Читать книгу После того как ты ушел - Кэрол Мэйсон - Страница 7
Глава шестая
ОглавлениеЭлис
Накануне свадьбы кое-что выяснилось. Я пытаюсь понять, что именно. Мне нужно время.
Я читаю текстовое сообщение. Потом еще раз. И еще. Мысль о том, что Джастин по-прежнему остается на связи… Путаясь в клавишах, быстро пишу, пока он не отключился: Сними трубку!
Я как завороженная смотрю на маленький экранчик, позабыв, что надо дышать. Секунд через тридцать на нем появляется многоточие, означающее, что Джастин набирает текст.
Я жду, но сообщения все нет. А потом исчезает и многоточие.
Возьми эту проклятую трубку! – снова набираю я, склонившись в столбе призрачного лунного света.
Точки снова появляются. Но потом так же быстро пропадают.
Я так быстро жму на клавиши, что допускаю ошибки, и мне приходится удалять неверно набранные символы. Я приказываю себе успокоиться.
Что происходит? Ты заболел? Скажи мне! Пожалуйста!
Нет, – незамедлительно приходит ответ. – Со мной все в порядке.
Тогда в чем дело?
Кажется, мои ноги начинают жить собственной жизнью. Сначала я спрыгиваю с кровати на пол, но тут же выясняется, что я просто не знаю, куда бежать и что делать. Застыв на месте, я вдруг понимаю, что меня всю трясет; мои нервы как натянутые струны.
Точки больше не появляются.
Я не понимаю, почему Джастин так себя ведет! Не понимаю, и все тут! Но если он не спит и отвечает в столь позднее время, значит, он готов к тому, что я попытаюсь вырвать у него это признание, иначе вообще проигнорировал бы мое сообщение.
Ты где? – вновь пишу я. – Ответь!
Я жду несколько мгновений, но, не получив ответа, набираю его номер. Телефон звонит без устали, но Джастин не поднимает трубку. Рядом со мной на тумбочке стоит стакан с водой. Я хватаю его и с размаху швыряю о стену. Он разлетается в разные стороны стеклянными брызгами, похожими на фейерверк. По-моему, звон стекла услышал весь дом.
А потом я вновь замечаю три маленькие точки.
Что бы ни писал Джастин, текст получается длинный. Точки уже целую вечность мелькают на экране. Я стою, словно парализованная, боясь пошевелиться. Сейчас он обо всем мне расскажет… и я наконец пойму, в чем дело… Мне хочется взглянуть на экран, но в то же время я боюсь этого больше всего на свете.
Тут передо мной всплывают три слова: Хорошо. Скоро. Обещаю.
У меня обрывается сердце. И это все? Не может быть! Я растерянно смотрю на экран; мне отчаянно хочется узнать правду, вырвать ее у Джастина, причем как можно скорее. Я жду, что он еще что-нибудь напишет. Но безрезультатно.
Поняв, что ничего больше не дождусь, я вновь кладу телефон на тумбочку и иду в туалет, стараясь не наступить на осколки. И, только вернувшись в спальню, вспоминаю о свадебных фотографиях.
Накануне свадьбы кое-что выяснилось. Эти слова эхом звучат у меня в ушах, словно какое-то боевое танго.
Налив себе новый стакан воды, я бегу к своему компьютеру. Теперь надо воспользоваться паролем, который дала мне Эйми. Еще несколько мгновений, и вот я уже смотрю на коллажи из десятков маленьких фотографий – бесчисленных свидетельств моего былого счастья: крошечный намек на свадебное платье, спереди похожее на смокинг, бледно-розовые пионы, смеющиеся лица, высокий и узкий стакан с шампанским, ослепительное, изумительное море…
Мы обвенчались в небольшой католической церкви на Святом острове. Джастин всегда утверждал, что не отличается особой религиозностью, потому что, по его словам, ни один Бог не отважился бы отнять отца у маленького мальчика, но на самом деле вера всегда была частью его натуры. Он по-прежнему ходил в церковь на Рождество и Пасху, а также в другие дни, когда ему нужно было отвлечься от мирской суеты и подумать. Мне импонировала эта его черта, хоть для меня самой церковь значила очень мало. Я никогда не ходила туда, даже ребенком. Я не имела ни малейшего понятия, венчались ли мои родители, потому что никогда не видела их свадебных фотографий; после того как отец нас бросил, мама уничтожила все снимки, на которых он был запечатлен.
Приехав сюда из Манчестера, я была до глубины души поражена тем, что дважды в сутки прилив отрезает остров от материка. Этим Святой остров волшебным образом отличался от Стокпорта, в котором я выросла. Я явилась сюда в первый же уикенд сразу после того, как трехмильный перешеек открылся для автомобильного движения. Было нечто непреодолимо притягательное в этом маленьком клочке суши с зелеными пастбищами, на которых паслись козы и овцы; с отмелями, заливаемыми приливом и обнажающимися во время отлива; с перевернутыми рыбацкими лодками на берегу и медового цвета домиками под терракотовыми крышами; с узенькими улочками, петляющими между зданиями. Помню, как сидела в одиночестве на скамье и, словно завороженная, вслушивалась в загадочную музыку ветра, поющего на склонах Чевиот-Хиллз, и в блеяние овец, изредка доносившееся до меня; более ничего: никаких других звуков слышно не было. На скалистом утесе примостился замок Линдисфарн, похожий на крепость, вылепленную детьми из песка. Постройка, которую, казалось бы, с легкостью мог смыть высокий прилив или растоптать какая-нибудь неугомонная собака, тем не менее благополучно стояла на своем месте еще с шестнадцатого столетия. Я читала о прошлом этого замка, о его многочисленных владельцах, один из которых стал основателем журнала «Сельская жизнь». Со стен Линдисфарна, подставляя лицо ветру, перебирающему ваши волосы, и вдыхая соленый морской воздух, можно было разглядеть на горизонте архипелаг Фарн. Будь вы писателем или художником, лучше места для вдохновения вам не найти. Если бы Уайет родился в Англии, он непременно осел бы на Святом острове и отыскал бы свою Кристину среди местных девушек, которые наверняка были столь же пленительными и неприступными.
Когда я узнала, что замок Линдисфарн можно арендовать для проведения брачной церемонии, он тут же утратил для меня толику своего очарования, превратившись в один из памятников национальной архитектуры, сдаваемых внаем случайным женихам и невестам, которые обладали достаточно большим для этого бюджетом. Тем не менее я захотела стать одной из них. Джастину нужна была католическая церковь, и в итоге мы оба получили то, что хотели.
Я щелкаю по первой же собственной фотографии. Она кажется мне экстравагантной, даже дикой – я не узнаю себя в этой особе, облаченной в белое платье. Это все равно что встретить свою сестру-близняшку, о существовании которой ты и не подозревала; понимаешь, что должна почувствовать в ней родственную душу, но у тебя ничего не получается. Меня не интересует, в какую прическу уложены мои волосы, и не слишком ли яркий у меня макияж, и как выглядит сзади мое платье. Все, что я вижу, – это женщина (с которой я никак не могу себя идентифицировать), опирающаяся на руку мужчины, который, судя по всему, с недоумением спрашивает себя, что же он, черт возьми, наделал.
– Я хочу устроить большую свадьбу, – сказал однажды Джастин. – В конце концов, я намерен жениться один-единственный раз в жизни.
– А что, если я умру молодой? – поинтересовалась я.
– Какая разница? Жена у меня будет только одна.
Это было очень похоже на Джастина – он думает не так, как большинство людей. Но своим заявлением он покорил мое сердце; я собиралась стать той самой единственной женой…
Затем мне на глаза попадается его фотография, сделанная вполоборота, увеличенная и обрезанная как раз под его кремовой бутоньеркой. Я вижу его густые ресницы. Безупречно чистую оливковую кожу. Глаза, которые нельзя назвать ни ярко-синими, ни зелеными – окна души. Мне вдруг приходит в голову, что это – глаза человека, которого я, как выяснилось, совершенно не знала и потому потеряла самым неприличным образом. Что же в нем было настоящего? На задней стенке моей гортани зарождается безмолвная истерика. Желание получить ответы становится сильнее моей способности справиться с собой – не исключено, что я просто растворюсь в небытии незнания. Пожалуй, так мне будет легче. Я делаю глоток воды и продолжаю щелкать по фотографиям, торопливо пропуская те, на которых нет Джастина. И задерживаюсь там, где видно его лицо, – всматриваюсь в него до рези в глазах, выискиваю подтекст в выражении его лица, в жестах, в том, как он держит бокал с вином или почесывает щеку; ищу моменты истины, озарения, что-нибудь такое, что бросится мне в глаза и заставит воскликнуть: Вот оно! Джастин только что понял, что совершил ошибку! Вымученная улыбка, скрывающая водоворот сожаления и отчаяния… Но я ничего не нахожу.
На всех фотографиях Джастин выглядит точно так же, как и всегда.
За исключением одной.
Когда я натыкаюсь на нее, мой желудок сначала поднимается к горлу, а потом обрывается. Я максимально увеличиваю снимок – сама не знаю зачем, ведь лица Джастина на нем не видно. Он стоит рядом с Риком, который был шафером.
Сейчас, глядя на этот снимок, я вспоминаю, когда он был сделан. Мы только что сфотографировались рядом с перевернутыми рыбацкими лодками, некогда входившими в состав самого крупного сельдяного флота на восточном побережье Англии.
– Ты была права, здесь очень красиво, – сказал Джастин с легкой печалью в голосе.
Его рука почти невесомо и в то же время твердо лежала у меня на талии; мне показалось, что я вновь ощутила это прикосновение. Мы только что официально стали мужем и женой. Я всегда хотела выйти замуж. Мои подруги были счастливы в гражданском браке. Для меня же это было все равно что нарочно держать дверь открытой – то есть кто-то из вас не желает брать на себя повышенные обязательства. Я мечтала встретить мужчину, который захочет решительно захлопнуть эту дверь. Именно в этом для меня и заключалась романтика. Быть может, такое отношение к браку сложилось у меня потому, что я никогда не могла понять, почему моя мать не желает выходить замуж за отчима, несмотря на то что он регулярно делал ей предложение и испытывал глубокое разочарование каждый раз, когда она говорила ему «нет». Мой родной отец оказался лживым ублюдком и бабником, и мама поклялась, что больше никогда не свяжет себя узами брака. Мне же ее поведение казалось по-детски эгоистичным – если Алан был достаточно хорош для того, чтобы прожить с ним жизнь, значит, он был достаточно хорош и для того, чтобы выйти за него замуж.
– Не исключено, что мы купим себе дом где-нибудь поблизости, – сказал тогда Джастин, и в его голосе опять прозвучала интонация, распознать которую я не смогла. Тоска? Сожаление? Или же это была печаль? Но с чего бы ему грустить? – Как только я рассчитаюсь хотя бы с частью своих долгов, мы сможем приобрести здесь летний домик. Место, где будут с радостью играть наши дети – когда они у нас появятся. – Эта мысль вызвала у него улыбку. – Быть может, мы даже обзаведемся лодкой.
Но тут фотограф попросила его немного помолчать. Я захихикала. Джастину всегда нравилось планировать, загадывать наперед, извлекать пользу из каждого мгновения.
И вдруг, совершенно неожиданно, небеса разверзлись ливнем. Помню, как мы наперегонки бросились под крышу. Джастин крепко держал меня за руку. Я сказала ему: «Я счастлива». А он ответил: «Я тоже. Причем гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить».
Он вдруг приостановился и как-то торжественно взглянул на меня. Мне даже показалось, что Джастин тронут до глубины души и пытается справиться со своими чувствами. Помню, как нас догнала Салли, задержавшаяся на пляже.
– Бог ты мой, там зыбучие пески! – рассмеялась она.
Незадолго до этого она разозлилась на меня и даже немного обиделась, потому что я не спросила у нее совета, как организовать собственную свадьбу. (Я хотела, чтобы все прошло без суеты и помпы.) Но теперь между нами снова все было хорошо.
Салли полагала, что мы с Джастином сглупили, решив пожениться весной.
– Вы же не хотите, чтобы в день вашей свадьбы пошел дождь! – воскликнула она. – Вы ведь понимаете, что это значит!
Но я не знала.
– Слезы, которые предстоит пролить после свадьбы, – принялась втолковывать мне подруга.
У Салли имелись суеверия на все случаи жизни. Я не поверила ей, но вдруг перед моим мысленным взором появилось видение: я плáчу в свадебном платье; мне даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы отогнать его прочь, и я дала себе слово, что не стану прислушиваться к подобным глупостям, потому что, как выяснилось, у меня нет против них иммунитета.
Но смотрите – дождь все-таки пошел, а предсказание Салли не сбылось… У меня в памяти остался соленый морской воздух, капли дождя на лице и волосах и ощущение такого счастья, какого я еще никогда не испытывала.
Когда мы вернулись в замок Линдисфарн, официанты подали шампанское, медовый напиток и крошечные сэндвичи с крабами – фирменное блюдо острова. Я смешалась с толпой, состоявшей из сорока с чем-то гостей, и тут какой-то мужчина заиграл на испанской гитаре старинную народную песню «Зеленые рукава».
– Где Джастин? – шепотом поинтересовалась я у Салли.
Ее чудесные зеленые глаза уже блестели от вина.
– По-моему, ему кто-то позвонил. Я видела, как он ушел в библиотеку.
Потихоньку покинув гостей, я зашагала по короткому коридору, который привел меня к комнате с высокими окнами, глубокими мягкими креслами и книжными полками, но, войдя в нее, я обнаружила, что единственное живое существо здесь – это муха, с жужжанием бьющаяся о стекло в бесплодной попытке вырваться на волю.
Когда я вернулась в главный зал, Салли уже держала в руках два высоких бокала с шампанским.
– Вот, бери. И ни в чем себе не отказывай, ведь именно ты платишь за удовольствие.
Чуть раньше мы с ней обменялись шутками по поводу того, что кое-кто из друзей жениха уже успел изрядно заложить за воротник. Салли протянула мне фужер.
– Ты нашла Джастина?
– Нет.
Мы поболтали, но недолго, ведь у меня была цель. Куда он мог запропаститься?
Что ж, теперь я получила ответ на свой вопрос.
На этой фотографии Джастин снят вместе с Риком, с которым дружил, еще когда учился в Оксфорде. Рик приехал к нам на свадьбу из Глостера вместе с женой. Жених и его друг стоят на маленьком каменном балконе, выходящем на море. Снаружи льет дождь, но очевидно, что оба его не замечают. Рик в упор с серьезным видом смотрит на Джастина. Мне виден лишь затылок моего мужа, но я не могу оторвать от него взгляд. О чем они говорили? Я буквально чувствую, что воздух насыщен тайнами, словно сама стою неподалеку, глядя на них с весьма выгодной точки, откуда их и сфотографировала Эйми.
Помню, как Джастин и его друг вернулись в зал, промокшие до нитки, и Рик еще сказал что-то о том, что они, дескать, решили прогуляться.
Но теперь очевидно, что никакой прогулки не было. На балконе у них состоялся какой-то очень важный разговор. Причем он носил настолько приватный характер, что Рик предпочел солгать.