Читать книгу Кент Бабилон - - Страница 41

На излёте моей преддипломной техникумовской практики – за три года до встречи с Женей – я получил извещение о посылке.

Чтобы дипломный проект далёкого харьковского племянника произвёл ошеломляющее впечатление на его техникумовских преподавателей, папин ужгородский родственник, работавший на книжной фабрике им. Чапаева, выслал мне 200 листов остродефицитной мелованной бумаги. По дороге в родное отделение связи № 4 я заскочил к Журбину. К тому самому «партайгеноссе» Игорю, – проживавшему в 12-й квартире дома № 44 по улице Октябрьской Революции.

Журбин только что вернулся из Паланги.

Открыла мне мать. Воздух в доме был плотен и сиз.

Игорь окопался на кухне. На столе перед ним стояла бутылка вермута и полная миска окурков.

Журбин затушил бычок, вытащил из пачки очередную «примину» и засмолил по новой.

Kettenraucher (цепной курильщик) – говорят в таких случаях немцы.

…Итак, они познакомились в Паланге.

Она читала книгу, закутавшись в махровое полотенце.

Маленький, но удаленький транзистор, висящий на её шезлонге, вещал об успехах молдавских виноделов.

На обложке значилось: «Arthur Haileu. AIRPORT. Roman. Deutsche Buch-Gemeinschaft. Berlin».

Перекрикивая приёмник – дабы привлечь внимание молодой читательницы, – Игорь стал рассказывать загорающей рядом паре анекдот.

Это был тест.

Анекдот – об узбеке и немцах. Довольно смешной.

Если девушка не рассмеётся, значит – немка, и по-русски не понимает.

А рассмеётся – значит, русская. Или немка, понимающая по-русски (кстати, ничего обидного для немцев в этом анекдоте нет).

А анекдот – такой: «Война, немцы окружают русский танк. “Рус, здавайс! Рус, здавайс!”. В танке молчат. “Рус, здавайс!”. Снова молчание. “Рус, здавайс!”. Открывается крышка люка: “Русскых – нэт. Узбэк надо?”».

Она улыбнулась уголками рта.

Игорь повернулся к ней и на чистом, как ему казалось, немецком изрёк:

– Wie so? Warum lesen Sie eigentlich ein deutsches Buch? Vielleicht ist die russische Übersetzung dieses Werks Ihnen nicht genug?[2]

И незамедлительно получил ответ:

– Ausgezeichnet, sehr geehrter Genosse! Sie sprechen mit einem starken Sumischen Dialekt, aber Wortordnung ist bei Ihnen ganz korrekt[3].

– Ich bin sehr froh[4].

– Lernen Sie Deutsch bei Uni?[5]

– Ich habe Deutsch in der Mittelschule gelernt, und jetzt studiere ich bei der Charkover Radiotechnische Fachschule. Und Sie sprechen auch mit einem guten Urüpinischen Dialekt. Es ist mir sehr interessant, wo lernen Sie eigentlich?[6]

– Ich lerne in elfter Klasse einer Mittelschule in Wladiwostok[7].

– Ich heiße Igor?[8].

– Und ich heiße Shenja[9].

Да-да! Её звали Женя, она перешла в одиннадцатый класс. В Палангу приехала отдыхать из Владивостока, остановилась у маминой сестры.

Они часами сидели у моря, покупали картофельные чипсы в «Кулинарии» на Набережной, ходили на «Полосатый рейс» и ещё на целую кучу фильмов.

Вечерами они целовались на пляже и под козырьками подъездов, но дальше поцелуев дело не шло.

…Потом, уже из Харькова – он писал ей по два-три письма в день.

Ответы получал изредка. Это были сообщения о культурной жизни Владивостока и краткие сводки с личного фронта.

То в неё влюбился молодой кавторанг на вечере поэзии, то довелось ей побывать с папиными знакомыми на охоте, и какая это мужественная профессия – егерь…

Потом она сообщила, что начала встречаться с курсантом артиллерийского училища, и какой он крепкий, смелый и остроумный. И что курсант этот пишет стихи…

С детства я грешил стишками. И мой друг попросил меня сочинить что-нибудь «для неё». Через четверть часа рифмованное признание было готово.

Игорь тут же переписал текст на открытку и запечатал конверт – с моим первым объяснением в любви Женьке, ещё не встреченной, жившей в ту пору во Владивостоке.

А поскольку путь мой всё равно лежал на почту, я сказал, что могу отправить «Слово Игорево» сам.

Инициативу мою Игорёк отверг.