Читать книгу Застенок - Иван Гольцов - Страница 12

До распада Советского Союза все жили в гармонии и мире, вроде бы. По крайней мере, такими воспоминаниями делилось старшее поколение – мои бабушки и дедушка.

Граждане переезжали из одной республики в другую, путешествовали по городам. Многих вызывали по рабочим путевкам в другие регионы. Строили коммунизм – равенство и братство. Молодые люди встречались, влюблялись, создавали семьи. Мешались нации, объединялась культура народов.

Теперь же все совсем по-другому. Вопрос идентичности стал определяющим для многих постсоветских республик.

В новостных сводках еще в 2006 году передавали, что националистический Союз Отечества Эстонии требовал снести мемориал «Бронзовый солдат», расположенный в центре Таллина и убрать захоронение павших воинов, мотивируя это тем, что памятник «героизирует оккупацию страны Советским Союзом». Министр внутренних дел Эстонии заявлял, что полиция не будет охранять памятник от вандалов.

Сигнал эстонским националистам был дан и к середине весны 2007 года мемориал павшим советским солдатам, освобождавшим Эстонию от фашистских захватчиков, осквернили несколько раз.

Тогда эти события особо не освещались в российской прессе. Лишь 27 апреля, когда в Таллине начались массовые беспорядки, новость просочилась в СМИ. Вели репортажи о том, как этнические русские, живущие в Эстонии, протестовали против сноса памятника истории. Мемориал для них был символом победы, для всех нас – для русских, в Великой отечественной войне, победой над фашизмом, к которому каждый год, в праздник девятого мая, возлагали цветы.

Для русских советские войска – это освободители, к числу которых относились наши деды и прадеды, воевавшие с фашистами за свободу и светлое будущее. Однако для эстонцев все было наоборот – наших дедов и прадедов они считали оккупантами.

Россияне негодовали, и я с прискорбием наблюдал репортажи из Таллина, как производят демонтаж мемориала Бронзовому солдату и безжалостно, избивая резиновыми дубинками, арестовывают митингующих. За что? Неужели было бы лучше им жить при фашистах?

С момента сноса памятника последовали осквернения советских захоронений по всей Эстонии. Эстонский пример стал заразителен для других бывших советских республик, считавших свои внутренние экономические и политические проблемы последствием «советской оккупации» и проживания русского этноса на их территории.

К празднику Победы пишу стихи. Это мой крик души. Они посвящены всем, кто погиб в Великую Отечественную войну, всем двадцати семи миллионам истребленным, угнанным, замученным советским гражданам.

Показываю стихи заведующей учебной частью школы. Их тут же публикуют в школьной газете на первой странице, зачитывают на школьной линейке, рассказывают со сцены во время праздничного концерта, посвященного дню Девятого мая.

Похоже, я стал окончательно известным в школе. Но эта известность отчасти являлась не той, которую я хотел.

Я стремительно шел к счастливому будущему, работал над собой, постоянно находился в движении. Я соблюдал христианское вероучение, строго следовал общепринятым высоким нормам морали и нравственности, старался изо всех сил получать высокие оценки по школьным предметам. Я считал это необходимостью для того, чтобы стать лучшим из лучших, чтобы в будущем получить хорошую высокооплачиваемую работу, чтобы безбедно существовать. Для человека нормально ставить перед собой такие цели. Я к этому стремился, желая добиться высокого статуса в обществе.

А что после исполнения этих целей? Безусловно, создание семьи. В моем представлении это любимый человек, моя вторая половина. Я представлял девушку славянской внешности, с большими, как северное озеро, чистыми голубыми глазами и с длинными прямыми волосами пшеничного цвета. Жизнь в полной идиллии и гармонии, взаимные высокие чувства до гроба в окружении детей в уютном доме. Помнится, именно так я рассуждал в то время, в своем четырнадцатилетнем возрасте.

Но пока я находился только на первой ступени своего восхождения.

Мое имя знали в школе, думаю все. В классе отношения с одноклассниками нормализовались. Я больше ни с кем не конфликтовал, но и не дружил. Можно сказать, что соблюдал с ними некий нейтралитет.

Я стал востребованным в проведении не только в школьных, но уже и в городских мероприятиях. Все же мне чего-то не хватало. Странные чувства одолевали меня. Все время меня сопровождал какой-то дискомфорт, который постоянно присутствовал.

Не знаю зачем, но на большой перемене я выходил из класса и гулял по коридорам школы. Почти каждый день виделся с Никитой. Он с одноклассниками часто сидел на подоконнике, играя в телефон.

Сколько себя помню, я всегда старался помогать людям. Нет, это нельзя считать услужливостью и желанием выделиться из толпы. Я проявлял сострадание и милосердие к окружающим. Я бескорыстно помогал тем, кто в этом нуждался, к тем, кто был хотя бы в чем-то обделен. Решаю, что мне следует окончить полную школу, то есть одиннадцать классов и поступать в медицинский институт. Хочу стать врачом, непременно хирургом. Это очень ответственно и сложно, однако это меня не пугает. Что может быть лучше, чем спасать жизни людей? Я подобно Данко из рассказа Максима Горького «Старуха Изергиль», хотел пожертвовать собой и спасти свой народ с помощью горящего сердца, вырвав его из своей груди, считая, что помощь людям это не что иное, как высшая цель человека.

Летом мне купили компьютер и в квартиру провели интернет. Родители сочли, что компьютер мне действительно необходим для учебы. Впереди был девятый класс, подготовка к первым экзаменам, поэтому за лето я как раз смогу привыкнуть к работе на этой технике.

Интернет – увлекательная вещь. Еще год назад в компьютерном классе мне удалось просить прошаренных уже в этих вещах старшеклассников показать мне принципы работы глобальной сети.

Заходишь в браузер, кликаешь на поисковую строку и вводишь запрос. Интернет мной был воспринят скептически, так как его низкая скорость позволяла обновлять страницу один раз примерно в тридцать секунд. Все, как дураки, сидели на уроке информатики, пялясь в монитор при каждом запросе команды, ожидая выполнение компьютерной команды.

Затем в жилых домах скорость интернета стала значительно быстрее, поэтому многие сразу сочли работу на компьютере крайне удобной. Я не был исключением.

Одноклассники рассказывают про способы общения через интернет. Я регистрируюсь в российской системе мессенджера, предназначенной для русскоязычного общения по всему миру. Нахожу много новых друзей по переписке, среди которых Ангелина из Шотландии. Она переехала в Великобританию с мамой из Краснодара несколько лет назад. По моей просьбе она пересылает мне песни популярные в данный момент на британском радио. Общаюсь с Вовой из Дрездена, его семья – немцы Поволжья. Они иммигрировали из Астрахани в Германию.

В один из дней среди сообщений вижу запрос на добавление в друзья и сообщение «Привіт!». Пишет мне Валик. Я добавляю его в друзья и начинаю переписку.

Валик живет в городе Ровно. В интернете ищу информацию об этом месте. Западная Украина. Первая мысль: «Они же нас ненавидят! Бандеровцы.» Зачем он мне пишет?

О «западниках» всегда отзывались плохо, так как считается, что они были пособниками нацистов. Несмотря на это, интерес пересиливает меня, и я продолжаю переписку.

Оказывается, они такие же обычные люди, как и мы. С ним было интересно общаться. Валик писал на украинском языке, при этом для меня было задачей понять смысл сообщения, что меня, человека, интересующегося иностранными языками, привлекало. Желание учить языки и узнавать новое, было более чем занимательным увлечением. Можно сказать, что мое свободное время проходило с толком.

Из рассказа Валика, Ровно обычный ничем не примечательный город. Понимаю, что он похож на тот, в котором живу я. Он такой же неприметный, серый и невзрачный.

В один из дней, вернувшись из школы, пишу Валику сам. Отвечает его старшая сестра, что Валик пошел гулять и скоро вернется. По-русски! Спрашиваю ее: «Почему пишешь не на украинском?». На что она отвечает, что мне так проще ее будет понимать. Зачем для меня создавать лишние трудности, если она знает русский?

Сестра Валика рассказала, что имеет детский магазин в центре Ровно. Пожаловалась, что торговля не очень хорошо идет, и похоже, скоро придется закрывать магазин из-за низкой рентабельности.

Успокаиваю ее словами, но понимаю, что ей они вряд ли помогут.

Валик вернулся с другом. Микола присоединяется к нашей переписке. Он мечтает окончить школу и уехать в Польшу, так как в Украине нет перспектив для жизни и развития.

Задаю логичный вопрос «Почему?» и получаю от него неожиданный ответ: «Из-за вас, москалей».

Продолжаю писать, что значит: «из-за нас?» и что значит «москаль»? Микола внятного ответа не дает: «то и значит».

На выходных отправляюсь в гости к бабушке и дедушке. Донимаю их расспросами: «Кто такие москали»? И почему нас так называют?».

Дед объясняет, что украинцы так определяют русских, еще применяют слово «кацап».

Москали – русские и сторонники красной армии, то есть те, кто за Москву. А кацапы, это те, кто занимался раскулачиваем крестьян и исполнением указаний московского правительства при советской власти.

«А мы, значит, москали и кацапы?» – спрашиваю я деда.

«Нет» – отвечает дедушка. – «Мы не те и не другие».

«То есть как так? Кем-то мы должны быть?» – не понимаю я.

К кому же моя семья тогда относится, если мы не москали и не кацапы? Мы же русские, мои прадеды воевали в рядах красной армии. Один прадед по линии бабушки оборонял Кавказ, был артиллеристом. Освобождал Чехословакию. Другой по линии деда, погиб на войне под Малоархангельском, похоронен в братской могиле.

Дедушка же отвечает, что мы раскулаченные и были за белых во время революции. Поэтому не относимся ни к москалям, и уж тем более к кацапам, о чем я могу узнать подробнее у прабабушки, когда поедим в деревню. Она помнит, как их разоряли большевики и как фрицы находились в деревне на постое.

По возвращению пишу Валику, что я не москаль и не кацап, что моя семья была раскулачена во время прихода к власти большевиков. Прошу его, чтобы он сказал об этом Коле.

Конечно, потом перевели в шутку, но в каждой шутке есть доля правды. Кажется, для Миколы я так и остался москалем.

На уроке английского языка нашему классу сообщили, что через неделю в школу прибудет делегация из Соединенных Штатов. Почему именно в наш город и тем более в нашу школу, нам было не понятно, но все же они приезжали. Мои одноклассники были равнодушны к грядущему событию. Однако для меня на тот момент это стало знаменующим событием чего-то особенного.

Нужны были лучшие активисты для организации мероприятия в честь их визита. И похоже на тот момент моя кандидатура была вне конкуренции. Учительница пятого класса Ю.В. сама меня нашла. Она отпросила меня с уроков и предложила организовать проведение открытого урока по математике. Не думая ни секунды, я соглашаюсь.

Перед визитом американской делегации ученики с пятый по одиннадцатый класс занимаются лишь тем, что убирают школу. Уроки отменили, лишь бы мы успели к приезду американцев навести марафет.

Странно, но все в нашей жизни оставалось как при Советах, хотя я родился уже в новой России: дежурства, мытье полов, вместо урока технологии, по которому нас заставили купить учебники, мы таскали с помойки на школьный двор массивные деревянные двери на материал, затем снимали обивку и разбирали на составляющие; капали ямы для листвы и зарывали ее туда, чтобы школа не тратила средства на вывоз мусора на специальный полигон, чистили снег во время зимы.

Мы на коленях с тряпками и пемоксолью натирали пол главного вестибюля. За сорок лет грязь настолько въелась в трещины паркета, что каждый из нас понимал – оттереть до блеска пол не получится. Учителя были в панике. Через полчаса кто-то принес зубные щетки. Их раздали ученикам, и мы продолжили натирать старый паркет. К вечеру у всех счесаны пальцы в кровь. Но оказывается на сегодня это не все. По домам раздают шторы с заданием: постирать, погладить и принести. За это ответственных назначают девчонок, «спокойный» вечер после трудового дня их мамам был точно обеспечен. Мальчики в обязательном порядке на время обязаны были принести красивый цветок в горшке из дома.

Убран каждый уголок, каждый сантиметр этой старой ничем не примечательной школы. Посреди учебной недели объявили выходной день: в школе встречали делегацию из Америки.

Возле входа в столовую на раковине положили кусок мыльца, повесили белое вафельное полотенце. Длинные столы накрыли накрахмаленными скатертями. В туалете появилась туалетная бумага.

Странно, почему всего этого нельзя все было сделать раньше? Для чего вся эта постановка?

Я шел по коридору второго этажа, впервые ощущая запах свежести и чистоты. Было неловко передвигаться по вестибюлю от стерильности, напоминающую операционную палату, что отчасти я чувствовал свою вину за то, что наступаю, как мне казалось, грязной обувью по девственно чистому полу.

Американцев привезли после полудня. Ребятам было лет по шестнадцать – семнадцать. За двадцать минут им провели экскурсию по школе. Еще минут пятнадцать их водили по школьному музею – моему детищу. Рассказывали про Великую отечественную войну, про подвиги советских солдат на полях сражений.

Кажется, американские подростки тяжело понимали то, о чем им пытались рассказать. Оно не мудрено – у них совсем другая история. Нет никакой Великой Отечественной, есть только Вторая мировая война в своей интерпретации.

Потом мы провели открытый урок математики, а американцы с интересом наблюдали, как дети проходят десятичные дроби. Урок длился сорок минут, после чего нам дали немного свободного времени, чтобы пообщаться, затем ребят увозили на экскурсию по городу.

У меня была возможность несколько минут попрактиковаться в английском языке. Я узнал, что они живут в Бостоне и болеют за команду бостонских пантер.

Но вот уже делегацию просят пройти вниз. Им пора уезжать и мы прощаемся.

Неожиданно для меня ко мне подошел их сопровождающий преподаватель. Он сказал, что они предложили нашей школе сделать встречный визит в Штаты. И он хотел бы, чтобы я приехал к ним в гости в составе российской делегации от нашей школы.

Ах, если бы так все было просто! На прощание мы жмем друг другу руки.

Кончики стертых до крови пальцев неприятно пульсируют и щиплют после генеральной уборки, но я не показываю вида.