Читать книгу Морские рассказы о главном - - Страница 3

Осень в Атлантическом океане – не самый благоприятное время для его пересечения, на этот период приходится пик штормов и ураганов. Тогда нам было без разницы какой рейс намечается: сегодня в Атлантике, через месяц в Индийском океане… Да и не от нас это зависело. Куда пошлет фрахтователь, туда и пойдем.

Помню, направлялись мы с грузом нефтепродуктов на небольшом танкере в сторону Бразилии, и для пополнения запасов воды, топлива и продуктов, зашли в порт Санта Круз, расположенный на Канарских островах. Это было благодатное время, когда в мире еще не знали, что такое Евросоюз и с чем его едят. В каждой стране существовала своя валюта, своя неповторимая культура и образ жизни. Все были довольны, всем всего хватало, а мигрантов не существовало даже в проекте. К тому времени они еще не родились.

Получив свои причитавшиеся испанские песеты, мы прошвырнулись по городу: отоварились в магазинах, накупили шмоток, в кафешке выпили местного розового вина с неповторимым вкусом и ароматом, а ближе к вечеру вернулись на судно. Стоянка была короткой. Отдохнули немного и вперед с песней.

Судно медленно отходило от причала. С берега доносились приятная, волнующая музыка и шум гуляющей толпы (мы всегда завидовали этим беспечным, праздно шатающимся людям). В лицо дул легкий ветерок; воздух был наполнен запахом крепкого кофе и жаренного на гриле мяса. Ночной город лежал как на ладони. Сияя яркими красками уличных фонарей и разноцветными гирляндами магазинов, ресторанов и забегаловок, он все дальше уходил от нас, сливаясь с небом и морским горизонтом, пока не скрылся в туманной дымке.

– Машину в режим полного хода! Боцману закрепить все по-походному, – раздался из громкоговорителя голос капитана.

Палуба задрожала, главный двигатель, набирая обороты, оставлял за кормой пенный серебристо светящийся шлейф от гребного винта. Я вышел на кормовую палубу. Небольшая зыбь плавно покачивала судно, навевая грустные мысли о прелестях морской жизни. Домой хотелось просто жуть, кто бы только знал. По плану я должен был списаться в отпуск еще месяц назад, но, увы, два заявления писал – все без толку. Никак замену не могли прислать.

В морской жизни многое зависит от ситуации. Например, в какой порт планируется заход. Может случиться так, что и самолеты туда толком не летают. А бывает, что не успевают билет купить, или сменщик заболел, или вообще рейс переиграли, и идем непонятно куда. Как говорят, если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Все непредсказуемо в этой жизни, и прогнозы составлять на ближайшее время – пустое дело.

Я зашел в каюту, посмотрел на исчерканный карандашом календарь. Каждый прожитый день аккуратно отмечался крестиком, и таких крестиков набралось больше полутора сотен. «Еще один день проходит», – подметил я. Оставалось поужинать в кают-компании, посидеть в курилке, поиграть в нарды, потом часа два поспать и на вахту. И так каждый день. Каюта стала такой родной и близкой за период работы, что кажется будто родился в ней и прожил не один десяток лет. Быстро ко всему привыкаешь. Сколько их было – в жизни не сосчитать. Как-никак не один год на флоте, многое повидал, через многое прошел – это, скажу я вам, не шуточки.

Ночью обещали ухудшение погоды, надвигался сильный шторм. И чтобы обойти его стороной, по выходе из порта мы изменили курс. В море расслабляться нельзя ни на грамм, это я по собственному опыту знаю. Стоит чуть-чуть дать маху, как сразу получаешь по полной программе с последствиями, травмами и авариями… Да много чего неприятного может произойти, даже не хочется говорить на эту тему.

После ужина качка заметно усилилась. Я поднялся к себе в каюту, поработал с технической документацией и решил пораньше лечь спать, чтобы выспаться перед вахтой. Казалось, только прилег на пару минут, как прозвучал телефонный звонок, заставив вздрогнуть всем телом – вроде и не спал совсем.

– Алексеевич, пора вставать, – послышался хрипловатый голос вахтенного механика.

Потянувшись, сел на кровать. Под ногами палуба шла ходуном. С трудом натягивая рабочий комбинезон, краем глаза посмотрел в иллюминатор – темень хоть глаз выколи. «Хотя, нет, что-то проглядывается», – подумал я, заметив судовые мачты и белую пену морской воды на грузовой палубе. Судно дергалось, как необузданная лошадь, рысью уходило то вправо, то влево, с трудом управляясь со штурманской рубки. В таком случае главное – держать курс против волны и медленно идти вперед. Не позавидуешь сейчас вахтенному штурману. Впрочем, всем сейчас нелегко, включая шеф повара, которому утром предстояло кормить экипаж.

С каждой минутой шторм усиливался, и ветер, как Соловей—разбойник, свистел на все лады. Играючи, он подбрасывал вверх морские гребни и разбивал их на миллионы мельчайших капель, превращая в водяную пыль. Судно, словно на санках, скатывалось с огромной волны, и палуба уходила из-под ног, проваливаясь вниз, как в бездну. Потом, взвалившись на очередную водяную махину высотой в десятки метров, оно резко подбрасывалось вверх, как на качелях. Океан тяжелым молотом, бил о борт, заставляя содрогаться корпус судна, а носовую часть полностью зарываться в воду. При этом переборки жалобно скрипели и постанывали, как несмазанные старые калоши. В желудке под ложечкой неприятно подташнивало, чувствовалась слабость во всем теле. Но от этого состояния никуда не денешься – издержки любого шторма, на которые не стоит обращать внимание.

Чем отличается танкер от других типов судов? Тем, что во время шторма низко сидящая грузовая палуба полностью покрыта водой. Волны свободно перекатываются с борта на борт, за исключением кормовой надстройки, которая в гордом одиночестве торчит сверху, как пожарная каланча. Зрелище не для слабонервных. Смотреть из своей маленькой уютной каюты на разбушевавшуюся стихию – приятного мало, становится страшно, дух захватывает. В такие моменты чувствуешь себя песчинкой, маленькой букашкой. Но человек так устроен, что привыкает ко всему.

Тучи низко неслись по небосклону. А когда изредка показывалась яркая луна, на свинцовом фоне просматривалось кипящее море в вихре пены и надвигающего ураганного ветра. «Все-таки этот тайфун краем нас зацепил. Трудно представить, что творится в эпицентре», – подумал я. Однако пора спускаться в машинное отделение на вахту.

Внизу качка была не такой резкой, как в каюте. Сделав обход, проверив показания приборов, зашел в центральный пост управления.

– Что тут у тебя? Как дела? – Я поздоровался с вахтенным механиком.

– Из-за шторма по команде с мостика сбросили обороты главного двигателя до маневренного, сильный встречный ветер и волна. Ход судна – два узла.

Третий механик, молодой парень – года три, как закончил мореходное училище, – заметно нервничал. Лицо осунулось, выглядело бледным, даже зеленоватым. Одной рукой он старался удержаться за металлический поручень, чтобы не свалиться с кресла, а другой заполнял вахтенный журнал. Было видно, что это дается ему с трудом.

– Небось, в такой шторм ни разу не попадал? – спросил я.

– Не приходилось.

– Не дрейфь, это еще не шторм, а так, цветочки. В каюте поспишь, отдохнешь. Хотя какой тут сон, когда тело из койки выбрасывает… Как топливные фильтры, не забиваются?

– Чистил два раза, – ответил он.

– Ну это еще ничего, терпимо.

От штормовой встряски в топливных цистернах поднимается шлам и осадок, который вместе с топливом через приемный трубопровод попадает в фильтр главного двигателя и забивает его. Если вовремя не почистить, двигатель может заглохнуть и остановиться в самый неподходящий момент. А это самое страшное, что может случиться во время шторма. Судно становится беззащитным, его разворачивает на волнах и кидает, как яичную скорлупу, в разные стороны. Крен с борта на борт становится все сильнее и сильнее, а под тобой тысячи метров морской воды. До ближайшего берега сотни миль, и помощи ждать не от кого. Не приведи господь попасть в такую ситуацию. Явная гибель!

Но, как правило, в такие минуты никто не думает о плохом: «Что будет дальше? А если… А вдруг…». Каждый просто занимается своим делом согласно обязанностям, потому что на страшилки времени нет. Да и привыкаешь к ним, как к неотъемлемой части морской жизни. Самое главное в таких случаях – без паники. Поэтому я постарался отвлечься от собственных мыслей: «Однако, чего это я себя накручиваю? Ну шторм как шторм. В жизни и не такое бывало: и пожары, и аварии… Если покопаться в памяти, то многое можно вспомнить». Но неприятное предчувствие не покидало. А оно никогда меня не подводило.

– Все нормально, иди отдыхай, – обратился я к третьему механику. – Вахту принял.

Затем расписался в вахтенном журнале, поудобней уселся в кресло: «Не забыть бы утром предупредить старшего моториста, чтобы приготовил новые фильтры для замены». Потом еще раз проверил по мониторам показание приборов и позвонил в штурманскую рубку.

На мостике нес вахту мой приятель, которого я знал не один год. Примерно одногодки, мы в свободное время резались в нарды, а во время стоянки в порту ходили вместе по барам и ресторанчикам.

– Серега, доброй ночи. Вахту принял, все нормально. Как у нас с погодой? – спросил я.

– Привет. Изменили курс: обходим тайфун стороной. Сам чувствуешь, что творится. Впереди практически ничего не видно. Скорость упала до нуля, топчемся на одном месте, – ответил он. – Ладно, не впервой.

– Это уж точно. Если что, звони. Давай, до связи.

От ударов волн, судно содрогалось и жалобно стонало, как раненый зверь, которому двигаться невмоготу, а надо. В какой-то момент его сильно накренило, резко подбросило и со страшной силой рвануло вниз. Ноги подкосились, я с трудом удержался за поручни обеими руками. Давненько такого не было.

Морская качка действует на всех по-разному: одних тошнит, и на еду они смотреть не могут, у других, наоборот, разыгрывается зверский аппетит – едят, как бакланы, все подряд. Но, в целом, это неприятное ощущение, когда ни поспать толком, ни поесть. Нервы напряжены, и подсознательно чувствуешь: в такой ситуации может всегда что-то произойти.

Откуда-то снизу, в районе токарного отделения, внезапно раздался оглушительный грохот, будто что-то тяжелое с силой грохнулось о палубу. Бегом спустился вниз по трапу и открыл металлическую дверь токарки. С висевшего на стене щита сорвались тяжелые инструменты и приспособления для разборки главного двигателя. С каждым креном судна они катались по палубе и с шумом ударялись о переборку. Все ящики с запасными частями, лежащие на стеллажах, были опрокинуты и разбросаны. Кое-как уложил инструменты в большую коробку, закрепил стропами. Затем подобрал с пола разводной ключ, болт с гайкой и машинально положил их к себе в карман, как вдруг в машинном отделении сработала сирена.

Сигнализация орала громко и настойчиво. «Ну, началось… – подумал я. – Что это могло быть?». Запыхавшись, забежал в пост управления и окинул взглядом пульт управления. Параметры работающих механизмов, главного двигателя и вспомогательных дизелей были в норме. Это уже хорошо. Но на одном из мониторов сбоку мигала красная лампочка – сигнальный датчик осушительной системы показывал, что кормовой колодец под нижними плитами полный водой. «В начале вахты, когда делал обход, он был пустой, – вспомнил я. – Значит, откуда-то поступает вода и заливает машинное отделение. Пресная или забортная – не важно, надо срочно проверить».

Мысли вихрем крутились в голове. Что-то случилось, просто так колодец не мог заполниться. И этот шторм так не кстати, не дай бог, что-то серьезное. Приподняв нижние плиты, посветил фонариком возле переборок. «Так, здесь все нормально. Здесь тоже… А вот чуть дальше, в стороне… Это что ж такое?». Откуда-то снизу лилась вода под довольно сильным напором. В груди похолодело. Вот оно, предчувствие?

Спустившись еще ниже по металлической лестнице, обнаружил, что из-под верхней крышки фильтра кингстона через прокладку бьет струя забортной воды. Что такое кингстон знает любой моряк: через него из-за борта вода поступает в машинное отделение для охлаждения двигателей. Я лихорадочно ощупал крышку и почувствовал, как она «играет» под рукой – двигается верх вниз в такт качки и ударами волн. «Что делать? – судорожно вопрошал сам себя. – В любой момент протечка может увеличиться, и, не дай бог, вода вырвет крышку крепления. В считанные минуты, если не секунды, тонны воды заполнят машинное отделение, и тогда все, конец! Судно опрокинется кормой вниз и мгновенно уйдет под воду. Весь экипаж погибнет, так и не поняв, что произошло».

Такие случаи в практике уже были и не раз. На долю секунду я представил всю картину так четко и ясно, что меня обдало жутким холодом. Тугой комок страха – даже не страха, а ужаса – сковал все тело. «Так, спокойно, надо взять себя в руки! Из любой ситуации должен быть выход. Необходимо поджать крепежные гайки на болтах. Для начала хотя бы одну, из-под которой поступает вода. А если не поможет, что тогда? Времени на раздумья нет! Надо рисковать, – решил я; рука машинально нащупала в кармане разводной ключ. – Так, сейчас аккуратно закрутим, и все будет в порядке».

Но те тут то было. Большая и ржавая пресловутая гайка никак не хотела поддаваться, не двигаясь ни в одну, ни в другую сторону. В голове крутилась только одна мысль: «Хоть тресни, но надо закрутить. Закрутить любым способом!». И тогда, упершись всем телом о переборку, используя ноги и руки как рычаги, я навалился изо всех сил, моля: «Ну давай, милая, ну хотя бы чуть-чуть, самую малость…». Нет, не получилось.

Напор холодной воды заметно усилился, заливая меня с головы до ног. Пришлось пробовать еще раз, но уже на ощупь. И тут случилось непоправимое: старый болт от неимоверного усилия оборвался и вместе с гайкой улетел вниз, застряв между трубами. Туда же упал и фонарик, достать который не было ни времени, ни возможности. Откинувшись по инерции всем телом назад, ободрав руки о переборки до крови, я с ужасом увидел, что вода бьет фонтаном, а крышка с каждым разом сдвигается сильнее. От собственного бессилия перехватило дыхание. Там внизу, под металлическими плитами, в полутьме, я чувствовал себя жалким и ничтожным существом. «Что делать? Что же делать? Если вырвет крышку – это конец! – паниковал я. – Добежать до токарного отделения, чтобы найти запасной болт с гайкой? Могу не успеть. Сколько времени у меня есть? Минута, две минуты?». Меня лихорадило. Мокрый, грязный, зажатый между трубами, я уже толком ничего не соображал.

«Стоп… Стоп! У меня же есть болт с гайкой, – вспомнил я и полез в карман. – Вот же он, родимый! Размеры почти совпадают, главное – достать и не уронить». Дрожащими от напряжения руками, уже не видя и не чувствуя перед собой ничего, кроме потока соленой воды, я кое-как просунул болт в отверстие крышки и стал закручивать гайку. Сначала рукой, потом ключом, раз за разом, я закручивал ее как можно сильнее. Течь заметно уменьшилась и почти прекратилась, а крышка больше не дергалась. «Все, больше ничего не трогать, ничего не обжимать», – решил я, сел на плиты, прислонившись к переборке. Затем провел рукой по лицу и почувствовал ссадину на щеке. В голове была пустота, хотелось отдохнуть хотя бы пару минут. На деревянных ногах с трудом поднялся и медленно стал подниматься по трапу. Хорошо, что не было звонков из штурманской рубки, и сигнализация не тревожила. А главное – повезло, что топливные фильтры не успели забиться.

Я понимал, что сильно рисковал. Ночью во время шторма производить любые работы строго запрещено. Тем более одному, без поддержки и страховки. Все могло обернуться по-другому, с трагическим исходом, но, к счастью, обошлось. На этот раз я победил ценой неимоверных усилий, а может, простого везенья. «Ну и слава богу. Сойду в отпуск, зайду в церковь и поставлю свечку Николаю Угоднику, покровителю моряков», – пообещал сам себе. От пережитого состояния перехватывало дыхание, сердце разрывалось на части; все силы и эмоции остались там, внизу. Весь мокрый я упал в кресло, а немного отдышавшись и почувствовав себя свободнее, расправил плечи и расслабился. До конца вахты оставался час.

Утром показал старшему механику протечку в районе кингстона и новый болт. Решили, что у боцмана надо взять доски, сделать деревянный ящик вокруг и залить цементом с жидким стеклом, а на ремонте полностью заменить на новый – вот и все дела. Все обыденно и просто.

Переодевшись, поднялся в кают-компанию. Все позавтракали, кроме Сереги. Улыбаясь, он уплетал бутерброды за обе щеки.

– Давай присоединяйся! Сегодня яичница с колбасой на завтрак, – сказал он. Настроение у него было хорошее, как у человека, с честью выполнившего свой профессиональный долг. – Счастливый ты человек, – посмотрев на меня, продолжил он.

– Это почему же? – Я даже удивился, откуда мне счастье привалило.

– Сидишь там внизу, в машинном отделении, – тепло, светло, газетку почитываешь. Смотришь на свой пульт управления и в ус не дуешь. Да и время пролетает незаметно. То ли дело у нас: скукота, темнота, за сотни миль никого вокруг, спать охота, глаза слипаются, не успеваешь кофе стаканами пить.

– Согласен, у нас внизу веселее. Как говорится, кто на кого учился… Сам знаешь, – ответил я.

После ночного происшествия мышцы и ссадины на руках ныли и побаливали. Я налил себе стакан крепкого чая с лимоном и с наслаждением пил маленькими глотками. Есть не хотелось.

– Что там с погодой? – спросил я его.

– Да все нормально. Тайфун потрепал немного и прошел стороной. К обеду совсем успокоится. Дней через десять будем в Бразилии. Девчонки там классные. Помню с одной кувыркался всю ночь… Попкой так задвинет, что мертвого разбудит.

«Это уж точно, – подумал я. – Крутить этим делом они умеют».

В каюте был полный разгром: на полу валялась документация, инструкции и разбитая тарелка с чашкой. «Ничего не буду убирать, сейчас только спать, – устало решил я. – Но сначала принять душ».

Теплая струя воды успокаивающе расслабляла тело. Обмотавшись махровым полотенцем, я посмотрел в иллюминатор. Ветер ослабел, стал не таким сильным, как ночью, море заметно успокоилось, из-за тучи выглянуло солнце. Впереди, прямо по курсу, появилась разноцветная радуга во всю ширину неба, мы шли навстречу ей полным ходом. Казалось, еще немного и мы пройдем сквозь нее, но через какое-то время она исчезла, растворившись в ярких солнечных лучах наступающего дня.

Огромный альбатрос парил над морем, плавно покачиваясь в струе свежего ветра, он изредка задевал своим крылом очередной гребень волны. «Еще один день наступил, – понял я. – Можно ставить крестик в календаре. Ну да ладно, потом, все потом».

Спал я крепко, без сновидений.