Читать книгу Кент Бабилон - - Страница 26

«Любовь нельзя купить?!»…Эту историю рассказал мне сосед по Ифгаузену – Мотя Задеримистер:

«В армию меня забрали сразу после войны. Я был молодой бугай и ещё не знал, что такое аденома. Я окончил школу сержантов и попал в Белоруссию, в танковое училище. У меня была хорошая служба. Я не ходил в наряды, а только проводил инструктаж и разводил караулы. Каждую ночь я был свободен, как птица, а сразу за складами начиналось село Дрычихи, где водилось много хорошеньких девок, тосковавших по мужскому теплу.

После войны, как ты понимаешь, мужики были большим дефицитом. Я отлюбил там несметное число баб.

И тут ко мне пристал интендант – капитан Рогов:

– Мотя, ты же умный человек, что ты делаешь в роте охраны? А у меня склад белья. Я знаю евреев, я работал с евреями, евреи умные люди, с евреями можно работать. Переходи, не пожалеешь!

А я говорю:

– Зачем мне это надо? У меня хорошая служба и никакой материальной ответственности. А на твоём складе у меня будет пухнуть голова за каждую портянку.

– Хорошо, – говорит Рогов, – не хочешь переходить, тогда просто помоги. Я знаю евреев, у них хорошо работает голова.

И он рассказал, что через неделю ожидается ревизия из штаба округа. И у него не хватает 200 простыней. Одна простыня стоит шестьсот рублей. А 200 простыней – это уже сто двадцать тысяч. И денег у него таких, понятно, сроду не было, и светит ему трибунал, а у него мать-учительница и брат – председатель колхоза.

– Ладно, говорю, а куда ты эти простыни девал?

– Ты понимаешь, говорит, я простынями с бабами рассчитывался. За каждый раз простынку давал.

– Хорошо, говорю, через три дня мы с тобой едем в город Крупки.

– А почему через три дня?

– Потому что через три дня – воскресенье.

И вот в воскресенье мы едем в город Крупки, и с собой у нас – два порожних вещмешка. Мы приезжаем на толчок. И там, у торговки жмыхом, я спрашиваю, где можно купить домкрат.

Рогов говорит:

– При чём здесь домкрат?

А я говорю:

– Подожди, скоро увидишь.

И мы с ним идём туда, где можно купить домкрат. И я вижу то, что нам нужно. И я спрашиваю у продавца, что он за это хочет. И продавец отвечает, что хочет за это 40 рублей.

И я беру у Рогова 40 рублей и отдаю продавцу, не торгуясь.

– Что ты делаешь, Мотя? Это же тряпьё, которым шоферня протирает машины! – говорит Рогов.

– Нет, говорю я. Это не просто тряпьё. Это белое тряпьё.

И мы затариваем этим тряпьём вещмешки. И я говорю Рогову, что он должен сказать комиссии, что это и есть его простыни. И они просто изорвались от частой стирки.

– А печати? На них должны быть печати, – говорит Рогов.

– Не волнуйся, будут тебе печати.

И мы приезжаем в часть, и я мажу ваксой старый каблук от сапога, и штампую на этих тряпках “печати”.

Короче, заявляется к нему ревизия – один капитан и три подполковника – и у него этот номер проходит, как шашка в дамки. И он приволакивает мне литруху чистого медицинского спирта, кило крестьянского масла и копчёную тюльку, и мы с ним принимаем на грудь, и его – как прорывает:

– Спасибо, Мотюха! Я же говорил, у евреев хорошо работает голова, сам бы я никогда бы до такого не допёр.

А я ему:

– Капитан, ты же умный человек! Зачем было им простыни давать? Ты что, не мог любить баб за так? Как я!».