Читать книгу Траектория полета совы - Кассия Сенина - Страница 28

***

Алекс предложил встретиться у кинотеатра «Плеяды», где шел новый византийско-итальянский фильм «Историк из Кесарии», без четверти шесть, так что Афинаида вполне успевала вернуться с работы домой, пообедать и переодеться. Всё это время она провела в смутных чувствах. Разговор с Ириной стал для девушки настоящим потрясением: она не ожидала услышать от старой подруги такие ужасные вещи и в очередной раз задумалась о том, как строить дальше свою жизнь. Безусловно, Мария права: надо раскрепощаться – но до какой степени? Ирина зашла по этому пути очень далеко… Так далеко Афинаиде идти не хотелось, ей это казалось неправильным. Но как провести грань и определить: вот это делать можно всегда, вот это зависит от обстоятельств, а вот этого она не будет делать никогда и ни при каких условиях?

Ну, хорошо, она не будет ходить по мужикам и может гордо сказать: «Меня не прельщает подобный разврат!» Но… что вообще такое разврат? Конечно, спать сегодня с одним, а завтра с другим – разврат. И лезть под бок к первому встречному, только чтобы к кому-то «прислониться»… Нет, Афинаида не чувствовала такой потребности. Да, порой ей бывало грустно, одиноко… Но не до такой же степени, чтобы вешаться на шею кому попало!

Ну, а если бы… Перед ее мысленным взором возник улыбающийся ректор Академии, и Афинаиде тут же стало жарко. «Я фарисейка! – подумала она. – Если б он предложил мне, я бы не смогла отказаться, пусть даже эта связь продолжалась бы недолго… да хоть бы и всего одну ночь, если уж совсем быть честной! Что тогда и рассуждать о разврате? Подумаешь, какая целомудренная нашлась!»

Она не предается разврату лишь потому, что ей нужен не просто субъект «в штанах», а один-единственный мужчина… который никогда не захочет сделать ее своей женщиной. Именно поэтому она и останется в девках, а вовсе не почему бы то ни было еще! Ну, и какая она после этого христианка? С христианской-то точки зрения развратом является всё, что не освящено брачным венцом… Лежнев даже говорил, что в браке тоже нельзя предаваться «порочному сластолюбию», и внушал ее матери, будто Господь наказал ее уходом мужа именно потому, что она была слишком падка до «греховных удовольствий тленной плоти»… Бррр! Афинаида теперь вспоминала иные его проповеди почти с брезгливостью, а тогда им казалось, что всё это очень духовно, приводит к покаянию и сокрушению…

Все-таки хорошо, что Ирина не стала расспрашивать о ее жизни! Пожалуй, она слишком проницательна по части отношений мужчин и женщин, сразу выдала, что подруга похожа на влюбленную… Начала бы выспрашивать, слово за слово… Нет, Афинаиде ни с кем не хотелось говорить о Киннаме. Это было такое глубокое, такое сокровенное… И рассуждать об этом, как Ирина о своих «героях»?! О, нет! Афинаиду даже передернуло при мысли, что в подобном же духе, за рюмкой ликера, она могла бы болтать о своей любви. Нет-нет, пусть это останется ее тайной. Всё равно из этого ничего не выйдет, кроме мечтаний…

Но, Боже, как она могла так сильно влюбиться?! Неужели другие женщины, которые сохнут по Киннаму, любят его так же? Что-то не верится… Мари призналась, что «маленько» влюблена, но как-то сомнительно, чтобы она думала о нем вечерами, чтобы ее кидало в жар от мыслей о нем, и она уж точно никогда не потеряла бы перед ним дар речи, как случалось Афинаиде… Мари – и потеря дара речи! Афинаида даже рассмеялась при этой мысли. А все эти студентки, которые зубрят перед экзаменами у ректора и одеваются «с иголочки»? Долго ли они будут страдать по Киннаму после окончания Академии? Будут ли они вообще страдать? А «чего только ни делавшая» для его соблазнения заведующая кафедрой, где преподает Мари, – бьется ли у нее при виде Киннама сердце так же, как у Афинаиды?.. Или это только ей суждено каждое свое увлечение, будь то Алекс, православие или великий ритор, превращать в безумие с тяжелыми и затяжными последствиями?! Взять хоть ее влюбленность в Алекса: в него влюблялось множество девиц, но написала ли хоть одна ему письмо на десяти страницах, как это сделала она?

Алекс… Она собралась с ним в кино, в кофейню, а что ее там ждет? Зачем он пригласил ее? Разве не ясно, что он, внезапно разглядев в ней хорошенькую девушку, решил приволокнуться – как он наверняка делал это с десятками хорошеньких девушек до нее! А ей это надо?! Зачем она согласилась? Тем более, что он ей вовсе не нравится! Положим, в кино они будут заняты фильмом, но о чем говорить с ним в кофейне? Пожалуй, ей предстоит выслушать очередную порцию историй о его жизненных успехах… А если он спросит о ее собственной жизни, что рассказать? Про доклад? Про Евмафиевы аллегории?..

Она представила, как на смазливом лице Алекса появляется скучающе-вежливое выражение… То ли дело разговоры об этом с Киннамом – даже краткие, они были так увлекательны и содержательны, что после них Афинаида чувствовала себя окрыленной и готовой на какие угодно научные подвиги. И не только оттого, что она говорила на эти темы с любимым человеком: нет, ей в самом деле были очень интересны все эти тонкости, копание в текстах, сравнивание разных произведений, поиск параллелей и источников аллюзий, истолкование аллегорий, – и именно потому, что Киннам интересовался этим так же живо, как она, ее приводили в восторг беседы с ним… Беседы обо всем том, от чего сбежал Алекс, когда бросил аспирантуру. Зачем же она согласилась встретиться с ним? От неспособности отказать человеку, который пару раз помог ей? Нет, она бы могла сослаться на занятость, могла бы туманно пообещать что-нибудь в будущем… А там он забыл бы о ней, и всё! Так неужели она идет с ним гулять просто оттого, что хочет почувствовать себя, наконец, хоть кем-то «востребованной»? Какое унижение!..

Но, тем не менее, она оделась, причесалась, критически оглядела себя в зеркале и вышла из дома. День, в противоположность вчерашнему, был пасмурный и прохладный. Афинаида поежилась и до подбородка застегнула молнию на строгого покроя черной матерчатой куртке – единственном предмете из ее старого гардероба, который она еще продолжала носить. «Ладно, – подумала она, – в конце концов Алекс меня не съест, а даже напротив – сводит в кино и напоит кофе… Что, в самом деле, я так смущаюсь? Надо быть проще!»