Читать книгу Театрализация – партитурная основа искусства. Том IV. Вербальные и невербальные опоры зримого действа - Александр Петрович Тюрин, Александр Петрович Горюшкин, Александр Петрович Сухецкий - Страница 24

Рассвет пробивался с трудом – сквозь туман…

Ворона сидела над самой Москвой, крепко сжав в своих лапках кремлёвскую стену и не каркала – это был её любимый мерлон, так как с этого зубца, верхней части крепостной стены, хорошо просматривалась церемония смены караула: она громко каркала, разрывая пространство, как выстрелом, объявляя и начало церемониала, и его окончание, шагая при этом бесшабашным строевым, вместе с ритмом чеканных солдатских шагов… =

: по мерлонам;

: по мерлонам;

: по мерлонам,

как по холмикам…

…пелена поредела, и сквозь неё проступили очертания строений архитектуры города…

Красная площадь продулась буранным ветром и колкой позёмкой…

Исполнился церемониал смены почётного караула у Мавзолея…

Зазвучал бой Курантов!…

Пробуждённый Кремль в утренней прохладе потянулся не к звёздам, а к застеклённому рамному кресту, – в окно кабинета Сталина…

Табачный дым завис клубами за стеклом, рассеиваясь: две трубки потянулись к пепельнице – сбросился пепел…

Свет утра осветил два силуэта генсека: оба Сталина дымили трубками, пристально вглядываясь в заоконную даль. Один из них медленно развернулся, и шагнул по кабинету вдоль стола для совещаний.

– Странный, – проговорил Иосиф Виссарионович, проходя всю длину кабинета, – странный сон сегодня видел…

Коба, оставшийся у окна, тоже отвернулся от Кремлёвского двора за окном, качая вверх-вниз головой, и присел во главу совещательного стола.

– Ильич посетил, думаю…, – генсек посмотрел в бумаги перед собой и отодвинул их.

Камерная привычка – тусовка в ограниченном пространстве, прервалась.

– Да. Очень напуган был. Увези, говорит, спрячь от немца, ко мне идут они, долг вернуть желают.

Стул заскрипел под руководителем партии Советского Союза.

– А ведь действительно, – Сталин застучал трубкой об дно пепельницы, – за большие деньги купили и его, и революцию. И ничего взамен… почти…

Иосиф Виссарионович, остановившийся посреди кабинета, продолжил движение, оставляя за собой шлейф дыма.

– Нет, на этом очень много тогда заработали некоторые лица в Германии… и не только, – хозяин остановился у карты. – Да, спрячь, говорит, а то придётся, как Керенскому в женском платье сбегать. Враньё, конечно…

– Что враньё? – вождь взял ручку и что-то вычеркнул в лежащих перед ним бумагах, – деньги от немца?…

– Нет, – Сталин склонился к карте, – платье на Керенском… Ну, что ж?! Важный день! Седьмое ноября сорок первого… Он закалит дух и жажду к победе! Пора на парад…

– Да-да, всё! Забью только трубку и выхожу.

– Пожалуй, я сам пойду! – Хозяин отвернулся от карты и посмотрел за окно на кружащийся снег, поёжился. – Правильно, что эвакуировали его.

– Очень верно! – Иосиф встал, обошёл стул, и облокотился на его спинку. – Не может быть, два вождя в одной… э-э… в одном…

– Верно, но для духа нужен! – Коба приблизился, к оконной дали. – А сон вещий: изложил всё верно, но деньги им уже не нужны, им надо больше… Тут ледоруб не поможет, но… под рукой… пусть будет!

Белые мухи буранной пелены заснежили горизонт…

Горизонт и рама окна исчезли – забелились, но из этой метели появились Красная площадь, Мавзолей и парад!…

Ворона гаркнула – голуби испуганно разлетелись, вознеся в крылах своих мир к серым облакам, но только, как символ…

И!…

Тут же, под оркестр: сквозь серое снежное утро мимо Мавзолея пошли многочисленные отряды добровольцев, которых приветствовали руководители страны. За последним подразделением парадного марша, вдруг, выдвинулась небольшая ватага пацанов, среди которых оказывается худощаво-длинная фигура в рясе с кадилом в руках! На груди у попа на цепи – огромный крест.

– Лаврентий, – Сталин удивлённо выдохнул из себя белое облачко пара, – а это что за воин?

Священник, поравнявшись с Мавзолеем, отделился от пацанов, и направился к входу, приподняв в руках крест.

Берия зловеще блеснул отражением действительности в своих очках.

– Благословляет, вероятно… Элемент проклятого прошлого, но все средства хороши, товарищ Сталин… как в Бородинском…

– С кадилом? – Хозяин раздражительно потянул в себя морозный воздух. – Разберись! Мне не надо этих примеров истории…

– Слушаюсь! – взял под козырёк полей шляпы Лаврентий.

Берия проворно повернулся на каблуках, чтобы отдать приказ дальше.

– Подожди. – Коба прервал его исполнительность. – Значит, мальчишек накорми, а этого элемента, потом к нам. Ну, что, товарищи, пройдёмте…

Сталин направился к выходу с трибуны усыпальницы, все последовали за ним!

Стилобаты по всему периметру лицевой части Мавзолея, с обеих сторон вели свои сходы в замавзолейный двор.

Главнокомандующий твёрдо шагнул на первую ступень лестницы, уходящей вниз – на площадь за усыпальницей, и сбился с ноги!…

Хозяин остановился!

В пространстве между трибуной-гробницей и Кремлёвской стеной было по вечернему сумрачно: кругом горели костры, у которых грелись революционные матросы, солдаты и гражданский люд. В самом центре замавзолейного двора стоял тот самый поп с мольбой в губах, глазах и руках. У спецвхода в Мавзолей дежурили два матроса с винтовками, на штыках которых трепыхались в ветре бумажные листочки.

– Что тут развели?! А?

Сталин тихо выругался по-грузински.

– Убей его! – бросил Коба через плечо, не отрывая взгляда от попа.

– Кого? – угадывая взгляд хозяина, спросил Берия.

Генсек резко повернулся ко всем, застывшим сзади, членам политбюро!

– Попа…

И тут же, оглушив всех, раздался выстрел! Коба вздрогнул: матрос опустил винтовку и вновь занял караульное место на посту перед входом в Мавзолей.

Сталин повернулся к кострам: поп, сжав в руках крест, лежал лицом в небо, снег возле него наливался красно-бурым месивом.

Вся группа во главе с Иосифом сошла со ступеней, направляясь к входу с торца усыпальницы.

Матросы перекрестили винтовки.

– Вы к Ленину? Ваш мандат?

Хозяин опешил и остановился!

– Ты что тут устроил?! – бросил он резко и грубо, прямо в лицо Берии. – Что всё это здесь?!

Сталин кивнул назад, с разворотом и удивился – замавзолейский двор был пуст, и будто, прорвав пространство, ворвались надрывные гулы самолётов, и выстрелы зенитных установок.

– Какой манда…

Главнокомандующий, поворачиваясь к спецвходу, осёкся – матросов не было, перед ним, вытянувшись, стояли бледные охранники НКВД! Сталин посмотрел на Берию, Берия растерянно вознёс под шляпу руку.

– Парад, по случаю октябрьской социа…

Хозяин прервал.

– Попа ко мне потом.

Лаврентий в недоумении, чесал за ухом.

– А расстрелять?…

Коба чуть обозначил под усами улыбку.

– Без суда и следствия не действуют в стране Советов…

– Я не действовал, товарищ Сталин! Я выполнял приказ! Наверное, не успею…

– А ты действуй, чтобы успеть…

НКВД-эшники открыли дверь перед Генсеком и членами политбюро – все прошли в усыпальницу…

Внутри Мавзолея, в центре траурного зала мостился накрытый стол.

Вход с Красной площади театрально и реально задрапирован чёрным квадратом!

Тело Ленина отсутствовало в специализированном ложе, которое сиротливо возвышалось для взора предназначенного предполагаемому нескончаемому людскому потоку, на месте праздничного стола…

Стеклянная крышка саркофага отсутствием своим не предлагала продукт музейно-торговый: пылилась отдельно…

У красной подушки, в свете лучей рампы театра одного неживого актёра, застыл гранёный стакан с водкой, укрытый куском чёрного хлеба.

В зал вошли члены политбюро, без Сталина и Берии.

Неторопливо и молча, они расположились вокруг стола, зная и место, и шесток, и кусок, для рюмки… стакану… бокалу… сосуду…

Пройдя, они осмотрелись, пока люди в штатском наполнили им тару, чтобы коснуться тостов.

Растирая руки, всенародный староста обошёл стол, сжав прищуром лучи праздника – у глаз!

– Морозно нынче…, – Калинин остановился у своего места, – а без вождя здесь, как бы, теплее стало…

– Ну, да: ведь теперь можно не соблюдать температурный режим, – обнаружил логику Маленков.

Будённый, как злой таракан, блеснул взором и расправил ладонью усы.

– Да всё также – на ветре замёрз, но кровь я тебе расшевелю! Это кто здесь, без вождя?! – он повернулся к другу и дружески обнял его. – Клим, оказывается, что здесь вождя нет?!… Да на защиту Родины, на защиту великих завоеваний: с площади и на линию фронта ушли полки! И их посылает – вождь!

Калинин сбросил лучезарный праздник от глаз!

– Я сказал о том, что топить больше стали…

Вошёл Сталин, диалог за столом оборвался.

Хозяин остановился у саркофага, придавив тяжёлым взглядом гранённый и хлебный церемониальный сосуд, и произнёс двусмысленно.

– Без вождя топить перестанут… или… начнут топить…

Трубка беспардонно истопила табак, выпуская клубы дыма: Коба заполнил тусовкой пространство между пустым саркофагом и столом…

– Поздравляем друг друга с двадцать четвёртой годовщиной революции. – Он остановился и трубка, над его головой, проткнула пространство, прочертив восклицательный знак! Затем, вяло потащил свои ноги во главу стола! – Мы продолжили традицию, и это ещё больше поднимет боевой дух. Положение очень тяжёлое, но наш долг не пустить врага ни в Ленинград, ни в Москву! Бой за Москву – это бой за Родину!… Это я для отсутствующих…

Сталин посмотрел на входящего Берию.

– Из Бородинской истории пусть повторится только одно – Победа!…

Главнокомандующий взял бокал, и вместе с ним это сделали все.

– За Победу! – вскинул он знамённо тост, выйдя из-за стола, направляясь вокруг банкетной беседы, чокаясь ритуально с каждым, заглядывая при этом, в их глаза!

Берия тут же подхватил хванчкаро-водочное знамя!

– Да, мы сплотились благодаря нашему вождю, товарищу Станину! За Родину, за Сталина, за Победу!…

– Лаврентий…, – оборвал его Иосиф и поставил бокал. – Ты что, Победу кадилом хотел благословлять?! Ведь, кропить тогда надо, кропить…

Сталин обвёл всех тяжёлым взглядом и, повернувшись к саркофагу, задумался.

Молотов тихо кашлянул, и начал утаптывать паузу дипломатическим словом…

– Товарищ Сталин, Ильич чаще всего был, то в разливе, то в Швейцарии… привычно… в общем-то, его отшельничество… главное, что вождь с нами…

Иосиф улыбнулся, поглядывая на пустующее ложе.

– Вообще, великий конспиратор! – Иосиф Виссарионович вернул свой взгляд к сервированному столу. – То там, то в Шушенском на коньках, то в Горках… любил он там по болезни быть, то здесь… Вождь с нами… А что, там красиво, в Горках-то…

Сталин взял бокал.

– Я хочу выпить за стойкость солдата и хочу, Лаврентий, выпить за тех, кто выигрывает умом – за командиров! Лаврентий! За командиров, чтоб были они не там… у тебя, а здесь… в первой линии атаки… Вождь с нами…

Все пьют.

Осушив тостовое содержимое, все присаживаются после того, как устроился на стуле Хозяин.

– Жуков считает, что Москву не отдадим… Молодец! Ставка думает так же!… – Иосиф Виссарионович поморщился, и коротким жестом кисти руки махнул от себя: Ворошилов в одно мгновение убрал стакан из саркофага. – А ну, кто более истории матери ценен… кто к нам с кадилом придёт… тот им отпет и бу…

Сталин потянул верхнюю пуговицу на кителе – расстегнул, разбрасывая с облегчением ворот…

– И бу-у! – духовым оркестром надул щёки и губы Калинин! И все в разнобой стали подхватывать, заметив дирижирование вилки хозяина, и создавать хоровую капеллу. – Бу-у! Бу-бу-у! И бу-у! Бу-бу, бу-бу, бу-бу, бу-бу-у!… И-и-и бу-у! Бу-бу-у, бу-бу-у! Бу-у! И-и-и бу-у…

Колыбельное начало в траурном марше, и босые, божественно-тёплые пятки кристально чистой водки, промаршировавшей по всем жилкам запевалы-старосты, подарили ему светлую дрёму.

Коба отложил вилку.

– А где этот поп?…

– Работают с ним, товарищ Сталин, – поверх очков выглянул Берия.

– А хотел он чего?

– Отпеть, – виновато пожал плечами Лаврентий.

– Что?! – ухмыльнулся генсек, – Кого?!

Берия кивнул на пустой саркофаг.

– Давай его, – щёки Хозяина искривились желваками, – сюда.

Застолье членов политбюро переглянулось!

– Товарищ Сталин, – мгновенно обеспокоился Ворошилов, – сюда же нельзя, увидит, что эвакуировали тело Ленина и…

Главнокомандующий резко его прервал.

– Хорошая идея – отпеть! Кого отпоём?! Кто же похож?

Тишина потянулась тяжёлой паузой.

Желудочный сок затих в животах под пиджаками!…

Все, кроме вождя, медленно встали: Калинин затерялся среди этого преданного построения: не смел спать стоя.

– Кто?… Ты, Берия?!

Носовой платок хозяина Лубянки припал к лысине!

– Иосиф Виссарионович, лечь туда – не проблема. Я готов на всё, для качества допросов, но он же уже меня… глядел… Кадило этот…

– А – ну-да! Тогда кого?

Вдруг, сквозь дивные усы, запел, чуть слышно, Буденный.

– Иосиф, на всенародную любовь вознесть бы надо всенародного, а он наш староста! И бородка, и взгляд, и… пиджак, и галстук с башмаками… почти копия!

Все желанно посмотрели на Калинина: он сидел и дремал.

– А волосы и цвет глаз? – поинтересовался главный грузинский акцент.

Под усами у Будённого оскалились зубы.

– Так, глаза-то у жмура того!… захлопаны… А волосы?! Фу-у! Считай, что их уже нет!… Как ветром сдует… в галопе…

Сталин рассмеялся!

– Вострой шашкой машешь: побрить – убрать, отпеть и закопать…

Смех аккуратно поддержала вся компания – Калинин растряс дремоту.

– Вождя с хвостом видел! Ха…

Смех дисциплинированно оборвался! Головы тут же развернули свои лица к хозяину Ставки и, сглотнув неожиданный кашель, тут же швырнули гневные морды к народному старосте! Люди в штатском, прочитав команду в глазах Берии, подошли к стулу сновидца.

– А с ним, с вождём фрицев, – сонно продолжил Председатель Верховного Совета, – Риббентроп! Ножкой топ! Уж потом и тоже с хвостом, да ещё и с рожком! Ха! С рогами! Бегает вокруг нашей «Т-тридцать четвёртки» и бьётся об броню, бьётся!.. И бу-у! И бу-бу-бу!… И бу-ух!… Буди-буди, пук!…

Сталин захлопал, и поднялся, тряся указательным пальцем!

– О врагах надо думать… А вообще, я понял твои американские мотивы… Второй фронт будить надо… Да…

И тут, вдруг, восстал над трапезой Хрущёв.

– А разрешите я, – Никита указал носом на ленинское ложе.

– Ты, Никита?!… – удивился Сталин.

– Угу!

Хрущёв с синими дрожащими губами пошёл к саркофагу.

– А шо?! – бурчал, убеждая себя, Никита Сергеевич. – Брить меня не надь, на телегу… взбирался и легко! Совладаю!…

Никита Сергеевич занёс колено над саркофагом, закряхтел.

– Не страшно? – Коба прижёг дырчатый край трубки. – Может, выпил бы…

Хрущёв быстро и обрадовано опустил ногу и повернулся к Сталину.

– Страшно?! А чёрт его… но для процесса и достижения… стакан, другой водки… бы… Угу!

Хозяин, обвалив себя вязкими клубами дыма, сел.

– Ну, хватит, Никита, вижу, что не только плясать можешь. Духу хватает… Жаль время и место не для плясок и песен… Шальная у тебя присядка! А ведь так и влезешь в телегу Времени, окаянный… Молодец!

Вдруг, открылась дверь и, с винтовкой в драной шинели, и в серой папахе, заглянул в зал революционный солдат с чайником.

– Товарищи, не подскажите, где тут кипяточка раздобыть можно? Кишки побаловать…

Сталин осмотрел всех членов политбюро, Берию отдельно и пристально, солдата и пустующее ложе.

– Чайник это, Коба, – подавился Лаврентий.

– Пошли, – решительно возглавил поход Главнокомандующий!

Иосиф вышел из Мавзолея, все следовали за ним: коридор со многими поворотами вытягивал перед ними часовых и гулко рассыпал в длине всего пространства шаги. Нужная дверь чуть раньше оказалась на месте – поспешила угодливо! Перед дверью Сталин остановился и повернулся.

– А где солдат?

– Какой солдат? – искренне опешил Лаврентий. – Чайник?!…

Вновь случилась пауза: кремлёвские вопросительные взгляды заёрзали меж стен коридора!

– Я хотел сказать, – уточнил Иосиф Виссарионович, – где этот воин в рясе?

– Наверное, – продолжил не понимать Берия, – молится: ничего другого ему и не осталось. Чайник в юбке – заварка крепче!

– Ко мне его! – Коба побледнел. – Так. А вас ждут дела. Всё внимание фронту, товарищи!…

Дым из трубки плотными клубами повис на ресницах туманом едким и проник в сознание…

город Москва

Представляю, для примера, эту же киноновеллу («Караул»), которой дал другое название – «Эвакуация», написанную в американском (голливудском) формате…