Читать книгу Этот сложный волапюк. Очерки по волапюкологии - - Страница 22

LISED TÜMOLOGA STAMÄDAVÖDAS: de el «A» jüi «C». – Beijing: Volapükaklub «Märalän», 2017. Pads 21.

В Сети появился первый выпуск этимологического словарика волапюка (для корневых слов, начинающихся с букв a – c), составленный Чжан Юйтуном (под эгидой пекинского волапюкоклуба «Сказочная страна»).

Переоценить значение этого документа (и последующих выпусков этимологического словарика) невозможно. К сожалению, ни И. М. Шлейер, ни А. де Йонг в нормативных словарях волапюка не указывали, из каких языков заимствовали корни. При этом Шлейер и его современники утверждали, что на 90% корнеслов волапюка базируется на английском языке, гораздо реже в качестве источников корней использовались немецкий, французский, итальянский, русский, латинский и некоторые другие языки. Для иллюстрации того, какие изменения в волапюке претерпевают слова естественных языков, отдельные этимологии приводились в описаниях языка и учебниках (например, в работах О. Керкгоффса, Ч. Спрейга, И. Холина, Кутюра и Ло, Э. Дрезена и др.; несколько пояснений такого рода содержится в «Грамматике волапюка» А. де Йонга). Между тем полного этимологического списка корней волапюка не было, поэтому утверждение о том, что 90% из них восходит к английскому языку, представляется недоказанным и интуитивным. Кроме того, после 1929 г. в корнеслове волапюка с точки зрения происхождения происходят заметные изменения: целые группы слов заимствуются из латыни (иногда, конечно, не классической, а современной, «научной»), в первую очередь названия растений, животных, болезней, химических элементов (самый красноречивый пример – замена обозначавшего волка слова ludog (согласно внутренней форме, «недособака» или «плохая собака») существительным lup – от латинского lupus). Возрастает и роль нидерландского как языка-источника, что проявляется даже в наименованиях стран и народов: так, прежнее название чеха – cegan – преобразовалось в tsyegan (ср. нидерландское Tsjech). Йохан Крюгер вообще предпочитал разбавлять этот латино-германский корнеслов заимствованиями из французского. Поскольку интересно узнать, каков же реальный «вклад» в волапюк разных естественных языков (в том числе английского), давно уже назрела необходимость в появлении этимологического словаря волапюка (или хотя бы этимологических справок в полном словаре волапюка). Эта задача до сих пор в полном объёме решена не была.

Первым словарём, в котором представлено достаточно много этимологий волапюка, стал труд Андре Шерпийо. К сожалению, многие предположения Шерпийо кажутся сомнительными; налицо желание автора преувеличить роль французского языка в пополнении корнеслова волапюка. Следующей попыткой такого рода стал «Викисловарь» с этимологическими комментариями, скорее всего принадлежащими Сержио Мейра, но этот проект остался незавершённым. Таким образом, список корневых слов с этимологиями авторства Чжан Юйтуна, скорее всего, станет первым источником, содержащим сведения о происхождении почти всех корней волапюка. Тем желательнее, чтобы в этой работе не было явных ошибок. Между тем некоторые этимологии в опубликованной части работы Чжан Юйтуна кажутся слишком экзотическими и неверными.

Сомнительность отдельных объяснений Чжан Юйтуна, думается, продиктована неверностью основных принципов составления словарика, избранных автором. Попробую вкратце сформулировать их (за неимением авторского предисловия придётся делать это самому, в том числе на основании переписки с составителем списка слов).

1. Для каждого корня приводится один, наиболее вероятный этимон. Если несколько европейских языков содержат близкие по звучанию слова, предпочтение отдаётся наиболее произносительно или графически близкому к волапюкскому корню (этот принцип ограничивается следующими положениями).

2. Для химических и биологических терминов (биологическая систематика, названия болезней) предпочтение отдаётся латинскому этимону.

3. Для музыкальных терминов предпочтение отдаётся итальянскому этимону.

4. В первую очередь для названий языков и народов, но также и для других слов, приводится слово национального языка, к которому восходит широко известная лексема английского, немецкого или других языков.

Думается, если говорить об идеальном этимологическом словаре волапюка, то принципы его построения должны быть иными (особенно сильные возражения вызывают первый и четвёртый основания, на которых я остановлюсь подробнее).

Во-первых, часто сложно сказать, слово какого из языков было взято за основу, и приведение лишь одного этимона (чем, кстати, грешил и словарь Шерпийо) создаёт ложную иллюзию истинности одного из возможных объяснений. В идеале следовало бы сообщать как минимум потенциальные этимологии из языков DEFIRS (немецкого, английского, французского, итальянского, русского, испанского), а также латинского, греческого и нидерландского. Конечно, самой вероятной этимологией будет возведение к английскому языку (это соответствует намерениям И. М. Шлейера, так что, например, волапюкское man скорее воспроизводит английское man, чем немецкое Mann), но важно сообщать и о возможности иных вариантов этимологизации. Скажем, в опубликованном списке Чжан Юйтуна для слова ba можно было бы привести не только английское соответствие probably, но и французское probablement, испанское probabilidad и др. Совсем непонятно, почему для слова bagaf, не относящегося к биологической таксономии, приводится латинский первоисточник paragraphus. Почему же не английское paragraph? А буква f, отсутствующая в соответствующих английском и латинском словах, есть в нидерландском, итальянском, греческом… Может, они тоже повлияли на Шлейера? Сообщение нескольких этимологий, одна из которых подана как предпочтительная, позволило бы избежать появления при чтении подобных вопросов.

Во-вторых, приведение слов из малораспространённых языков типа малайского и бурятского делает создателей словарей волапюка излишне склонными к экзотике и не учитывает принципы отбора лексики, которыми руководствовались Шлейер и де Йонг. В случае, если можно установить целую цепочку заимствований, следует приводить её целиком, а не ограничиваться сообщением о первом звене такой цепи. Да, корень buryät в конечном итоге восходит к буряад, но, может, де Йонг ничего не знал об этом слове, используя немецкое Burjäte? Слово bambu когда-то проникло в европейские языки из малайского, но де Йонг, скорее всего, переделывал или английское слово bamboo, или немецкое Bambus, или вообще словечко латинистов-ботаников Bambusa (это же название растения! – см. 2-й принцип составления словарика). Во всех подобных случаях было бы правильнее, повторюсь, или приводить всю цепочку заимствований, или сообщать только о последних её звеньях.

Сам автор этимологического словарика, кстати, интуитивно это чувствует и далеко не всегда приводит этимон, о котором Шлейер или де Йонг, скорее всего, не думали. Так, хотя сообщается, что корень buryät пришёл в волапюк из бурятского языка, существительное bulgar возводится к латыни, а не к слову български. Уже упоминалось, что в качестве этимона фигурирует латинское paragraphus, хотя, если доходить до конца, следовало бы привести греческое слово. Или про cäm сообщается, что это изменённое при заимствовании в волапюк английское chamber, хотя, согласно толковым словарям английского языка с исторической справкой, если уж «доходить до корней», следовало бы извлечь из недр греческое kamara (от которого произошло латинское camera, а затем французское chambre, заимствованное английским языком). Также маловероятно, что при подготовке последних выпусков своего труда Чжан Юйтун укажет, что zar – изменённое латинское Caesar. Наверное, всё-таки напишет или про английское tsar, или про немецкое Zar, или про русское царь.

Помимо более «европоцентричных», соответствующих замыслу создателя волапюка этимологий, думается, в идеальном словаре такого рода должны быть отражены изменения, происходившие в самом волапюке (хотя бы без упоминания тех, которые совершались и Шлейером, и разрозненными группами волапюкистов в 1890-х гг.; то, что это тоже относится к этимологии волапюка, понимает и Шерпийо, приводящий в своём словаре соответствующие сведения). Например, из этимологического списка слов Чжан Юйтуна не узнать, что cäk раньше писалось как cek, а нынешнему cek соответствовало производное слово smafanüb. А ведь это позволяет проследить движение мысли переработчика словаря! Поскольку из волапюка практически полностью были исключены усечённые корни (sma– вместо smala-) и некоторые избыточные суффиксы с неопределённым значением (в том числе -üb), стало невозможным даже слово fanüb (его заменило fanäböp – тюрьма, от fanäb – заключённый [вместо прежнего fanüban]). Слово же smalafanäböp кажется обозначающим небольшую тюрьму и никак не ассоциируется с клеткой, поэтому было решено ввести новый корень – cek. Поскольку он совпал со словом, имевшим значение чек, пришлось во избежание омонимии последнее переделать в cäk. Разве всё это не имеет отношения к этимологии?

При беглом просмотре бросаются в глаза и некоторые неточности, которые нуждаются в исправлении. Например, не упомянуто, что bleib– — связанный корень, употребляющийся только как глагольная основа. Существительного *bleib нет, его значение выражается словом föv. Конечно, такие аномалии нарушают принципы волапюка (все глаголы – производные, мотивированные слова), но существование отклонений в виде связанных корней важно учитывать. Хотя бы чтобы волапюкисты не начали использовать неправильное слово *bleib.

Совершенно непонятно, почему äsva и äsvo возводятся к английской фразе as it where, хотя в волапюке есть и слово äs, и va, и vo. Конечно, значение сращения не является простой суммой значений объединившихся слов, но идиоматичность значения производного слова вообще нередко наблюдается в волапюке, и не надо её пугаться.

Можно заметить, что многие славянские слова приписываются русскому языку. Видимо, для многих в мире, как для кардинала Меццофанти, до сих пор славянский – это русский. Скажем, Беларусь – белорусское слово и останется белорусским даже в том случае, если его начнут печатать во всех русскоязычных атласах. Для bat (бич, хлыст) приводится русский этимон бат. Современные русские, услышав это слово, подумают о какой-то иностранной валюте, а некоторые вспомнят геологический слой. Правда, словари древнерусского языка могут пояснить, что существовал глагол батати (бить, колотить, отдубасивать), а в этимологических и диалектных словарях русского языка сообщается, что есть (было?) и существительное бат для обозначения предмета, которым бьют (дубинка, колотушка или приспособление, которым бьют по воде во время рыбалки). Конечно, можно предположить, что де Йонг спал со словарём Срезневского под подушкой и в поисках кратких метких словечек, укладывающихся в фонетическую схему коренных слов волапюка, читал черновики словаря Фасмера. Но если уж искать «славянский след», то более подходящим (в том числе по значению) будет польское слово bat.

Несмотря на эти и другие шероховатости, в целом представленный Чжан Юйтуном этимологический словарик очень интересен и предлагает достаточно обоснованные этимологии (в том числе за счёт непоследовательного соблюдения 4-го из перечисленных выше принципов). При написании данного отзыва в первую очередь хотелось представить, каким мог бы быть идеальный этимологический словарь волапюка. Не следует усматривать в написанном выше призывов к автору по коренной переработке его труда (хотя кое-какие неточности исправить можно): критиковать всегда проще, а как возьмёшься сделать лучше, так и понимаешь, насколько ограничены временные ресурсы и насколько финансовые проблемы мешают воспарить Монтенем в эмпиреи.