что же такое с ней делается-то? Нет, надо с этим покончить раз и навсегда, сейчас она ему всё скажет…

– Юлий.

– Что?

– Спой мне что-нибудь, пожалуйста…

– Хочешь «Колыбельную»?

– Хочу!

Он взял гитару и тихо спел ей колыбельную из репертуара «Цветов»:

Песня была старая, когда-то сто лет назад он пел её по телефону Маше.

Стасенька слушала с горящими глазами.

«Если не настанет, – с грустью подумала Стасенька, – то только потому, что Рожнов никогда никому не говорит «Спокойной ночи», мне в том числе… Как же всё-таки сказать про свадьбу? После этой песни ещё…»

Потом снова долго лежали в молчании, пытаясь заснуть. Не получалось.

– Юлий, – позвала она тихо. – Ты спишь?

– Нет.

– А о чём ты думаешь?

Он почему-то смутился.

– Тебе это будет неинтересно.

– Нет, скажи! О чём?

Он глубоко вздохнул.

– Ну, о том, что завтра – первое марта…

– И что? – удивилась Стасенька.

– В ночь на первое марта 1881 года народовольцы готовились к покушению на Александра II…

Если бы он в ответ на её вопрос повернулся и стукнул ей по лбу, Стасенька, конечно, тоже была бы удивлена, но гораздо меньше.

– Народовольцы? Там у них брат Ленина был, да?.. – спросила она, чтобы показать знакомство с предметом.

– Да, но это уже потом. Сначала – Михайлов, Перовская, Гриневицкий. Желябова в эту ночь с ними не было, его накануне арестовали, Квятковского ещё в ноябре повесили…

– Подожди, – сказала Стасенька.

Он об этих народовольцах рассказывал, как о своих знакомых, а она совершенно ничего о них не помнила, кроме того, что Желябов и Перовская, кажется, любили друг друга. Чтобы блеснуть эрудицией, она спросила:

– Они любили друг друга, да?

– С кем, с Ивановой-то? – уточнил Юлий. – Наверно… Я вот до сих пор не могу понять, зачем он тогда высунулся, сказал, что это всё его – и газеты, и динамит… Его же могли совсем не тронуть, а девице так и так Сибирь светила…

– Кто высунулся – Желябов?

– При чём тут Желябов, ты же про Квятковского спросила…

– А кто это такой? – с милой непосредственностью поинтересовалась Стасенька.

Он рассказал ей о Квятковском – одном из руководителей организации, который был арестован из-за нелепой случайности и казнён через год в Петропавловской крепости. О Михайлове, погибшем в Алексеевском равелине, – он был схвачен из-за фотографий приговорённых к каторге товарищей, которые требовалось переснять. О Котике, взорвавшем себя вместе с царём, и о Тигрыче, ставшем вдруг через несколько лет ярым монархистом. Об Окладском и Рысакове, которые решили, когда дошло до дела, спасти свои шкуры ценой предательства. Рысакова было особенно жалко: он остался внакладе – и продался, и всё равно повесили… Стасеньке было интересно. Она слушала Юлия, боясь пропустить хоть слово. Потом спросила:

– А откуда ты всё это знаешь?

Он усмехнулся:

– Да я вообще много чего знаю. Но сейчас мы будем всё-таки спать!

После этого они ещё долго ворочались и забылись уже ближе к утру.