Читать книгу Основы истории философии. Том первый – Философия античности - - Страница 4

Поскольку предисловие к первому изданию, которое я перепечатываю именно по этой причине, устанавливает точку зрения, с которой следует оценивать эту работу, здесь остается обсудить только различия между этим вторым изданием и первым. За тем лишь исключением, что прежнее изложение доктрины Вайгеля было заменено на совершенно иное, хотя бы потому, что я включил в него Себастьяна Франка, который там был опущен, а также по другим причинам, я ничего не удалил, а лишь изменил, внеся дополнения. Несколько увеличенный формат, тем не менее, позволил выполнить пожелание издателя, чтобы прежнее количество листов не превышалось. Большинство этих дополнений было вызвано различными рецензиями на мою книгу, многие из которых были незаслуженно благосклонны. Большинство моих критиков сочтут, что я последовал их призыву. Там, где этого не произошло, они могут не сразу подумать, что я их проигнорировал. Но если причинам, приведенным в моей книге для отделения Анаксагора от более ранних философов, противостоит лишь сомнительный вопрос: нужно ли это делать? – если мое обоснованное причинами отделение неоплатонизма от античной философии рассматривается как неслыханное новшество, хотя Марбах в своем учебнике и, как я знаю из его собственных уст, Брандт в своих лекциях проводили именно такое различие, – если, наконец, мое доказательство того, что томизм и скотизм представляют собой различные фазы схоластики, встречает лишь императивное отношение к тому, что эти две философии различны, на императивное утверждение, что обе они находятся на одном уровне (правда, с немедленно добавленным утверждением, что Дунс относится к Фоме, как Кант к Лейбницу), мне оставалось, поскольку моя книга не ставила своей целью полемику, лишь промолчать о таких бездоказательных или самоопровергающих изложениях. Я мог бы последовать и другим предложениям, если бы те, кто мне их высказал, не сделали это невозможным. Например, анонимный автор в «Allg. Augsb. Ztg.», которого в остальном нельзя обвинить в отсутствии ясности, не пожелал указать мне на те места, где моя книга пытается вызвать аплодисменты с помощью «театральных отступлений», и поставить меня перед необходимостью доказать ему, устранив их, что я испытываю по крайней мере такое же отвращение к похитителям сцены, как и он.

В том, что второе издание содержит значительное количество названий книг, отсутствующих в первом, виноваты не рецензенты. Они включены не для того, чтобы сделать мою работу полезным справочником: даже если бы я был способен написать такой справочник, я бы, конечно, воздержался от этого сейчас, когда у нас есть такой хороший справочник в «Grundrisse» Уэбервега. Напротив, то, что я заявил в качестве своего намерения в предисловии к первому изданию: указать в каждой части, где можно найти советы и наставления для более глубокого знакомства с философом, – было сделано недостаточно, пока скрывались названия книг, из которых я сам черпал наставления и о которых я, следовательно, знал по опыту, что в них можно найти. Теперь они добавлены, и среди них есть те, которые я с пользой для себя прочитал только после выхода первого издания. Ограничение только теми книгами, которые были мне полезны, основано на совершенно субъективном принципе и должно было привести к большой неравномерности в отношении литературы; однако, если бы я отказался от этого, моя книга потеряла бы свой характер и, таким образом, свою главную, возможно, единственную ценность.

Ведь вся моя работа основана на принципе, который можно назвать субъективным, и, как и цитируемая в ней литература, не демонстрирует единообразия в своих отдельных частях. Если бы я хотел, чтобы мое представление истории философии напоминало великие панорамы, которые можно увидеть, только обойдя круговую галерею и часто меняя точку зрения, но которые могут быть созданы именно потому, что над ними одновременно работают несколько художников, я бы искал соратников и последовал примеру знаменитых современных работ по патологии и терапии. Поскольку я принадлежу к старой школе, я не захотел этого делать, а взял за образец не создателей панорамы, а пейзажиста, который изображает местность такой, какой она предстает с одной, неизменной точки зрения. Будь то то, что выбранный объект был слишком велик для меня, будь то, что я не начал работать над ним достаточно рано, будь то, что я не посвятил ему достаточно времени, будь то, наконец, что все это вместе взятое, короче говоря, никто лучше меня не знает, что то, что я выставил миру, не является картиной, к которой ее мастер приложил последний штрих. Поэтому ее следует рассматривать как эскиз, в котором лишь отдельные части были выполнены более точно, а именно те, которые касались никогда не повторяющихся световых и цветовых эффектов, в то время как другие оставались эскизными, поскольку их можно было дорисовать на досуге в студии на основе предыдущих этюдов или чужих картин. Без фотографии: Я прежде всего стремился изобразить те системы, которые были обойдены вниманием других, таким образом, чтобы получить полное представление о них и, возможно, пробудить желание узнать их лучше. Это было сделано, в частности, потому, что главной целью моего изложения всегда было показать, что история философии управляется не случайностью и бессистемностью, а строгой последовательностью. Для этого, однако, философы не первой степени часто оказываются едва ли не важнее величайших (подобно тому как амфибии и другие промежуточные стадии являются таковыми для системы животного ряда). Однако более всего моя главная цель требовала неуклонного следования одной точке зрения; поскольку двое не могут стоять на ней одновременно, в изложение могло быть включено только то, что я сам видел, если не находил. Если я не ошибаюсь, внимательный читатель прочтет в моей книге радостное сознание того, что я не отклонился от этого; этот открытый, я хотел бы сказать, невинный характер потерял бы свою физиономию или мог бы быть лишь искусственно возобновлен, если бы я, не проверяя, копировал других, даже если бы это был лишь железный инвентарь однажды установленных названий книг. Если я не ошибаюсь, я сказал. Без такого ограничения я говорю, что теперь, но только теперь, я уверен, что все, что я позволил сказать автору, часто, возможно, по недоразумению, возможность которого я не отрицаю, но всегда своими глазами, было найдено у него. С некоторыми высказываниями мне было бы теперь очень трудно найти то место, где они находятся в моих выдержках, с другими даже невозможно, не перечитав всего автора, потому что без выдержек из текста я работал в изложении. Однако сейчас я нахожусь в счастливом положении человека, который, получив вексель, датированный местом его проживания и написанный его собственной рукой, отказывается его принять, не убедившись по своему путевому дневнику, что его в этот день не было дома, потому что он никогда не выдает векселей. Любому человеку неприятно, когда его упрекают: то, что ты якобы сказал, нигде не написано, и поэтому я приводил цитаты там, где опасался этого, а когда это случается со мной, я обычно ищу сначала в своих выдержках, а потом в самих выдержках из книг, чтобы посмотреть, не найду ли я цитату. Если я ее не нахожу, то отказываюсь от удовольствия уличить другого человека; этот вопрос меня больше не волнует, поскольку в противном случае он мог бы стать причиной бессонной ночи. Конечно, я не могу донести эту свою уверенность, основанную на субъективных основаниях, до других, и если они найдут утверждения без моих ссылок, они обратятся к другим источникам. Тем лучше! Как я не люблю их, homines unius libri, так и моя книга не хочет увеличивать их число.

Галле, 28 апреля 1869 года.

Доктор Эрдман.