Читать книгу Где? – Неважно. Когда? – Все равно - Ирина Зелинская - Страница 6

Февраль сдал позиции, мрак рассеивался, хотя грядущее по-прежнему не просматривалось. На одной из лекций Кире довелось стать участницей странного эпизода. Свободных мест в актовом зале, где проходили занятия, было немного, и Федор оказался в следующем ряду, по диагонали от нее. Столики для письма откидывались от спинки впереди стоящего театрального кресла, народу набилось много, и писать приходилось, подчас задевая друг друга локтями.

– Тьфу ты! Стол отвинтили. – Федор громыхал оторванной доской, пытаясь ее закрепить. Неподалеку еще одна девушка с их курса обернулась назад и стала в упор его рассматривать.

– Какой хорошенький мальчик! Не видела тебя раньше! – барышня широко улыбалась, и на щеках проступали лукавые ямочки. Киру будто обдали кипятком. «Вот это подход, – подумала она, – это не с малиновыми ушами сидеть оттого, что с тобой не поздоровались».

– Да уж полгода как тут, – пробасил Федя, судя по интонации испытывавший неоднозначные чувства от обрушившегося на него комплимента.

– Садись к нам! У нас место есть, – девушка показала на пустующее соседнее кресло.

– Благодарю, мне и здесь хорошо, – сказал юноша и открыл блокнот, чтобы изобразить деятельность.

– Как тебя зовут? – не унималась брюнетка, кокетливо поправляя челку.

– Федор.

– А меня Саша. Пересаживайся к нам, поболтаем.

– Говорю же, мне и здесь удобно – он явно начинал уставать от приставаний целеустремлённой девицы.

– Ну, тогда я сама к тебе пересяду, – она стала собирать вещи со столика и, обернувшись, заметила, что мест рядом с ним нет – справа и слева лежали чьи-то конспекты.

Кира, через голову которой Федор и девица перебрасывались репликами, подала голос, развернувшись к Федору:

– Хочешь, поменяемся: тут у меня с одной стороны свободно. Можете вместе сесть.

Федор перегнулся через спинку, удостоверился в том, что место в самом деле есть, и, быстро взяв вещи, пересел на соседнее с ней кресло. Кира собирала ручки и тетради, чтобы переместиться на следующий ряд, но вдруг услышала его голос, обращенный к брюнетке:

– Я сюда учиться пришел.

Барышня оскорбленно фыркнула и села обратно. Сердце Киры готово было выскочить.

Когда занятия завершились, Кира быстро побросала вещи в рюкзак и, на ходу напяливая пальто, похожее на белогвардейскую шинель, выскочила на улицу. Малая Садовая напоминала кегельбан наоборот, в котором нужно было уворачиваться от пешеходов, лавировать между ними, стараясь не снижать скорость. Завал в школе требовал выполнения огромного объема заданий, а это, в свою очередь, требовало времени, которого у нее не было. Всю дорогу она чувствовала, а периодически и видела боковым зрением в отражениях витрин, как Федор шел за ней в нескольких метрах позади. Уже у турникетов в метро он догнал ее и, поравнявшись, сказал:

– Ты красиво ходишь. И быстро. Еле догнал.

– Привычка. Тороплюсь очень, – пожала плечами она.

На эскалаторе они спускались вместе, он рассказал, что живет на Дыбенко, и что район этот весьма унылый и надоел ему до черта, и что если бы не курсы в центре города два раза в неделю, то он бы уже с ума сошел в этой дыре. Потом, они разбежались по разные стороны, и всю дорогу она думала, что же это было: комплимент, лесть, попытка подката. Казалось, что все это ей просто почудилось, что этот вечер – игра воображения или сон.

Дорога до дома у Федора занимала в два раза больше времени, чем у Киры. Рассматривая себя в отражении дверей с надписью «Не прислоняться», он думал о настырной девице, столь бесцеремонно оценившей его как «хорошенького мальчика», что, конечно, было оскорбительно при его культивируемом образе декадента. И еще эта чебурашка в хайратнике, вся в феньках и цацках, как алтайский шаман, заблудившаяся во времени и промахнувшаяся минимум на пару поколений. В перерывах она из книжки не вылезает и делает вид, якобы никого не замечает, по улице идет с таким надменным видом, будто опаздывает спасать планету, или, как блаженная, голову запрокидывает и улыбается непонятно чему – уже не в первый раз замечено. А начнешь с ней разговаривать, так, вроде, небезынтересная особа. Надо будет пообщаться.

С этого дня на всех последующих лекциях они сидели рядом. Спустя еще пару недель Федор начал приезжать на занятия раньше. Город притягивал, заманивал перспективой выстроившихся в линию домов, узорами перилл и блеском шпилей. Однажды, оказавшись на Фонтанке за полтора часа до начала лекции, он заметил на набережной Киру, перегнувшуюся через ограду и смотрящую в воду.

– Категорически приветствую! – громко сказал он, по диагонали перейдя дорогу и оказавшись рядом.

– Привет! – она сняла с плеч рюкзак и запихнула туда пошарпанную серую тетрадь, которую Федор издалека не заметил.

– Я тут по городу болтался, думаю, дай раньше приеду, а то домой туда-сюда мотаться неохота. А ты что так рано тут делаешь?

– А я всегда заранее приезжаю. Пишу, читаю.

– Что читаешь?

– Бродского.

– А что пишешь?

– Стихи.

Он кивнул и закурил, отбив по голубой пачке «Sovereign» странный ритм, напомнивший какой-то марш.

– Почитать где-то можно?

– В документе Word. А вообще, печаталась в паре самиздатов да в газете «Молодежь Якутии». Не спрашивай, как так получилось!

– Не буду, хотя и загадочно! Про самиздат любопытно.

– Могу принести.

– Давай.

– Видел, как необычно сегодня тучи отражаются? – она кивнула на воду. – Как на картинах Дали. Все смотрю и не могу понять почему.

– Течение, наверно. Еще час с лишним до начала, давай, что ли, побродим, – предложил он.

Они быстрым шагом перешли через мост Белинского и влились в толкотню Литейного проспекта, пробежали по проходным дворам Моховой, перешли через Аничков мост и снова вышли на набережную Фонтанки. Двор Дома кино поманил распахнутой дверью парадной. Кира, заглянув внутрь, махнула рукой Федору, предлагая следовать за ней. Перепрыгивая через две ступеньки, они поднялись на самый верх, но, увы, дверь на чердак, как и все двери на этажах, была закрыта на замок.

Федор подергал дверь и развел руками, мол, ничего не сделать, и они не торопясь стали спускаться по неосвещенной лестнице вниз.

– Я бы что-нибудь съел, давай в «Устрицу» зайдем.

– Куда? – не поняла Кира.

– В «Розовую Устрицу». На последнем этаже.

Они спустились с черной лестницы и зашли в вуз уже с набережной, совершив еще одно восхождение на седьмой этаж. Федор повел спутницу по коридору, который заканчивался отнюдь не тупиком, как думала Кира, а резким поворотом и малюсенькой, на три столика, столовой. Стены, выкрашенные отвратительной пурпурной красной, украшенные сюрреалистическими картинками и окном, выходящим во двор, откуда они только что вышли, производили неоднозначное впечатление. Кира отказалась от перекуса, Федор заказал себе пиццу и чай, и они расположились за одним из столиков.

– Редкая удача, – усмехнулся Федор, снимая куртку. – Щас пара закончится и набегут, как тараканы, – тут не протолкнуться обычно.

– Я здесь не была никогда, – с удивлением оглядываясь по сторонам, заметила Кира. Она пристально всматривалась в акварельное безумие на стене, изображающее губы на треножнике и навевающее ей ассоциации с улыбкой Чеширского кота, оседлавшей звездолет.

– Что там? – спросил Федор и, жуя, обернулся по направлению ее взгляда. – Напоминает лыбу кэрролловского кота.

– Да, – кивнула она, – тоже об этом сейчас подумала.

– А еще Шклярского.

– Пикник? – на всякий случай уточнила она.

– Да, он же рисует всякие богомерзкие сюжеты. Вроде, похоже чем-то.

Продолжить беседу о прекрасном им не дала толпа голодных студентов, с шумом хлынувших в кафе и напомнивших, что пора отправляться на лекцию. Федор стоя опрокинул в себя остатки чая и, грохоча ремнями косухи, переброшенной за ворот через плечо, пошел вслед за Кирой к аудитории.

А уже в четверг она вручила ему диск с подборкой выпусков самиздата с интригующим названием «Поганая молодежь», где, как бы невзначай, в отдельной безымянной папке была подборка ее тщательно отобранных стихов.