Читать книгу История усталости от Средневековья до наших дней - - Страница 26

В мире труда эквивалент подобных расчетов расстояний, времени и действий появляется не сразу. Нельзя сказать, что не проводилась вообще никакая оценка: в старинных трактатах по сельскому хозяйству присутствуют указания на то, сколько в день может работать косец или сноповязальщик374. Конечно, при традиционном отношении к рабочему времени эти указания неполны и касаются лишь части работ.

В классическую эпоху столкновения по поводу возможного «избыточного» рабочего времени – явление эпизодическое. Жан Никола, проанализировавший четыреста шестьдесят два конфликта, имевших место во Франции между 1661 и 1789 годами, не выявил почти ничего подобного375. В комментариях медиков преобладает такая картина: работа ведется с рассвета до захода солнца, без фиксации «точного времени», «земледельцы и ремесленники работают без отдыха с утра до вечера»376.

Забота о «непрерывности» сельскохозяйственного труда еще заметнее в Новое время. Жан Льебо и Шарль Этьен, рассказывая деревенскому дворянину XVI века о том, как надо вести дело, подчеркивают необходимость «непрерывности работ»377. Их указания весьма суровы: надо следить за тем, чтобы «люди не пребывали в праздности, не теряли ни минуты времени и постоянно были заняты каким-нибудь делом»378. Приводятся советы, как сделать, чтобы работники не спали: «давать понюхать уксус, или семена руты, или старый башмак, или ослиную шкуру, или человеческие волосы»379. Требование бороться с «теми, кто пребывает в полусне»380, реальное или воображаемое, выглядит обыденностью, нормой, с которой смиряются.

Тем не менее сопротивление существовало: в частности, крестьяне требовали сокращения барщины, пока сеньоры на протяжении долгого времени, казалось, «имели абсолютную власть» и принуждали «арендаторов к труду когда им было угодно»381. К концу XV века сложились правила, которые тут же стали опротестовываться. В 1543 году жители Шальмазеля добились того, что их стали привлекать к принудительным работам шесть раз в год, а не двенадцать, как было прежде, – парламент Парижа принял такое решение382. Несмотря на то что работы не могли больше проводиться «по воле сеньора неопределенное время»383, их ритм оставался напряженным. В Шожи «окончательным решением» от 13 августа 1675 года384 устанавливалось, что крестьяне работают на сеньора один раз в месяц, тогда как раньше – один раз в неделю. Точно так же по постановлению окружного суда Монбризона от 9 января 1699 года сеньор Шалена мог привлекать крестьян к работам лишь двенадцать раз в год. Очень показательное, но исключительно редко раздававшееся выражение – «Мы устали!»385 – стало девизом восставших против «властей» крестьян Гаскони, Перигора, Керси в 1576 году. «Усталость», конечно, была, но была неотчетливой и обобщенной, – в ней мешались барщина, вред, наносимый войнами, плохая погода, десятины, налог на соль, тальи386 и прочие налоги.

Остаются недооцененными и даже вовсе незамеченными временные принуждения, которым подвергаются ремесленники. Остается также некоторая зацикленность на зарплатах. Таков, например, был бунт парижских каменщиков в июне 1660 года, требовавших повышения дневного заработка: «но решением двора на работу были взяты заключенные, и опасность вроде бы миновала»387. Иногда следовала бурная реакция на снижение «дневного заработка»388 на один су. Это не ускользает от внимания к продолжительности рабочего дня: «как отмечает большинство „меркантилистов“, чтобы заставить рабочих работать, нужно им мало платить»389. Получение более высокой прибыли могло бы быть залогом снижения продолжительности рабочего времени. Именно на этой почве возникает треть конфликтов, изученных Жаном Никола390.

И все же в Новое время возникают некие новшества. В первую очередь они касаются появления все большего количества правил, применяемых к работе. Ведутся наблюдения, постоянно проводятся проверки, пусть и не имеющие отношения к усталости работников. Это подтверждают появившиеся в Великий век мануфактуры – институции, впервые объединившие «многих рабочих, занимающихся одним и тем же делом»391. В их основе лежат строгие принципы, установленные в 1629 году и применяемые «контролерами-посетителями-маркировщиками»392. Их цель – поднять производительность труда. Заботило их в первую очередь состояние продукции и гораздо в меньшей степени – трудности и страдания «производителей». Это лучше всего видно из уложения от 1669 года, регламентирующего текстильные мануфактуры: какими должны быть «длина, ширина и качество сукна, саржи и других шерстяных тканей и нити»393. «Скрупулезно описывались»394 количество нитей, их переплетение, мягкость сукна; перерывы в работе по-прежнему допускались только технические. Следить за соблюдением или несоблюдением «вышеназванного регламента»395 полагалось инспекторам или «присяжной гвардии». Возможная усталость по-прежнему в тени. Это подтверждает Пьер Губер, изучавший свидетельства ткачей из Бовэ: «Прежде всего надо говорить не о продолжительности рабочего дня ткачей, работающих с шерстью, и не об антисанитарии, царящей в мастерских, – подобные условия наблюдались тогда почти повсеместно и, как представляется, не вызывали нареканий со стороны тех, кто в них находился, так как, вероятно, они не подозревали, что может быть иначе»396. Делалось слишком много лишних жестов, движений всего тела, бессмысленных усилий и трудозатрат.

Знаменательный, хотя и еще пока не очень распространенный момент: в 1666 году в Амьене текстильщикам предоставлялся «отдых» – их работа заключалась в том, что они очень подолгу топтали ногами сукно в смеси мочи и воды, чтобы как можно лучше обезжирить его, сделать мягче и плотнее. Их работа регламентируется в количественном отношении: «Хозяева ткацких предприятий обязаны менять рабочих после того, как они обработают четыре партии сукна в день, в противном случае им грозит штраф в двадцать су»397. Перед нами редкий пример того, что на законодательном уровне ритм и последовательность действий начинает задавать усталость. Проверяющие же, повторим, озабочены в первую очередь «требуемым качеством»398 производимой продукции.