Читать книгу Золотой треугольник - Kalakazo - Страница 7

«В какой красотище Вы живёте!» —

приговаривают мне мои гости.

Навещают они меня, по обычаю,

в белые ночи

и говорят обо всём с патетикой,

и я им, впрочем

после долгой паузы,

вторю: «Да-да-да,

но если б вы знали,

что с ноября по март

„наш городок“

совсем не приспособлен для проживания!»

Я красочно всегда рисую

хлюпающую жижу под ногами,

склизоту и гололёдец,

метровые сосульки,

с грохотом вонзающиеся в тротуар,

иссиня-бледные физиономии

и расплаcтанно-сумеречные

январские деньки

с моросящей хандрой и

меланхолическим бесприютом.

На что мои заморския гости

из какой-нибудь вечно солнечной Калифорнии

всегда возражают

примерно одинаковыми словами:

«Но красота ведь скрашивает и смягчает?»…

И вот сегодня,

чтобы хоть как-то скрасить и смягчить

свою изнурительную уже

бессонницу,

в четвёртом часу утра

выбираюсь побродить.

Мой «Золотой треугольник» —

Невский – Нева – Фонтанка,

когда-то «вот тебе и весь Петербург» —

вполне сносно освещён и иллюминирован,

я с ним сжился и приспособился,

и только в нём возникает ощущение

«дома» и безопасности.

Бреду сплошной чередой

всё ещё шумных ресторанов и кабаков,

вглядываюсь

в воды Екатерининского канала

на зыблющееся отражение Спаса на Крови,

долго выстаиваю у васнецовского распятия,

затем уже Мойкой

следую анфиладой особнячных фасадов.

Всматриваюсь в окна орбелиевской квартиры:

в роковые для Эрмитажа 30-е

в кабинете именитого директора

по ночам горел свет,

где своим каллиграфным почерком

Иосиф Абгарович

старательно очерчивал в характеристиках

«буржуазную подкладку»

в уже заарестованных соработниках…

В проёме между эрмитажными атлантами,

у каковых,

как это всегда случалось в детстве,

«пальчиком» прощупываю венозныя прожилки

на гранитных ступнях

и созерцаю купол Иссакия…

А у Монферрановой колонны,

как это часто бывает

именно в это время —

одинокая фигура Михал Иваныча,

сумасшедшего трубача,

и стелющееся по пустынной площади

его мелизматическое,

для себя только и Господа,

музицирование.

Этот гениальный чудак

попал даже в западные книги рекордов,

поскольку Сороковую симфонию Моцарта

лихо выдувает,

стоя на голове.

Круглый сирота,

выходец из детского дома,

он научился говорить и общаться

с окружающими на трубе,

сам став её продолжением,

и когда ему явственно не хватает слов,

он приговаривает: «Счас!» —

и невыговоренные чувства

выдувает на своём инструменте.

Живёт он в Репино,

где, странствуя по свету,

выдул основательный особняк,

и до первой электрички,

в какую он должен вскорости

утомлённо погрузиться,

брожу вокруг да около кругами,

настраиваясь на его минорныя речитативы…