Читать книгу Смерть Красной Шапочки - Кирилл Чичагин - Страница 19

Карета подняла огромный столб пыли и скрылась в нём, увозя на бал к принцу Роберту Гудруну с её ненаглядными дочерьми да ненавистным супругом. Когда пыль рассеялась, экипажа и след простыл, а вместе с ним и последние надежды Золушки оказаться на том балу. Барон Фридрих, скрипевший зубами от отчаяния и обиды, но по-прежнему продолжавший молчать, перед отъездом обнял её и тихо сказал: «Прости меня, Аделина, прости за всех них. Я никогда не забуду Гудруне такого жестокого коварства – настанет день, и я припомню ей всё!».

Что были Золушке теперь его слова? Щепоть утешения в океане отчаяния, и более ничего. «Зачем жить? Зачем дальше мучиться? Зачем так несправедливо страдать?», думала она, уныло бредя к домику садовника, «конечно, можно думать, что Господь так желает испытать меня, но не обладаю я таким терпением, каким сам Господь обладает! Нет у меня мочи больше жить в этом кошмаре! Ещё несколько лет, и я никому не буду нужна! Никому! Никто не возьмёт меня замуж, даже последний свинопас. Не лучше ль добровольно уйти из жизни, не изводя себя понапрасну?».

Садовник посочувствовал её горю, вручил ведёрко с краской, которую баронесса загодя велела ему заготовить (какой коварный и бесчеловечный план!) и, вздохнув, отправился спать – садовники рано ложатся, ещё засветло, ибо вставать им очень уж рано приходится.

В унынии Золушка поплелась на лужайку перед домом, чтобы приступить к исполнению старухиного задания, и вновь голову её стали одолевать мысли о добровольном уходе из жизни. Она остановилась, топнула ногой, поставила ведёрко на землю и отправилась к себе в коморку. Она твёрдо решила соорудить из собственных простыней петлю и удавиться прямо на парадном фасаде дома.

– Вот повешусь на глазах у всего честного народа, – сказала себе Золушка, – пусть матушка, когда вернётся из княжеского дворца, увидит, настроение уж наверное сразу испортится! Может, хоть тогда что-нибудь, да поймёт. Я устала, устала ото всего! Даже отец не может за меня вступиться! Он добрый, ранимый, но совсем бесхарактерный. Так жить больше нет сил!

Открыв дверь в своё убежище, а это было именно убежище, потому что в этой комнатке между подвалом и первым этажом она всегда могла укрыться от внешнего, такого безжалостного мира, ибо соваться сюда никто не решался, даже Гудруна, так вот, открыв дверь, Золушка так и обмерла. На лежанке сидела старушка с миловидным лицом, одетая в характерное для крестьян Шварцвальда платье. Она улыбнулась и достала из своего передника трубку зелёного стекла.

– Кто вы, бабушка? – испуганно проговорила Золушка.

– Неужели ты не помнишь меня, деточка? – старушка снова улыбнулась и принялась набивать трубку табаком из кисета, хранившегося у неё там же, в переднике.

– Простите, но нет. У меня хорошая память на вещи, такую необычную трубку я бы ни за что не позабыла.

– Вещи… Ты провела большую часть своей недолгой жизни среди вещей. Твоими друзьями были не дети, а кастрюли, котлы да сковородки. Это печально и несправедливо. А трубка эта появилась у меня лишь после нашего с тобою знакомства – с тех пор мы больше и не виделись. Её мне подарил один чудак, живёт в шварцвальдских еловых лесах и охраняет один клад, который может отдать человеку лишь в обмен на его сердце. Был один углекоп, согласился на такую сделку, да долго не протянул – сердце человеческое не может жить без чувств, не может оно не любить, вот и он понял, что без любви не проживёт долго, вернул ему все богатства в обмен на своё сердце. Теперь уже старик, и живёт счастливо. А этот всё стережёт свой клад. Я с ним случайно познакомилась, вот он мне и решил подарочек сделать.

– Постойте, постойте-ка, – Золушка наморщила лоб, – сдаётся мне, что мы и вправду знакомы. Не вы ли та тётушка, о которой иногда говаривала госпожа баронесса?

– Госпожа баронесса! Да, она моя младшая сестра и твоя мать, между прочим!

– Она мне не мать уже, – Золушка уставилась глазами в пол, – она отвергла меня давным-давно, унижает постоянно, поселила вот сюда. А теперь вот…

Слёзы вновь навернулись ей на глаза, и она разразилась горькими рыданиями.

– Знаю, знаю, деточка, – кивнула старушка, – мне всё известно о твоих несчастьях. Зови меня тётя Гертруда, ведь я пришла, чтобы помочь тебе.

– Как вы можете мне помочь? – сквозь слёзы с трудом вымолвила Золушка, – пропадаете годами Бог ведает где, а потом вдруг вот так являетесь и говорите, что вам всё известно.

– Да, известно. Мне Францль обо всём докладывает.

– Какой Францль? – девушка начала успокаиваться.

– Мой щегол. Вот он, – старушка указала себе на плечо – там гордо восседала названная ею птица и внимательно разглядывала Золушку, – я ведь не просто родственница, я Хюльдра.

– Со щеглом понятно, хорошо. Но что за Хюльдра такая?

– Люди обычно величают нас ведьмами, однако мы привыкли считать себя просто феями. Поэтому мой щегол умеет вызнавать нужную мне информацию и доносить её до меня. Проще говоря, я творю чудеса!

– Чудес не бывает, тётушка, – махнула рукой Аделина, – всё это сказки. Лет пятьдесят назад в наших краях сожгли последнюю ведьму, и с тех пор они более сюда не совались. Чего вам тут делать, если вы ведьма или фея? Или как вас там?

– Я сестра твоей матери, и несу тяжесть вины на своём сердце. Когда-то я сделала несчастной одну маленькую девочку, дабы исполнить древний закон Хюльдр, нынче же настал день, когда я наконец-то смогу снять с сердца камень и искупить вину.

– Вы говорите о нашей семье?

– Разумеется. Твой отец совершил как-то обидную ошибку, изменив твоей матушке. Теперь это всё в прошлом, но тогда, согласно нашему закону, моя сестрица должна была узнать о его грехе. И той, кто открыл ей правду, была именно я. Сразу после того в вашей семье начался разлад, Гудруна обратилась в жуткую сварливую старуху, твой отец в бесхребетного слизняка, а ты, Аделина, девочка моя, в Золушку!

– Боже, как это ужасно!

– Ужасней и не придумать! Мне ведомо, как ты ждала этого дня, как собиралась на бал, как мечтала потанцевать с принцем, – Гертруда закурила свою трубку зелёного стекла, – и вдруг, словно зеркало, в которое пущен камень, твоя мечта рассыпалась на мелкие кусочки. Идём наружу, у нас мало времени.

Они вышли из дома, и Гертруда уверенной походкой направилась в огород, что располагался позади него – Фридрих любил повозиться в земле и выращивал здесь капусту, морковь, тыкву, лук и чеснок. Золушка была удивлена, как невесть откуда взявшаяся тётка всё здесь так хорошо знает.

– Я фея, и мне знакомо многое, – будто читая её мысли, выпустила облако дыма старушка, – и не стоит забивать себе голову всякими мыслями о смертоубийстве! Ты ещё слишком молода, чтобы искать смерти – она успеет прийти за тобой.

– Но зачём мы идём в огород? И для чего у нас мало времени?

– Ты на бал опаздываешь! Неужели хочешь, чтобы все предполагаемые невесты перетанцевали с принцем до тебя?

– Вы не только словно призрак, – нахмурилась Золушка, – но ещё и как полоумная себя ведёте! Какой ещё бал? Мне траву надо красить!

– Этим займётся Францль, и к возвращению Гудруны с бала дело будет сделано. А ну-ка!

С этими словами Гертруда щёлкнула пальцами и выпустила очередное облако дыма. Щегол взвился над её головой и что-то пропел. Вдруг, из крон всех окрестных деревьев слетелись синицы, воробьи, скворцы и туча прочих мелких птичек всех мастей. Францль деловито отдал им указание, что-то прочирикав, и они, повинуясь его приказу, полетели через крышу на другой конец дома.

– Не беспокойся, они маленькие, но их много, в срок уложатся. Мы же приступаем к твоей экипировке. Для начала, нам потребуется то, на чём ты отправишься на бал. Я веду речь об экипаже.

– Но его нет. Точнее, есть, но они все зачехлены, да и кучера нет…

– И экипаж, и кучер – не твоя печаль. Для чего я, по-твоему, здесь? Так, посмотрим, что тут имеется? Ага, вот! Вот то, что нам нужно! – Гертруда торжествующе ткнула пальцем в самую большую на огороде тыкву.

– Но ведь это просто тыква, – грустно сказала Золушка.

– Гляди дальше своего носа, девочка! Иначе далеко не уедешь! Это не тыква, точнее, сейчас тыква, а через несколько мгновений будет твоим экипажем, – с этими словами она выпустила последнее облако дыма и выбила свою трубку об лежавший рядом на земле камень, – это не остатки сгоревшего табака, милая моя, это волшебный порошок, который и поможет нам с тобою сделать из тебя настоящую королеву бала!

Всё происходившее дальше показалось Золушке совершенным безумием. Назвавшаяся Хюльдрой старушка взяла щепоть выбитого ею из трубки пепла, поднесла к губам и пробормотала что-то себе под нос. Потом, улыбнувшись, сдула пепел на самую большую в огороде тыкву. И в тот же миг тыква начала на глазах расти, пухнуть и менять окраску с оранжевой на золотистую. Её стебель в мгновение ока изогнулся наподобие одуревшего вьюна и принялся обвивать тыкву снизу. Ещё через мгновение в ней появились отверстия в обеих сторон, которые принялись расти вместе с нею, и вот уже вместо стебля-вьюна угадываются колеса, рессоры и оглобли, а дырки обращаются в элегантные окошки. Сама тыква достигает просто гигантских размеров и начинает блистать золотом, покрывающим её причудливые украшения, которыми она оказывается увита на манер французских экипажей пятидесятилетней давности. Какие-то ангелочки, птички и ягнята весело смотрели теперь на Золушку со створок дверей, со стен и с крыши. Саму же крышу посредине венчал уже не тыквенный хвостик – нет, теперь вместо него там восседал гордый орёл белого цвета, вместо глаз у которого блистали изумруды, а на шее красовалась россыпь из аметиста и лазурита.

Ещё мгновение, и карета была полностью готова, да какая карета! Такому экипажу мог позавидовать сам князь Иоахим, да что там – прусский король и австрийский император от зависти проглотили бы языки, если б увидали это чудо! Вся покрытая золотой лепниной, инкрустированная дорогими камнями и увенчанная платиновым орлом, облитым белой эмалью, она казалась шедевром ювелирной мастерской каких-нибудь антверпенских кудесников. Колёса её были украшены драгоценной резьбой, а оглобли выполнены из дивного оттенка палисандра.

Золушка онемела от счастья, ведь ничего подобного в жизни она никогда не видела, и даже не могла себе представить, что такое вообще может случиться. Гертруда меж тем продолжала: «Кроме кареты, милая моя Аделина, тебе был обещан и кучер. Что ж, получай его!». Произнеся эти слова, старушка щелкнула пальцами, и откуда-то сбоку лениво показалась жирная крыса. Перебирая своими короткими лапками, она осторожно подошла к Гертруде, остановилась и принялась шевелить усами, грустно глядя на вызвавшую её фею.

– Нечего печалиться, дружище, – парировала та, – придётся нынче немного поработать!

Следующая порция порошка последовала в сторону крысы. Ту передёрнуло, будто пьяницу от жуткой бормотухи, и она на глазах, как и тыква, стала расти. С каждой секундой заострённые черты ей мордочки всё более походили на человечьи, и вот уже, спустя, пару минут, перед ними стоял миловидный упитанный кучер в ливрее тёмно-синего цвета, напудренном парике и кожаных перчатках с крагами. Он улыбнулся и поклонился Золушке. Та всплеснула руками и уставилась на тётушку, не ведая, что и сказать.

– И это ещё не всё, девочка моя, – прищурилась та, – ты поедешь на самых красивых лошадях, таких, что и не снились даже турецкому султану!

Францль, вернувшийся с лужайки, где, очевидно, отслеживал ход работ по покраске травы, пару раз щёлкнул клювом, и вот уже откуда не возьмись перед ними шесть мышей, выбравшихся из своих норок. Они получили следующую порцию пепла, чтобы через минуту обратиться в белоснежных лошадей неописуемой красоты и грации с густыми гривами и добрыми глазами. Лошади били копытами и неудержимо ржали, словно рвались в бой. Гертруда щёлкнула пальцами, и они чудесным образом сами впряглись в оглобли цугом, и встали, покорные, лишь немного пофыркивая. Кучер тут же взобрался на козлы, ухватил поводья и принялся ждать указаний.

– Ах, тётушка, я глазам своим не верю! – радости Золушки не было предела, – вы – исполнительница моих желаний! Как я могу отблагодарить вас?

– Не надо благодарности, деточка, – грустно ответила Гертруда, – езжай и развлекайся, там тебя ждёт твоё счастье!

– Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо! – бросившись на шею тётке, девушка расцеловала её и хотела уже было лезть в карету, как та остановила её.

– Милая, какая же светская дама ездит на балы без лакея? А те, кто высоко ценит себя, ездят уж никак не меньше, чем с двумя лакеями. Один открывает дверцу, другой опускает лесенку и помогает даме спуститься на землю или же подняться внутрь экипажа. Поэтому, раз ты у нас дама знатная и самая красивая, то и лакеев тебе положено двое. Из кого же мы сделаем тебе лакеев? А, вот из этих ребят!

Под кустом сидело две жабы, ошалело наблюдавших за всем происходившим. Уже через несколько минут под воздействием волшебного порошка они обрели человеческий облик, получили такие же, как у кучера, тёмно-синие ливреи и напудренный парики. Вот только перчатки у них были белые и из тонкой лайки. Один, как и положено, распахнул перед Золушкой дверцу, а другой опустил лесенку.

– Ну, я поехала! – радостно выпалила та и уже занесла ногу, чтобы подниматься в карету, как услышала голос Гертруды.

– Ты хочешь ехать в таких лохмотьях на бал?

Её платье было действительно ужасным. Похожее не мешковину, оно свисало на Золушке, как на пугале. Посмотрев на себя, она поняла, что на бал в таком безобразном наряде ехать нельзя, вспомнила о сожжённом Гудруной платье и горько заплакала.

– Не плачь, деточка, я припасла для тебе кое-что особенное. Да и порошка у нас осталось совсем чуть-чуть, как раз для платья.

С этими словами Гертруда достала из передника маленький и удивительно красивый цветочек.

– Это эдельвейс, дитя моё. Он растёт только высоко в горах, словно гордый и неприступный отшельник. Сила этого цветка, пробивающего своими корнями камни, и его красота станут хорошим материалом для твоего платья.

Пробубнив себе под нос опять какие-то слова, она сдула на цветочек остатки пепла, и тут произошло главное чудо. Цветок волчком завертелся в воздухе, разбрызгивая во все стороны разноцветные искры, пока, наконец, весь не рассыпался красочным фейерверком, тёплым дождём окатившим Золушку с ног до головы. Её тело страстно трепетало под его ласкающими волнами, как трепещет тело девственницы, сгорающей от страсти, под прикосновениями любимого мужчины, которому через мгновенье будет принесена в жертву невинность. Она безудержно смеялась – так ей было хорошо в ту минуту. Эдельвейс же сделал своё дело – грязные лохмотья превратились в завораживающее платье лазоревого цвета, таким бывает небо над альпийскими вершинами в ясную погоду, светло-светло-голубым. Покрывавшая её лицо копоть превратилась в пудру, сажа в румяна, а зола в помаду. Кожа на её руках выпрямилась, а ногти освободились от грязи и заусенцев, став гладкими и ухоженными. Волосы сплелись в гладкую и слегка завитую по бокам причёску.

– Ко мне словно Бог прикоснулся! – прошептала Золушка, – как же мне хорошо!

– Бог тут не при чём, – саркастически заметила Хюльдра, – здесь Бог – я.

– Спасибо, тётушка, спасибо! – только и могла вымолвить Золушка, – теперь я могу ехать?

– Нет, погоди. Я хочу сказать тебе напутственное слово. Посмотри мне в глаза. Да, вот так. Слушай меня внимательно, Аделина. Никому ни за что не называй своего имени, иначе не избежать беды. Ни под каким предлогом не открывай себя, потому что тебя никто не узнает. Если же назовёшься, то все чары рухнут, и ты останешься в грязном рубище посреди расфуфыренной толпы. Второе напутствие – веселись, танцуй, ешь и пей, сколько пожелаешь, но следи за часами – моё колдовство действует только в пределах того дня, в котором было создано. Как только пробьёт полночь, всё рухнет. Помни, Аделина, с двенадцатым ударом часов карета станет тыквой, кучер – крысой, лакеи – жабами, лошади – мышами, платье – тряпьём, пудра – копотью, румяна – сажей, а помада – печной золой. Ты лишишься всего и сразу. Помни об этом, Аделина, и покинь бал загодя, чтобы успеть вернуться домой, пока чары не перестанут действовать.

– Хорошо, тётушка, я всё поняла. Теперь можно ехать?

– Подними подол и погляди на свои ноги.

Жуткие стоптанные башмаки «украшали» прелестные ноги Золушки. Она ахнула и умоляюще взглянула на Гертруду.

– Я и об этом позаботилась, – усмехнулась та, – лишь твои новые туфельки останутся на тебе после полуночи, потому что они станут моим тебе свадебным подарком.

С этими словами она извлекла всё из того же передника маленькую шкатулку красного дерева с золотой застёжкой. Щёлкнув ею, Гертруда откинула крышку и показала удивлённой девушке содержимое ящичка. Там лежала пара очаровательных туфелек, выполненных из чистого горного хрусталя и украшенных пряжками из цельных бриллиантов.

Потеряв дар речи, Золушка скинула свои старые башмаки и надела это произведение искусства – так и больше никак можно было называть эти прекрасные туфельки. Теперь она была готова к тому, чтобы покорить княжеский дворец и сердце принца.