Читать книгу Траектория полета совы - Кассия Сенина - Страница 29

Траектория полета совы
Зимние надежды

Оглавление

***

Алекс ждал ее на крыльце «Плеяд» – высокий, стройный, в узких черных брюках, шикарной кожаной куртке и до блеска начищенных ботинках; многие входившие в кинотеатр девушки откровенно засматривались на него. Он уже купил билеты, и они прошли прямо в зрительный зал.

Фильм произвел на Афинаиду двойственное впечатление. С одной стороны, очень понравился: историческая канва соблюдена, антураж подобран замечательно, насыщенные смыслом диалоги, великолепная игра актеров, особенно четверки главных – в ролях Прокопия, Велисария и Юстиниана с Феодорой. Но, с другой стороны, любовная тема в фильме привела девушку в смущение: разумеется, любовь императорской четы и безнадежная страсть Прокопия к августе были показаны далеко не платонически. Афинаида завороженно смотрела на целующихся героев, на мечтания Прокопия, на Феодору, которая, заложив руки за голову и вытянувшись на великолепном ложе, ожидала Юстиниана, – и поневоле ей воображалось, как она вот так же лежит вечером и с нетерпением ждет героя своих мечтаний…

К середине фильма щеки ее горели. Вспомнилось, как в первый год ее православных «подвигов» Лежнев наложил на нее епитимию за поход в кино на гораздо более невинный фильм и сказал, что «театр и кино – бесовские изобретения, и кто туда ходит, служит дьяволу», а потом произнес в храме проповедь о том, что «мало людям своих страстей, так они еще ходят в кино смотреть на чужие!»

«Ну, так что же? – подумала Афинаида. – Я точно так же могла бы сидеть дома и предаваться страстным мечтам! А так хоть посмотрю на жизнь исторических лиц, и ведь это правда: они так и жили, любили друг друга, да и ошибки всякие совершали, не всегда вели себя праведно а всё равно стали святыми… Такие фильмы куда ближе к реальности, да, пожалуй, и для души полезнее, чем какие-нибудь неправдоподобные жития, где герои живут как аскеты чуть ли не с рождения и в любой мелочи получают божественное вразумление!»

Фильм так увлек ее, что она совсем позабыла об Алексе, об окружающей реальности: сидя в темном зале перед огромным экраном, она жила там, в далеком шестом веке… И когда под конец показали Святую Софию и старый Константинополь с высоты птичьего полета, Афинаида подумала, что хорошо бы съездить в Царственный Город. Она побывала там всего однажды, на третьем курсе… Как это было давно! Дожить до тридцати пяти лет в Империи, заниматься античной, а теперь и византийской литературой, и при этом побывать в Константинополе лишь раз – какой позор, в самом деле! Ну, ничего, сейчас надо подналечь на диссер, а после защиты можно будет и попутешествовать…

Когда они вышли из кинотеатра, Афинаида возмущенно сказала:

– Какой все-таки подлый этот Прокопий! Так оболгать любимую женщину только потому, что она не ответила ему взаимностью! Вот так любовь! Удивительно, что такой талантливый человек может быть… таким нечистоплотным!

– Ну, с талантливыми людьми это, говорят, часто бывает! – Алекс усмехнулся. – Правда, Прокопий мне, помнится, казался скучным…

– Скучным? – удивилась Афинаида. – По-моему, он прекрасно пишет, мне так нравятся «Войны»! «Анекдоты», конечно, мерзкие, но и они хорошо написаны… Я вообще люблю исторические книжки. А ты какие любишь?

– Да я как-то больше фантастику… Приятней смотреть в будущее, хоть бы и воображаемое, чем в прошлое, это зажигает!

Они сели в машину и через десять минут были возле кофейни «Парнас», где, по словам Алекса, не только варили классный кофе и пекли вкусные пирожные по собственным рецептам, но и подавали «нормальную еду» и даже спиртное. В кофейне царил полумрак, каждый столик озарялся отдельным светильником с цветными стеклами, играла мягкая ненавязчивая музыка. Алекс уверенно провел Афинаиду к двухместному столику в уютном уголке, девушка села в удобное кресло и почувствовала себя раскованно. Официант принес меню, и Афинаида выбрала греческий салат, кофе мокко и замысловатое пирожное с кремом, украшенное фруктами и шоколадной фигуркой совы, а Алекс – шашлык из баранины с овощным гарниром, турецкий кофе и мороженое; он также заказал им на двоих бутылку вина и два сорта оливок. Когда официант записал заказ и отошел, Афинаида внезапно вспомнила, что идет Рождественский пост, и немного смутилась, но тут же мысленно махнула рукой: заказ сделан, не отменять же теперь… Да еще не хватало сообщать Алексу, что она постится! Он, пожалуй, сочтет это диким, а ей не хотелось выглядеть перед ним смешно и странно. Она снова вспомнила вчерашний визит Ирины и подумала: «Вот так оно и бывает: сегодня одно позволишь себе, завтра другое… А там и не заметишь, как зайдешь далеко-далеко!» Но почему-то никакого сокрушения эта мысль не вызвала.

Когда принесли вино и оливки, Алекс предложил выпить за успех первого доклада «будущего доктора наук». Афинаиде было приятно такое внимание, и она подумала, что Алекс, в общем, неплохой, а что он не любит копаться в древних текстах, так это, наверное, из-за технического склада ума – зато вон как здорово он разбирается в компьютерах и в программах!

От вина Афинаиду стало клонить в сон, она лениво поедала оливки в ожидании своего салата и поглядывала на Алекса: да, он был красив и имел тот тип внешности, который нравится девушкам – этакий романтичный златокудрый принц, самоуверенный, достаточно галантный, умеющий сказать комплимент, пошутить… Правда, шутил он несколько однообразно и не особенно остроумно, она еще в Академии это замечала, но тогда интеллект в мужчинах не интересовал ее настолько, чтобы считать отсутствие большого ума серьезным недостатком. Зато он умел так смотреть!.. Так, как он и сейчас глядел на нее поверх бокала с вином, – но теперь-то она понимала, что за этими многозначительно-пронизывающими взглядами нет никакой глубины. А в двадцать лет могла ли она понять это? Ничего удивительного, что она запала на него. Обидно не столько само это увлечение, сколько его последствия… Но при чем тут Алекс? Уж в ее чрезмерном углублении в православие он точно не виноват!

Он спросил, как прошел доклад, она рассказала вкратце. Алекс слушал как будто даже с интересом и сказал, что иногда общается с Кирой, их бывшей сокурсницей, которая преподает в Академии античную литературу.

– Кстати, она тебя видела в приемной у ректора, только ты ее не узнала. Ну, ее теперь и впрямь не узнать: пухленькая стала, перекрасилась в блондинку и ходит всё в белом и красном, а раньше, помнишь, такая готичная была! – Алекс рассмеялся.

Кира?.. Афинаида вспомнила злое лицо женщины, бросившееся ей в глаза при выходе из кабинета Киннама после их первой беседы: ярко накрашенная невысокая блондинка сидела в приемной ректора вместе с еще двумя женщинами и мужчиной – очевидно, все они давно ожидали, когда великий ритор освободится и были сильно раздражены, потому что Афинаида услышала чей-то шепот: «Ну, наконец-то!» – а Элен посмотрела на нее почти с ужасом. Афинаида смущенно пробормотала: «Простите, пожалуйста!» – и, кивнув секретарше, поскорей вылетела из приемной. Значит, эта женщина в белом костюме была Кира – та самая вечно одетая в черное худющая девица, которая больше всего любила в античной литературе описания военных ужасов и частенько цитировала из «Илиады» самые кровавые места о просаженных черепах, выпущенных внутренностях и болтающихся на одной коже отрубленных головах…

– Так это была она? Смутно припоминаю… Я и правда не узнала ее. Я тогда очень торопилась и никого не разглядывала. Но, скорее всего, не узнала бы, и разглядев. Да, люди меняются!

Им принесли новую порцию из заказа, и Афинаида с удовольствием принялась за салат – греческий она всегда очень любила да к тому же успела проголодаться, – а Алекс налег на шашлык, и некоторое время они занимались поглощением еды, перекидываясь ничего не значащими словами. Афинаида сказала, что ей очень нравится в этой кофейне, Алекс подтвердил, что здесь отлично, сервис и меню на высоте, и он частенько здесь ужинает. Когда их тарелки опустели, Алекс разлил по бокалам остатки вина и произнес:

– Ну, за перемены в жизни… Конечно, за хорошие перемены!

– Да, за это надо выпить!

Они чокнулись, Алекс одним залпом осушил бокал, откинулся на спинку кресла и сказал:

– Ты тоже очень изменилась, Ида! Почему ты раньше была какая-то… как старуха? Ты, оказывается, такая красивая, – он словно раздевал ее глазами, – такая… романтичная…

– Ну, я и раньше была достаточно романтичной! – Она усмехнулась, слегка краснея: ее начали смущать его слишком назойливые взгляды.

– Да, я помню твое письмо! Честно говоря, я не раз жалел, что вернул тебе его, хотелось перечитать… Оно сохранилось?

– Я сожгла его много лет назад, – ответила Афинаида, вспыхнув. – Всё это было очень глупо с моей стороны, и ты хорошо сделал, что вернул его.

– Как, прямо-таки сожгла? Радикально!

– Да, я вообще тогда была… радикальная.

– А сейчас?

– Сейчас… наверное тоже. Ты же видишь, я радикально сменила имидж!

– Правильно! Глупо прятать такую красоту!

Определенно, в том, как он смотрел на нее, было что-то неприличное… или ей просто казалось? «Должно быть, я уже пьяна, – подумала она. – Или всё еще не отрешилась от тех представлений о поведении в обществе, которые внушал Лежнев… Господи, как же хочется спать! Что-то меня развезло… Надо выпить кофе – может, проснусь… О, а вот и он!»

Им принесли кофе и десерты, и Афинаида почти со сладострастьем погрузила ложечку в пирожное: сладкое она очень любила во всяком виде. В кофе, правда, определенно не доложили сахара, и она вспомнила, как великий ритор в их первую встречу сказал: «Что-то говорит мне, что вы предпочитаете покрепче и послаще». Интересно, как он догадался?

Пирожное быстро кончилось – как всегда!.. Афинаида допивала последний глоток кофе, когда Алекс, тоже расправившийся с десертом, сказал:

– Тут есть терраса наверху, с нее красивый вид на Акрополь. Не хочешь подняться?

– О, давай! Надо подышать свежим воздухом, а то я что-то засыпаю совсем.

Он заплатил за ужин, они взяли куртки и, поднявшись по устланной ковровой дорожкой довольно крутой лестнице, оказались «на вершине Парнаса», как пошутил Алекс. По его словам, в теплое время здесь вечером трудно было найти свободный столик, но сейчас терраса пустовала, только в углу целовалась какая-то парочка, да двое туристов пытались заснять ночной Акрополь – подсвеченный, таинственный, он смотрелся великолепно на фоне черного неба. Алекс с Афинаидой подошли к ограждению и, опершись, несколько минут созерцали эту захватыващую дух картину. Девушка вдыхала холодный воздух и пыталась представить, как смотрелся Акрополь в средние века, когда не было ни электричества, ни автомашин: наверняка здесь было очень тихо, а звезды, которые теперь плохо видны из-за огней огромного города, сияли куда ярче… Налетел порыв ветра, Афинаида поежилась.

– Холодно? – спросил Алекс и вдруг обнял ее за плечи. Она вздрогнула и попыталась отстраниться. – Да ладно, чего ты, Ида? Вдвоем всяко теплее! – тихим и каким-то душным голосом проговорил он и еще крепче прижал ее к себе. Он был сильным, и она, перестав вырываться, быстро проговорила:

– Не надо, Алекс! Правда не надо… Отпусти, пожалуйста!

Но он не отпустил, а властно развернул ее к себе лицом и наклонился к ней… Однако прежде чем его губы коснулись ее, Афинаида в отчаянном порыве, собрав все силы, обеими руками оттолкнула его, так что он отлетел на два шага, и сама отскочила с криком:

– Нет!

Алекс ошалело глядел на нее несколько секунд, а потом раздраженно сказал:

– Ты что, совсем сдурела, так пихаться?!

– Это ты сдурел! Я же сказала: не надо! Я не хочу с тобой целоваться, понятно? Я тебя не люблю! И не лезь ко мне со своими объятиями! Знала бы, что этим кончится, так я бы… вообще не пошла с тобой никуда!

На лице Алекса появилось злобное выражение.

– Вот как? – процедил он. – Гнушаешься мной, да? Значит, Киннам действительно успел раздвинуть тебе ноги! А я-то думал, Кира сочиняет… Ну, с ним-то мне и впрямь не потягаться, придется смириться!

Афинаида не поверила своим ушам.

– Ч-что ты сказал? – еле выговорила она.

– То и сказал! – Алекс зло рассмеялся. – Или ты будешь строить из себя нетронутую невинность? Кира рассказала, как ты у него три часа в кабинете просидела! Видно, ему прискучили сладкие красотки, которые его там обхаживают, захотелось кисленького, что называется… сыра с плесенью, ха-ха! То-то после этого ты так принарядилась, вон какая стала, и не подступись! Я теперь для тебя недостаточно хорош! А я-то помню твое письмецо, как ты там писала…

Он не успел договорить. Афинаида подскочила к нему и со всего размаха залепила пощечину. Кажется, ее удар пришелся отчасти в глаз, Алекс выругался и отшатнулся, а она бросилась к выходу с террасы. Как безумная, сбежав вниз и промчавшись по залу мимо удивленных посетителей, Афинаида вылетела на улицу и побежала, сама не зная куда, чуть ли не расталкивая прохожих; шедшие навстречу люди испуганно сторонились. В голове стучала одна мысль: «Скорей, скорей отсюда!» Добежав до первого перекрестка она остановилась, огляделась и, увидев на остановке ярко-желтое такси, устремилась к нему. «Скорей, скорей домой!» Она открыла дверцу, назвала адрес, водитель кивнул, она села, и такси рвануло с места. Афинаида, наконец, осознала, что она одна, без Алекса, что он не догонит ее, что она едет домой, вздохнула – и по ее щекам неудержимо потекли слезы. Не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась. Таксист, пожилой дяденька добродушного вида, растерялся, притормозил и спросил участливо:

– Госпожа, что с вами?! Вас обидели?

– Не-ет, – сквозь слезы проговорила Афинаида, торопливо доставая из сумочки носовой платок. – Не… обращайте… не обращайте внимания! По… поезжайте скорей!

– Ну, как же не обращать внимания, когда вы так плачете? – Таксист прибавил скорости. – Такая красавица и так рыдаете! И какой только гад обидел такую хорошую девушку?! Да ему бы морду набить, бабуину этакому!

Афинаида усмехнулась, вытерла лицо и сказала:

– Да нет, не надо бить ему морду. Это было бы слишком немилосердно: ведь у него, кроме морды, ничего нет!

Траектория полета совы

Подняться наверх