Читать книгу Основы истории философии. Том первый – Философия античности - - Страница 22

Ed. Wellmann, Zeno’s Beweise gegen die Bewegung, Progr., Frankfurt a. 0. 1870. C. Dunan, Zenonis Eleatici argumenta, Nantes 1884. Paul Tannery, Zenon et G. Cantor, in der Revue philos. 1885.

1 Зенон, элеатик, сын Телеутагора, согласно Аполлодору – приемный сын, несомненно, друг и ученик Парменида, родившийся, вероятно, в начале V века, человек столь же политически проницательный, сколь героический и характерный, возможно, уже в юности написал сочинение в защиту Парменида, написанное в прозе и, очевидно, разделенное на более самостоятельные части. Если оно было написано в форме, хотя бы приближающейся к диалогу, то это, а также частое использование дилеммы вне содержания, возможно, способствовало тому, что Аристотель назвал Зенона изобретателем диалектики. Эта диалектика негативна, поскольку намерением Зенона было лишь вернуть обвинение в противоречиях противникам элеатской доктрины.

2. Если Парменид приписывал истину только единству, исключающему всякую множественность, только бытию, отрицающему всякое становление, только устойчивому

Зенон стремится доказать это косвенным образом, а именно показать, что, предполагая множественность, становление и движение, человек запутывается в противоречиях. Доказательство состоит в том, чтобы показать, что, предполагая реальную множественность, одна и та же вещь была бы определенной и в то же время неопределенной; оно основано на том, что каждое множество является определенным (числом) и в то же время содержит бесконечность (дробей). Зенон возражает против бесконечного деления, за исключением того, что он представляет διχοτομία в пространственных терминах, сразу заменяя идею различия на идею разделения (чем-то). Множество также будет бесконечно большим, поскольку содержит бесконечное множество, и бесконечно малым, поскольку не состоит ни из чего, кроме самого малого. Как и множество, Зенон выступает против становления. Как если бы оно происходило из чего-то равного, так и если бы оно происходило из чего-то неравного, оно содержало бы противоречие. Наконец, отрицается возможность движения. Из четырех доказательств, которые Аристотель приводит в качестве зеноновских, первые два снова основаны на бесконечности, порождаемой бесконечным делением, одно – на пути, который должно пройти движущееся тело, другое – на преимуществе Гектора (или черепахи) перед Ахиллом (или гончей). Третье доказательство допускает прежде всего, что летящая стрела в любой момент находится в одной точке, то есть в покое, и, по-видимому, основывает на этом утверждение, что движущаяся стрела находится в покое в течение всего времени своего полета. Наконец, четвертый, по-видимому, воспринимает движение только как изменение и делает вывод из того, что движущийся объект проходит мимо неподвижного медленнее, а встречный быстрее, что результаты могут быть разными при одной и той же скорости и в одно и то же время. Учитывая важность пространства для движения и, согласно Зенону, также для множественности, понятно, что он ищет противоречие и в этой концепции. Оно, как утверждается, заключается в том, что пространство не может быть понято без пространства, а значит, предполагает само себя.

3. Как и у других элеатов, знание органов чувств для него обманчиво. Возможно, чтобы доказать это, придуман Эленх2 (ψόφος), который показывает, что органы чувств не допускают того, что все же следует разумно признать. Если софисты и скептики впоследствии применяли эту и подобные ей идеи, то Зенон не принадлежит к их числу; и известие о том, что он также отрицал существование Единого, объясняется недоразумением, возможно, сохранившимся отрывком, где, снова говоря о бесконечной делимости, он как бы указывает на невозможность конечных единиц (атомов). Маловероятно, что он, подобно своему предшественнику, установил физические теоремы. Некоторые из доктрин, приписываемых ему более поздними авторами, несомненно, могут быть приписаны Эмпедоклу. Возможно, именно они послужили причиной несомненно ошибочного сообщения о том, что Зенон позднее прокомментировал дидактическую поэму Эмпедокла.

§41.

Противопоставление субстанции и категории, ὕλη и λόγος по Аристотелю, сводится пифагорейцами к противопоставлению многого и единого, элеатами, наконец, к противопоставлению небытия и бытия, к формулам, которые Платон до сих пор использует как наиболее адекватные. Пытаясь осуществить то, к чему пифагорейцы только проявляли склонность, то есть зафиксировать бытие, исключив небытие, элеаты становятся чистыми, то есть антифизическими метафизиками и, как справедливо подчеркивают Платон и Аристотель, образуют противоположную крайность по отношению к физиологам. Но именно эта крайняя позиция, которую они занимают, заставляет их против своей воли всегда подтверждать то, что они только что пытались отрицать. Конечно; ведь если бытие должно быть понято с исключением всякого небытия, единое в противоположность всякой множественности, то идея второго возникает наряду с первой так же, как выпуклость поверхности наряду с вогнутостью ее другой стороны. Элеаты, как справедливо говорит Аристотель, были «вынуждены» создать теорию того, что они объявили иллюзорным, наряду со своей наукой о бытии. Если прогресс, как было отмечено ранее (§25), состоит в том, чтобы делать с помощью знания и воли то, что было сделано бессознательно (вынужденно) с прежней точки зрения, то во имя прогресса будет постулирована философия, соединяющая бытие и небытие, единое и многое, а значит, и метафизика с физикой. Метафизические физиологи или физиологические метафизики, таким образом, занимают высшее положение по отношению к рассмотренным до сих пор группам, которые, по крайней мере, две из них, «ионийские и сикелийские музы», Платон выделил с неисправимой точностью. Когда Аристотель включает их в число физиологов, он упускает из виду, что его собственное определение уже не подходит к ним, поскольку они не выводят все из материала «только».