Читать книгу История усталости от Средневековья до наших дней - - Страница 38

Хрупкость и уязвимость пересматриваются на основе принципа освобождения525, утверждения «вкуса к свободной жизни»526, в особенности в высших слоях общества; ставятся под сомнение прежние власти; меняется образ слабости, гуманизируется уязвимость – она персонализируется, становится уникальной в каждом конкретном случае. Уязвимость очевидна, она не обозначает больше бесконечное расстояние от мирского до божественного, неизбежную пропасть между естественным и сверхъестественным527. Ее присутствие расширяется, она влияет на индивида, становится частью его идентичности, проникает в его сознание, меняет мироощущение. К тому же человек сводится к самому себе, и только к самому себе, пытается объяснить себя через свою связь с «природой», определить свое состояние, анализируя себя, руководствуется собственным опытом, а не каким-то иным.

Настоящее становится более насыщенным, а опасность потерять силы обостряется. Внимание к этому – так называемый первичный опыт, «чувство существования»528 – появляется в век Просвещения. Это «чувство существования» в 1786 году было определено Виктором де Сезом, врачом, получившим образование в Монпелье, будущим членом Конвента: он полагал, что это «ощущение» лежит «в основе всех прочих»529, что оно обнажает наше «существо в чистом виде»530, провоцирует переход от картезианского «мыслю, следовательно, существую»531 к эмпирическому «чувствую, следовательно, существую»532. Это смещение играет важнейшую роль. «Тело беспрерывно демонстрирует себя»533 индивиду, как «навязчивая мелодия»534, сообщает о том, что оно существует. Главное новшество – «Люди полюбили прислушиваться к себе»535. Это меняет и статус усталости: она больше не рассматривается как нечто досадное, пришедшее извне, связанное с обстоятельствами, местами, даже божественным промыслом, но воспринимается как один из возможных аспектов жизни, постоянно присутствующее явление повседневности. Приведем несколько свидетельств. Вот слова мадам Дюдеффан об «упадке сил», вечном спутнике ее жизни: «Я очень ослабела; самое простое действие кажется мне невыполнимым. Я очень поздно поднимаюсь с постели»536; Жюли де Леспинас о своих невероятных отношениях с Жаком-Антуаном де Гибером: «Я очень легко раздражаюсь»537. Мадам д’Эпине о необъяснимом недомогании: «Я ежедневно чувствую себя очень слабой»538. Иногда усталость закрадывается незаметно, становясь образом жизни, портит каждое мгновение, заставляя менять решения, усложняя любое действие. Обыденность усталости позволяет Маргарите де Сталь в 1730‐х годах начинать свои самые банальные истории словами: «Однажды вечером, когда я устала сильнее обычного…»539. Это не что иное, как свойственная женщинам константа, на которую прежде не обращали внимания.