Читать книгу Кент Бабилон - - Страница 11

Саксофон был изобретен в XIX веке, в Париже, бельгийским музыкальным мастером Альфредом Саксом – на базе кларнета. Поэтому в части аппликатуры кларнет и сакс – близнецы-братья. Зато по способу звукоизвлечения – они разнятся, как дедушка и внучка.

Советская система образования в упор не замечала детища буржуазного Альфреда.

Класса саксофона в СССР – не существовало как класса. Ему не было места ни в музшколах, ни в музучилищах, ни в консерваториях.

В серпасто-молоткастых головах руководителей культуры эта заморская загогулина ассоциировалась с дядей Сэмом, судом Линча, брюками-дудочками и американской водородной бомбой.

Все наши саксофонисты были самоучками или переучившимися кларнетистами.

Рафинированные кларнетисты смотрели на саксофонистов свысока. Они полагали, что все саксофонисты – это неудавшиеся кларнетисты.

Чистые саксофонисты – наоборот – считали, что голые кларнетисты – бездари, не сумевшие перейти на саксофон.

В эстрадном оркестре электротехникума я играл на сучке.

Это был списанный с учёта кларнет-бодрячок, приобретенный папой у коменданта ДК «Металлист» за чисто символическую плату (пять рублей + бутылка «Московской»).

О том, чтобы играть на саксе, я и не мечтал. Ибо был влюблён в сучок. В его солнечную середину, в заливистый посвист верхов и былинный гуд низов. Дядя Саша привил мне стойкий иммунитет к апологету дяди Сэма. Аргументы учителя были до обидного непатриотичны.

«На саксофонах играют на Западе. А у нас на них не играют, а зудят», – твердил мне дядя Саша.

И главное – подержанный сакс стоил не меньше двух сотен.

И вот, когда техникумовский саксофонист Жека Севастьянов, бросив учёбу, свалил за длинным рублём на Камчатку (играть полярным лётчикам!), заменить Севастьянова предложили мне. И я, как говорится, дал левака. Притащил техникумовский сакс домой и начал упражняться.

Саксофон не хотел даваться – как необъезженный мустанг. Он ржал, скрежетал клапанами и киксовал.

Тогда папа сказал:

– Вот научишься играть, как положено – и я устрою тебя в джаз Цеплярского.

– А что это? – поинтересовался я.

– Ты не слыхал о джазе Цеплярского? – удивился папа.

– Нет.

– А о джазе Лундстрема?

– Про Лундстрема слыхал.

– А это такой же джаз. Только не Лундстрема, а Цеплярского, – ответил мне папа.

– Расскажи мне про Цеплярского, – попросил я.

И отец начал рассказывать.

Когда-то папа работал в еврейском театре. И дирижёром у них был Израиль Соломонович Цеплярский.

В начале 48-го, когда был убит Михоэлс и еврейские театры стали спешно закрываться, Цеплярский создал из шести вышвырнутых на улицу клезмеров – ансамбль балалаечников.

С фрейлехсами и другим «не титульным» репертуаром стали разъезжать по области – под вывеской «Секстет “Вольный ветер”».

И гулять бы «Вольному ветру» до сих пор – по коровникам да свинарникам, если бы не счастливая случайность.

Раскрутилось дело врачей.

Цеплярского вызвали в Управление Культуры.

Посоветовали выбросить из названия – и «вольный ветер», и «секстет». А заодно порекомендовали сменить репертуар и музыкантов. Цеплярский наплевал на советы и оставил всё, как есть. И загремел на шесть годков. Но не за то, что космополит. А за самое что ни на есть элементарное хищение социалистической собственности. Израиля Соломоновича поймали на левых билетах.

Сидеть пришлось во Львове.

В тюрьме Цеплярский взял в руки аккордеон и организовал джаз-оркестр. И впервые обрёл свободу – ни тебе реперткома, ни вызовов в Управление культуры.

В основном играли одесско-утёсовский блатняк. Выступали перед казематным начальством и отцами города.

Вскоре Цеплярского, как человека нужного, перевели – за примерное поведение – на поселение. И вручили ключи от отдельной полногабаритной квартиры в центре Львова.

Следуя примеру декабристских жён, из тесной харьковской коммуналки к нему перебазировалась супруга…

Освободившись, Израиль Соломонович остался жить во Львове. Сейчас руководит «Джазом под управлением Цеплярского».

…Уже через месяц мой сакс шарашил уйму расхожих мелодий. И папа пристроил меня играть за башли – в эстрадный оркестрик Гриши Пинхасика, с которым учился когда-то в консе. А следующей осенью я со «свотми кровшми» шестьюдесятью червонцами, вмонтированными в обычные с виду спецтрусы – с двойным дном, съездил в Москву, где с плёвой переплатой, в магазине «Leipzig», приобрёл новенький гэдээровский сакс-тенор фирмы «Weltklang».