Читать книгу Траектория полета совы - Кассия Сенина - Страница 21

***

Свой день рождения Афинаида отпраздновала вдвоем с Марией, которая бурно восторгалась ее новой прической и гардеробом, заставила перемерить и показать все обновки. Что и говорить, это было приятно, несмотря на присутствие доли дружеской лести! Подруги засиделись допоздна, распивая то чай, то принесенный Марией земляничный ликер, и наутро Афинаида чуть не опоздала на работу. Но едва она успела взять в руки пачку распечаток с читательскими заявками, как в хранилище ворвалась грузная Ника, ее непосредственная начальница.

– Ида, собирайся скорее! – закричала она еще с порога. – Поедешь в порт, больше некому! Пришли, наконец, контейнеры с рукописями из Ленинграда, нужно срочно принять.

Афинаида давно слышала о ценном грузе для библиотеки, который медленно огибал на корабле под красным флагом всю Европу. Русские обнаружили в запасниках какого-то музея несколько ящиков с ветхими кодексами: списки «Илиады», кое-что из святых отцов, много поэтических произведений, – в общем, в этом еще предстояло разобраться, по фотографиям судить было нелегко.

Книги отправились в плавание четыре месяца назад, прямо накануне Третьей русской революции, и давно бы прибыли по назначению, если бы не политические события. Узнав о захвате власти Ходоровским, капитан поначалу вздумал отсидеться в Данцигском порту, а его команда наполовину разбежалась. Матросов, правда, быстро вернули на борт, но возникли другие проблемы: судно шло под флагом несуществующего государства, да и к документам на груз тоже доверия уже не было. Более того, прежнее правительство жаждало получить в обмен на рукописи современное электронное оборудование, прежде всего камеры слежения, а новому срочно требовались продукты и лекарства… Однако в конце концов все вопросы решились, груз в Афины прибыл неожиданно, без предупреждений, и теперь его нужно было срочно получить на таможне.

– Скорее беги в гараж, скажешь Стасису, что надо ехать в Пирей. Фима-сторож поедет с вами, они с водителем будут таскать тяжести, – распоряжалась Ника. – Вот доверенность. Таможенный ключ, код. Фима спустится в гараж. Кажется, всё? Давай, девочка, беги, – напутствовала она Афинаиду, слегка похлопав по спине.

Фима передвигался неспешно, залез в микроавтобус последним, поместившись за креслом водителя, вполоборота к Афинаиде. Он оказался сорокалетним или около того обладателем светлой всклокоченной бороды и вьющейся шевелюры, открывавшей высокий античный лоб с глубокой вертикальной морщиной. Афинаиде бросились в глаза коротковатые, не совсем чистые брюки, и застиранная рубаха в красную клетку. По всему заметно было, что, отдежурив ночь, сторож не собирался покидать пост, намереваясь спокойно отоспаться днем, не обращая внимания на суету вокруг. Однако недовольства он не проявлял, улыбнулся вежливо и поздоровался, немножко двинув головой вперед-назад, по-птичьи.

Выехав из ворот, они покружили по узким улочкам и выскочили на прямой как копье проспект Фемистокла, бежавший вниз до самого Пирея. Солнце подбиралось к зениту при безоблачном небосводе, и погода нисколько не походила на ноябрьскую. На подступах к огромному международному порту в афинский смог вливались дымки жаровен, на которых истекала жиром свежая рыба. Правда, внутрь автобуса аппетитные запахи не проникали, зато всё яснее чувствовалась близость моря – необъятного пространства, наполненного светом, золотыми бликами и безграничной голубизной. Машина вросла в цепочку сверкающих экипажей, скорость заметно упала. Разноцветная гусеница нацелилась прямо на море, но, раскиснув на солнце, двигалась всё медленнее. Восьмиполосная трасса в это время дня едва справлялась с потоком машин.

– Однако! – Фима кашлянул. – Пожалуй, скоро мы здесь завязнем! А мы очень спешим?

Афинаида пожала плечами: что же делать!

– А что там есть, в этих ящиках-то? Тяжелые? – опять спросил сторож.

– Гомер. И Лукиан, и Овидий, и наверняка кто-то еще, кому захотелось перебраться в теплые края.

– Ой-ёй-ёй! – Фима вздохнул и почесал затылок. – То есть, еще триста тонн всяких языческих писаний, в дополнение к наличному миллиону… Не пора ли остановиться? За всё это ведь и деньги платятся! Скоро мертвые поэты вытеснят живых ромеев…

– Неужели? – Афинаида вскинула брови. Она не вполне улавливала, чем у этого человека шутливый тон отличается от жалобного.

– А разве нет? – Фима оживился. – Полагаю, в библиотеке для них готовы отдельные апартаменты, и… жаловаться на тесноту они не будут! Это людям у нас тесно, а свиткам просторно, мы же народ архивариусов…

Афинаида удивленно глянула на него, что-то неприятно задело ее за живое.

– Вы не любите книги?

– Отчего же, люблю. Только книги книгам рознь.

– Какие же вы любите?

– А хорошие! Святых отцов, про историю, про… пароходы, – добавил Фима, чуть смутившись.

– А романы?

– Раньше иногда читал. Некоторые. Не думаю, чтобы от них был большой толк.

Сторож ловко извлек откуда-то кисет с табаком и начал набивать трубку. Девушка поначалу поморщилась, но, принюхавшись, обнаружила, что трубочный табак пахнет даже приятно. Впрочем, когда из трубки клубами повалил сизый дым, она закашлялась.

– Вам не нравится, что я курю? – спросил Фима, слегка смутившись, и стал неловко отгонять дым от Афинаиды.

– Да ничего, – она махнула рукой, – это я от неожиданности. Надо ко всему привыкать.

Маленький Стасис, которого почти не было видно в огромном самолетном кресле, хмыкнул и включил вентиляцию на полную мощность.

– Между прочим, – весомо заметил Фима, – табачные листья прекрасно защищают дерево и бумагу от плесени и этих… жучков всяких!

– Да? – Афинаида решила съязвить. – А стоит ли переводить такую прекрасную вещь на бесполезные обрывки древних язычников?

– Может, и не стоит, – помешкав, отозвался Фима. – А вот вы найдите, наконец, автограф сочинений Дионисия Ареопагита да храните бережно, тогда и я табачка пожертвую. А то все эти споры о его личности меня раздражают! Лурис вот вообще считает, что это сочинения шестого века, а не первого!

– Вы читаете Луриса?!

– А что ж, в библиотеке полно академических журналов, ночью делать всё равно нечего. Только я думаю, от него один вред! Он всё хочет по-своему обернуть, доказать что-то… А к чему доказывать, если всё давно понятно?

– Что же вам понятно?

– А ничего! – Фима постепенно входил в раж профессионального спорщика. – Вот у нас христианская, вроде, страна, да?

– Ну, конечно!

– А почему у нас власть такая странная? При императоре какой-то Народный Синклит… То ли он помазанник Божий, то ли конферансье на сезон!

Афинаида слегка зарделась, а Стасис снова хмыкнул:

– У нас вообще-то конституция такая.

– Вот, да! Конституция, слово-то какое придумали… Ну ладно, я же не против, если ее василевс подписал. Но его-то власть от кого, от Бога? Почему ж тогда этого не видно? Раньше ведь каждый указ начинался: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа такой-то, благочестивый император ромеев…», и так далее. Храмы строили, монастыри. А сейчас что? Только ученых вот и кормим…

– Это почему только ученых? – опять встрял Стасис. – Вон, у августы сколько всяких поэтов, писателей, музыкантов на попечении.

– Пустое это всё, – буркнул Фима, затягиваясь трубкой, – сплошная бездарность, еще бесполезней ученых! Нет сейчас никакой самодостаточной формы, везде только бесконечные слепки с древних образцов. А содержания и подавно нет… Я вообще не признаю за нашим падшим естеством права на создание какого-либо содержания.

– Ну, допустим, – сказала Афинаида, пряча улыбку: этот ригоризм показался ей забавным. – Но ведь те же ученые не создают формы и содержание, они пытаются осмыслить опыт минувшего и…

– И это то, что меня больше всего смущает! Потому что цивилизация гибнет именно из-за того, что у нас единственным критерием истины стал научный опыт!

– Вот вы как считаете… – задумчиво проговорила Афинаида. – Но тогда к чему все эти споры? Если вам не нужен научный опыт как критерий, так идите в монахи, занимайтесь молитвой, вот вам и будет откровение истины…

– А не получается! – воскликнул Фима и заметно сник: спор, как видно, дошел до его болевой точки и одновременно завел сторожа в тупик. – Это всё вообще-то возможно? Все эти откровения, энергии… Может, и нет никаких энергий, всё это ересь вообще…

– Однако! Чего же вам тогда нужно от жизни? – Афинаида засмеялась.

– А вы не взламывайте мой внутренний код! – Фима хитро подмигнул. – Это нечестно. И вообще, я как ящик Пандоры: распахнется – не закроешь.

– Поговорили! – хмыкнул Стасис.

– Как угодно… Но кое-что я могу сказать, пожалуйста. Я хочу, чтобы государство заботилось о православных. Их сейчас процентов двадцать, не больше, так что никаких особых сложностей. Вон, когда в Москве сидели красные, как они заботились о своих соратниках по всему миру…

– Так то по миру! – воскликнул Стасис. – А простые люди у них жили ой-ёй как…

– Но всё же у них были представления о том, что кто-то требует особой заботы? – строго спросил Фима.

– Безусловно, – кивнул шофер, – у них же был классовый подход.

– Ну вот, значит, мы вполне в состоянии придумать нечто лучшее. Религиозный подход, например, – ответил Фима. – А нам говорят, что это разрушение государства! И совершенно неправильно говорят, потому что православное государство на православных стоит, они в нем главные!

Тут Афинаида поймала себя на мысли, что вовсе не уверена, что он говорит серьезно.

– А правда, скажите, что у нас осталось от Империи? – продолжал сторож. – Раскопанные развалины на каждом шагу и молитвы за августейших? А где хлебные раздачи? Они ведь продолжались почти две тысячи лет! Зато уж библиотек понастроили, на каждой улице по три штуки…

– Вы еще гладиаторов потребуйте! – со смехом сказала Афинаида. Фима ее заинтересовал. Пожалуй, она еще никогда не слышала столько абсурдных вещей от одного человека, причем вроде неглупого. – Давайте лучше отвоюем Египет, тогда всем хлеба хватит!

– А вы тоже пойдете? – Фима оживился. – А представляете, каково бегать по пустыне в тяжеленном бронежилете и каске? Да еще воевать при этом?

– Ну, вы всё слишком серьезно воспринимаете…

– Серьезно, да! Потому что нуждающиеся люди…

– Да кто у нас так особенно нуждается-то?

– Тот, кто без работы сидит!

– А зачем сидеть, иди в Палату занятости, тебе всегда работу предложат. Хоть улицы мостить, а всё лучше, чем сидеть сиднем!

– Да, но сколько за такую работу заплатят?

– По разному, конечно. Но всё равно можно заработать на жизнь…

– Вот! – Фима поднял заскорузлый палец. – Крутись, работай, работай и только тогда живи… Это ведь… атеизм какой-то!

– Да почему? – воскликнули почти одновременно Стасис и Афинаида.

– Да потому, что на Бога не надеемся, а только на работу свою эту! – закричал Фима. – А мы ведь только чудом сохранились, Божиим промыслом! Значит, он у нас и должен быть самым главным, а не дипломатия эта, не науки бесконечные!

– Ну, подождите, успокойтесь, – проговорила Афинаида примирительно. – Промысел мы не отрицаем. Но то, как он о нас промыслит, зависит и от нас, разве нет? В конце концов, вы же сами говорите, что естество у нас падшее, а Бог сказал Адаму после падения, что он будет есть хлеб свой в поте лица, то есть работать! И апостол Павел говорил: «не работающий да не ест». Чем же тут возмущаться? Вы вот и сами тоже работаете… У вас есть образование?

– Было, строительное… Только я ушел оттуда. Там всё неправильно, всё с ног на голову, как в жизни не бывает!.. А у тебя – есть? – спросил он вдруг Афинаиду. – Ну, наверняка уж! Ну, так вот скажи: стоило столько лет учиться, чтобы потом всю жизнь разбирать кусочки кожи или что-то выискивать в засохших романах? Какие-то аллегории? От этого ты ближе к спасению души?

– Знаешь, что? – Афинаида осмелела и тоже стала фамильярной: догадка о том, что сторож знаком и с ее скромным творчеством, вдохновляла. – Да, ближе. Потому что я знаю, как это бывает… «Кто хочет спасти душу, тот погубит ее»… Так и случается, между прочим. А я вот сейчас свою душу нашла. И в моих «романах» души больше, чем… и даже христианства больше, чем у иного митрополита в проповеди!

– Серьезно? Ты так думаешь? – Сторож навострил уши. – Может быть, так и будем жить, как в «Исмине» написано?

– Нет, так, как Ираклийский владыка учит, – съязвила Афинаида.

– Ой, нет, так точно не будем… А ты тоже его не любишь, да? Я почему-то так и подумал. Но вот, смотри: ты человек светский, да? И он человек светский. Но подходы к жизни у вас разные. А если один…

– Ладно, академик, приехали мы! – оборвал Стасис зарождавшийся силлогизм. – В риторике ты силен, а вот каков в таскании ящиков?

Глянув в окно, Афинаида увидела огромные стеклянные башни порта. Машина свернула вправо, на пандус, спустилась на два этажа вниз и остановилась у служебных ворот таможенного терминала. Увидев эмблему Академии, охранник приветливо козырнул, и автоматические ворота распахнулись. Опытный Стасис сразу нашел среди леса колонн погрузочный модуль и, припарковав машину у ленты транспортера, скомандовал:

– Ну, пошли теперь. – Хлопнув дверью, он быстро очутился около Афинаиды и, тронув девушку за плечо, проговорил тихонько: – Ты не обижайся на него, он блажной, но, в общем, хороший…

– Да я догадываюсь. – Афинаида усмехнулась. – Ему, видно, приложить себя некуда… Хоть это и странно.

Бегущая дорожка пронесла их по длинной трубе, слегка пахнущей морем, прямо до поста пограничной стражи. Невдалеке, за стеклянной стеной, солнце играло на волнах у причальной стенки. Формальностей было немного: грузы для Академии всегда имели приоритет. Ввод кода, поворот ключа – и несколько массивных зеленых ящиков, выплыв из недр накопителя, оказались на ленте транспортера. Начальник смены подозвал Афинаиду и махнул рукой в сторону небольшой стеклянной будочки: распишитесь там.

Открыв дверь, девушка остановила взгляд на сидевшей перед сенсорным монитором сотруднице с нашивками декарха, и вдруг поняла, что глаза ее явно подводят. Вернее, верить им совершенно невозможно.

– Ирина, ты?..

Да, нелегко было узнать в этой загорелой сосредоточенной женщине, подстриженной по моде и одетой в голубую униформу, скромную и тихую Ирину, подругу «детства» – так иногда мысленно называла Афинаида годы своего глубокого воцерковления. Та, правда, тоже поначалу ошарашено разглядывая вошедшую, прежде чем вскочить с места.

– Неужели это ты, Ида? – прошептала женщина, подойдя вплотную и как-то судорожно схватив подругу за плечи.

– Если это – ты, то это, конечно, я, – глухо помолвила Афинаида, ощутив пощипывание в носу и в уголках глаз. – Что, рыдать сейчас будем, да?

– Нет… Может быть… – Ирина всхлипнула и внезапно рассмеялась. – А руки у нас теперь, значит, развратно загорают?

– Ну, чего уж тут, – Афинаида скосила глаза вниз, – некоторые вообще юбку задрали…

– Да что тут «вообще», когда кое-кто даже голову не желает покрывать! Стыд и позор!

– Двести поклонов!

– Триста, и без компота!

Тут подруги то ли расхохотались, то ли расплакались одновременно.

– Слушай, я безумно рада тебя видеть! – воскликнула Ирина. – Чувствую, нам есть, что друг другу порассказать!

– Да, похоже… да! Слушай, заходи ко мне как-нибудь. Вот адрес, телефон. – Афинаида быстро достала из сумочки визитную карточку.

– Ого, ты ударилась в науку? – Ирина рассмотрела золотую академическую сову, вытесненную на кусочке картона. – Признаться, я думала, что ты… – Тут она картинно сцепила ладони и на секунду застыла, благочестиво закатив глаза к потолку.

– В смысле – померла? Нет, подожду пока еще!

Афинаида вдруг поняла, отчего так радостна эта случайная встреча. Подумать только, ведь всё могло обернуться иначе! Не смени она имидж неделю назад, как неудобно было бы ей в своих прежних балахонах встретиться с нынешней Ириной! А будь сейчас, наоборот, подруга в длинном бесформенном платье, с рюкзачком за спиной и намотанными на запястье четками – девушке было бы жутко неловко за свои короткие рукава, прихотливо заплетенные волосы и, главное, за ветерок в голове, который дул так свободно и напевал о Гомере, Афине и аттической соли, а не о суровых седовласых постниках. Именно сейчас Афинаиде не хотелось, чтобы ее осуждал кто-то из прежних знакомых. Особенно эта женщина!

Ирина была на несколько лет старше Афинаиды, но образование получила только школьное. Когда они познакомились на приходе отца Андрея, Афинаиду несколько шокировали ее полудеревенские обычаи и понятия, однако девушка считала, что подруга гораздо добрее и благочестивее ее самой. Ирина с мужем и детьми всегда жили очень бедно, но никогда не показывали как им тяжело, на все расспросы весело улыбались и шутили. Афинаиде всегда хотелось так же легко смотреть на невзгоды, и казалось, что Ирина-то и есть настоящий человек, притом глубоко верующий. Правда, подсовывая ей порой книжку Златоуста или еще что-нибудь не особо сложное, Афинаида догадывалась, что та через некоторое время вернет ее со вздохом: «Ну, когда мне?» Действительно – муж, трое детей…

Минувшее поднялось внутри зеленой волной, но она не докатилась до сердца, отхлынула назад, оставляя клочья пены. Хотя подругам было грустно от воспоминаний, они могли смеяться над прошлым, а значит, всё не так уж трагично.

Фима со Стасисом затащили в машину тяжелые ящики.

– Нужно поскорее их открыть, – бросил Стасис, усаживаясь за руль, – что-то дерево, похоже, сыровато. На палубе они, что ли, лежали?.. Поехали!

– Совсем поскорее не получится, – отозвалась Афинаида. – Если только у нас не собралась уже приемочная комиссия… И группа консервации.

– Наверняка собралась. И консерваторы уже, сказали, выехали.

– Везет вам, ученым, – подал голос Фима, – на полном сервисе живете!

– Можете считать, что это всего лишь почетный караул для Ареопагита!

Машина поднималась теперь наверх, в сторону Акрополя, и Афинаида усмехнулась, подумав, что они похожи на трудолюбивых пчел, возвращающихся в улей с богатым взятком. «Хоть бы Ирина поскорей позвонила!» – подумала она. Очень хотелось встретиться и поболтать с бывшей подругой о том, какие ветры занесли их на те берега, где они нынче обустроились.