Читать книгу Смерть Красной Шапочки - Кирилл Чичагин - Страница 20

«Ну почему, почему она любит её больше меня? Почему она ей так помогает?».

Эта мысль пчелиным жалом ныла в голове Франчески. Ей было до слёз обидно, что приютившая её год назад лесная фея любит свою замухрышку племянницу больше, чем её. Она ведь была её наследницей, она была её единственной ученицей, за год постигшей многие премудрости магического искусства. Она, а не Золушка! И вот теперь Золушка едет в роскошной карете на бал к принцу, любуясь хрустальными туфельками и разглаживая складки своего роскошного платья.

Франческа прекрасно знала, куда направилась Гертруда – она весь день накануне рассказывала ей про свою несчастную племянницу, про свою вину перед ней и про искупление, которое скоро наступит. И вот теперь Хюльдра отправилась исполнять свой долг. Франческа же, не располагая больше силами оставаться в пряничном доме в одиночестве, наедине со своими мыслями и обидой, пошла бродить по лесу. Вернее будет сказать – побежала. Она бежала довольно быстро и не оглядывалась, будто ей противно находиться здесь, в этом доме. Всё повторялась, словно год назад, только теперь у Франчески было гораздо больше опыта, и лес она знала уже как свои пять пальцев, так что страха заблудиться не было и в помине.

Удалившись в чащу, Франческа замедлила шаги. Гертруда ещё не вернулась, хотя девушка знала, каждой частицей своего тела чувствовала, что Золушка уже обратилась в красавицу и едет на бал. Вскоре надо было ждать и Гертруду. Но домой идти не хотелось, обида и разочарование, словно червь, съедали изнутри. «Что же мне делать?», думала она, «простить? Она ведь столько для меня сделала. Но как простить такое? А ведь там на балу наверняка и Карл будет…».

– Никогда никому ничего прощать не стоит!

Низкий мужской голос прозвенел, словно церковный колокол, совсем рядом. Франческа остановилась, как вкопанная, и обернулась. От огромной сосны отделилась крепкая худощавая фигура, завёрнутая в длинный плащ, и стала медленно приближаться к девушке. Человек был высокого роста, в сапогах с коваными носками, бликовавшими в лунном свете, и в большой треугольной шляпе, какие носили ещё несколько лет назад, а теперь сменили на круглые. Однако всё это не произвело на Франческу такого впечатления, как язык, на котором изъяснялся незнакомец. Он говорил на чистейшем римском наречии, родном языке Франчески, к которому она привыкла с рождения.

«Откуда он взялся? Кто он?», лишь эти две мысли успели промелькнуть у неё в голове, потому что незнакомец, будто прочтя их, вновь заговорил. Его слова звучали для Франчески что свежий мёд, так сладостен был её слуху родной язык!

– Бедная Франческа! Как же обижена ты судьбою и Богом, как несправедливы они к тебе! Ты никогда не задумывалась, отчего всё так нескладно в твоей жизни? Отчего семья исчезала на глазах, отчего французские подонки чуть не надругались над тобою, отчего любимый предал и отчего ставшая почти матерью ведьма любит тебя не так, как тебе хотелось бы?

– Откуда вам всё обо мне известно?! – в душе Франчески боролись два противоположных чувства, ужас и любопытство. Лица человека не было видно, и, хотя луна ясно освещала и дерево, от которого он отделился, словно тень, и просеку, на которой началась их встреча, но старомодная треугольная шляпа тщательно скрывала его даже от лунного света, грозно растопырившись своими углами в разные стороны. Под складками плаща угадывался кафтан и жилет с чуть удлинёнными краями, такие носили при покойном Людовике XVI. Словом, было ясно, что незнакомец уже немолод и принадлежит к поколению почти ушедшего века.

– Про тебя я знаю всё, потому и пришёл. Не бойся, я не враг тебе, я друг. Мне ведомы твои горечь и страдания. Я сам испытал многое в жизни, и теперь, познав все основы бытия, постигнув тайну смерти и досконально изучив природу боли, могу помочь тебе, бедная моя Франческа.

– Как вы можете мне помочь, синьор? То, что вы римлянин, а я не сомневаюсь в этом ни на минуту, не даёт вам права называться моим другом.

– Твоё недоверие объяснимо. И всё же, – Франческа почувствовала, что незнакомец улыбается, но улыбается гордо и даже чуточку надменно, будто уверен в своём непреложном успехе, – всё же я позволю себе предложить тебе свою помощь.

Он развернулся, сделал несколько шагов вперед и встал так, что луна освещала теперь его фигуру со всех сторон равномерно, но опять кроме лица. В её холодном свете блестели кованые носки сапог, пряжки на их застёжках у колен, пуговицы на жилете, теперь больше смахивавшим на камзол, и перстни на пальцах, с непонятными камнями.

– Ты унижена, ты опечалена, ты глубоко обижена, даже оскорблена, – вновь зазвенел его голос, – вся твоя жизнь соткана из унижений и обид. Как долго ты сможешь всё это терпеть? Полагаю, хватит. Гертруда, эта бабка, у которой ты жила последний год, она и не человек вовсе, а нечистая сила. Она показывала тебе свой хвост?

– Было дело, – потупила глаза Франческа, – но она уверяла, что всем Хюльдрам полагается носить такой!

– Верно, всем. Но в том-то и их отличие от людей, что они всего лишь лесные существа, оставшиеся жалким осколком после эпохи могучих фавнов и великанов. Их сила иссякла, как иссякает водопад к концу лета в родных краях Гертруды. Отныне вся магическая власть сосредоточена в руках людских. Мы же живём в век Просвещения, деточка моя, и в помощь нам призвана теперь наука! С её поддержкой мы можем совершенствовать своё искусство, шлифовать его и оттачивать, достигая в нём таких высот, какие лесным ведьмам отродясь не снились!

Голос его стал звучать великолепно и торжественно, словно звонили на Пасху. Осанка незнакомца приобрела более статный и благородный вид, и он продолжал.

– Ты довольно натерпелась в жизни, и должна отомстить всем своим обидчикам. Премудрость магии, которой обучила тебя Гертруда, очень пригодится тебе теперь, нужно лишь направить её правильно. Правильно – значит в твоих собственных интересах, ибо нет ничего превыше для человека, чем его личный интерес. Именно он движет всем, он заставляет человека думать и выкручиваться из разных ситуаций, он понуждает стремиться к лучшему для себя самого положению. Что, как не твой личный интерес, сейчас должно двигать тобою, когда ты осознаёшь, как несправедливо с тобой обошлись окружающие тебя люди? Горечь, обида, жалость к себе – вот причины для желания возмездия, мщения за свои несчастья и беды. Франческа, нет ничего сладостнее мести, слаще неё быть может лишь месть грамотная, продуманная и выверенная. Именно такой местью ты и должна насладиться, упиться ею, чтобы почувствовать, как прекрасна жизнь!

– Ах, мне страшно!

– Не пугайся. Когда свершишь то, что тебе надлежит, ты будешь мне только благодарна. Я же с радостью помогу тебе. Старуха обучила тебя магии, я обучу правильному её применению. Идём со мною.

Незнакомец повернулся и зашагал прочь. Не чувствуя в себе сил сопротивляться, влекомая некой таинственной силой, Франческа покорно последовала за ним.

– Здесь у тебя четыре пункта, к которым можно применить достойное мщение, – человек продолжал говорить на ходу, но голос его не сбивался и даже ничуть не подрагивал от ходьбы – он оставался совершенно ровным, будто тот спокойно стоял на месте, – неверный возлюбленный, чуть не женившийся на тебе, старуха-ведьма, отдавшая себя далеко не целиком и подарившая тебе свой разум, но не сердце, её племянница, это самое сердце заполучившая, и вообще вся эта дыра, гордо именующая себя княжеством и испортившая тебе жизнь окончательно. С чего начать, поразмысли сама. Я же скажу только, что ты должна выпустить из своей души все те обиды и боль, накопившиеся там за годы твоей нелёгкой жизни. Тогда они мигом обретут тело и станут мщением, и ты сразу поймёшь, как следует поступать дальше. Сама поймёшь, всего-то ничего. Попробуй, это же так легко!

В этот миг Франческа почувствовала, как внутри неё что-то рождается, клокочет и рвётся наружу. Ещё мгновение, и она осознала, как ненавидит весь мир и как страстно желает исправить его, наказав виновных. Она почувствовала на себе колющий взгляд незнакомца и обернулась к нему. Он стоял чуть поодаль и действительно разглядывал её, однако лица его по-прежнему не было видно.

– Ты, верно, желаешь узнать моё имя? Зови меня Джузеппе, так твоему языку привычнее будет.

Кивнув, Франческа с удивлением обнаружила, что они стоят на крутом утёсе, срывающимся в бездонную пропасть отвесными краями. Утёс был залит лунным светом, и ничего, кроме двух невысоких сосен и небольшой хижины с одной дверью и двумя крошечными окошками, на нём не обреталось.

– Я думала, что хорошо знаю местные леса, но ни за что не сказала бы, что тут имеется такой крутой утёс и такая пропасть! – с удивлением молвила она.

– Есть много мест, недоступных человечьему глазу, – отозвался назвавшийся Джузеппе, – ты же знаешь. Как пряничный дом твоей бабки Гертруды. Это же место ещё более таинственно, о нём и Гертруда не ведает. Я же сохранил его специально для тебя, дитя моё. Сюда ты будешь иногда наведываться, дабы оказывать должный уход за тем, кто вскорости станет тебе помогать в твоём труде.

– Кто же он?

– Придёт время – узнаешь.

Хижине надлежало отныне стать её вторым домом. Внутреннее убранство было предельно скромным – табурет, стол, какая-то лежанка на полу да глиняный кувшин. Ознакомив девушку с обстановкой, человек вновь вывел её на улицу и молвил: «Полагаю, начать стоит уже сегодня. В роскошной карете не ты едешь на бал, не ты будешь веселиться, не тебе суждено стать, возможно, принцессой. Подумай, кто более достоин твоего первого удара, или щелчка по носу, пока назовём это так? Та, кто отобрал у тебя внимание названной матери, или та, что любит племянницу больше названной дочери?».

Франческа замешкалась. Она не готова была к такому крутому повороту событий, потому и не знала, что ответить. «Для начала помогу. Попробуй использовать силу беззаботности. Она усыпляет сознание и ослабляет самоконтроль. А на этом позволь покинуть тебя, милая Франческа, кое-какие дела есть у меня ещё», с этими словами человек, назвавшийся Джузеппе, откланялся, не снимая своей треуголки, и растворился во мраке ночной чащи.

– До свидания, синьор Джузеппе, – бросила вслед чёрному человеку Франческа.

Она вспомнила, что как раз накануне приготовила порошок из сушёных мышиных лапок, шишечек можжевельника и какашек филина. «Но откуда он смог догадаться про порошок? И про его способы применения? Хотя, чего тут удивляться, ему и так про всё известно!».

Недолго думая, Франческа направилась к ближайшей луже, располагавшейся в гнилом пне, стоявшем на обочине просеки. Вынув из передника кисет с порошком, она высыпала его в воду и прошептала: «Асмодей, Белилал и Аштарот, заклинаю вас, помогите, не оставьте просящего вас в нужде, не будьте глухи к мольбам моим! Взываю к вам, дабы восторжествовала беззаботность на балу в княжеском дворце Глаубсберга! Пусть она царит там повсюду, пусть люди глупеют и веселятся, не взирая на впустую потраченное время и на те драгоценные часы жизни, что могли бы использовать с толком! Я дарю эти часы их жизней вам, дабы вы набирались силы и могущества! Помогите же мне!».

Вода в пне жалобно булькнула и выпустила серные пары, заставившие Франческу зажать нос и сморщиться. Зато теперь она была уверена, что самое интересное – впереди.