Читать книгу Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков. Антология - Группа авторов - Страница 11
АНТОЛОГИЯ
Василий Андреевич Жуковский (1783–1852)
ОглавлениеКорпус ИП у Ж. невелик (десяток фрагментов), но включает влиятельные тексты, прежде всего – переводы «Сельского кладбища» (1802, 1839) Грея (Thomas Gray, «Elegy Written in a Country Church-Yard», 1751). В оригинале, написанном рифмованным Я5мм, имеются 4 значительные ИС, в переводах – по две более кратких, но в обоих переводах сохранена последовательность двух ИС 4+5, содержащих инфинитивы с частицией to:
Th’ applause of list’ning senates to command , The threats of pain and ruin to despise, To scatter plenty o’er a smiling land, And read their hist’ry in a nation’s eyes, Their lot forbade: nor circumscrib’d alone Their growing virtues, but their crimes confin’d; Forbade to wade through slaughter to a throne, And shut the gates of mercy on mankind, The struggling pangs of conscious truth to hide, To quench the blushes of ingenuous shame, Or heap the shrine of Luxury and Pride With incense kindled at the Muse’s flame.
Перевод 1802 г. был выполнен рифмованным Я6жм; приведу ИФ из варианта 1839 г., белый стих (гекзаметр) которого отводит тем более важную организующую роль повторности инфинитивов: Всемогущим Словом сенат покорять, бороться с судьбою, обилье Щедрою сыпать рукой на цветущую область и в громких Плесках отечества жизнь свою слышать – то рок запретил им; Но, ограничив в добре их, равно и во зле ограничил: Не дал им воли стремиться к престолу стезею убийства, Иль затворять милосердия двери пред страждущим братом, Или, коварствуя, правду таить, или стыда на ланитах Чистую краску терять, или срамить вдохновенье святое, Гласом поэзии славя могучий разврат и фортуну.
Инфинитивная арматура перевода 1802 г. карикатурно преувеличена в пародии Н. А. Полевого, «Книжная лавка. Элегия» (оп. 1825; Я6жм), с ИС 2+(1-1)+(4-1)+(3-1/1)+4, переключающей дискурс в метапрофессиональный план:
О славе будущей, о похвалах мечтая, Не будут их творцы, как милых чад, хвалить , Число листов и вес творенья исчисляя, Читаньем бедняков зевающих морить. <…> А вы, Горацием и Буало прельщенны! Зачем же спящих здесь спешите презирать, Что в мрак невежества и в глупость облеченны, Едва родясь, они стремились умирать? <…> Греметь на севере бессмыслия главою И пол-отечества – заставить задремать, Затмить и Бавия и Мевия собою И скукой много лет читателей терзать – Не многим рок судил!.. но, вместе с сочиненьем Он, с их погибелью, преграды положил – Скрывая лавки в мрак и поразив истленьем, В провинциях вводить вкус глупый запретил. Забывши долг родства, приличия и чести, От дедовских стихов заставить нас зевать И за творением, печатным в две, в три дести, Давно умершего заставить проклинать. <…> Нередко к вечеру, скитаяся за нами, Они приходят к нам чай с ромом, с водкой пить <,> Продать трагедию, помучить нас стихами, О переводе вновь романа говорить… [Мнимая поэзия, 204–209].
У Ж. ср. еще:
ИС 5+1 в программно сентименталистском «Вечере» (1806), с его типовым набором мотивов пути, природы, мироздания, дружбы, любви, жизни и поэзии:
Мне рок судил: брести неведомой стезей, Быть другом мирных сел, любить красы природы, Дышать под сумраком дубравной тишиной И, взор склонив на пенны воды, Творца, друзей, любовь и счастье воспевать . О песни, чистый плод невинности сердечной! Блажен, кому дано цевницей оживлять Часы сей жизни скоротечной!;
и инфинитивный финал «Пловца» (1812, оп. 1813), приведшего к тому, что мать М. А. Протасовой, к которой поэт сватался, отказала ему от дома, усмотрев в стихотворении (пропетом Ж. на музыку Плещеева), запрещенные ею намеки на любовь к ее дочери:
Неиспытанная радость – Ими жить , для них дышать ; Их речей, их взоров сладость В душу, в сердце принимать . О судьба! Одно желанье: Дай все блага им вкусить ; Пусть им радость – мне страданье; Но… не дай их пережить (ИС 3+1+1).
[Жуковский 1999]
15. <29 января 1814 года>
Когда б родиться в свет и жить
Лишь значило: пойти в далекий путь без цели,
Искать безвестного, с надеждой не найтить,
И, от младенческой спокойной колыбели
До колыбели гробовой
Стремясь за тщетною мечтой,
Остановиться вдруг и, взоры обративши,
Спросить с унынием: зачем пускался в путь?
Потом, забвению свой посох посвятивши,
На лоне тишины заснуть, —
Тогда бы кто считал за праздник день рожденья?
Но жребий мне иной!
Мне ангел, мой хранитель,
Твой вид приняв, сказал: «Я друг навеки твой!»
В сем слове все сказал небесный утешитель,
В сем слове цель моя, надежда и венец!
Благодарю за жизнь, творец!
1814; оп. 1878
15. Написано в собственный 31‐й день рождения, через 11 лет после первого подобного опыта – «Стихов, сочиненных в день моего рождения» (1803), где имелась предвещающая начало № 15 отчасти инфинитивная концовка ИФ (1-1/1):
Когда ж придет нам расставаться , Не будем слез мы проливать: Недолго на земле скитаться ; Друзья! увидимся опять.
ИС 2=(5-1) занимает первую, условно-вопросительную, часть ст-ия (10 строк, включающих двухэтажное подчинение: Искать… с надеждой не найтить). Вольность медитации выражается в разностопности ямба (Я3/4/6-ст.), нечетности числа строк (17), разнообразии позиций инфинитивов. Примечательно совмещение стилистики отчужденного инфинитивного очерка жизненного пути (ср. № 9), включающего словарный элемент (значило, ср. №№ 9, 10, 12), с интимностью перволичного любовного послания (во второй части, адресатом которой считают М. А. Протасову). Композиционно это обеспечено сцеплением двух составляющих в пару «вопрос–ответ»; стилистически – мягким лирическим тоном уже и первой части и вложением вопроса, выдержанного в грустно-романтическом и одновременно инфинитивном ключе (спросить с унынием), в уста абстрактному персонажу; а интертекстуально – опорой на инфинитивную же традицию гамлетовского монолога (см. Ж-2000).