Читать книгу Морские рассказы о главном - - Страница 6

Пароходы – как люди, каждый из них живет своей неповторимой жизнью. Пока строятся на судоверфи, а затем отправляются в свой первый рейс, они вроде как все одинаковые, будто братья-близнецы. И только потом, с каждым годом, по мере взросления, их жизнь непредсказуемо меняется. Совсем как у нас с вами.

Одни, как белые лебеди с гордо с поднятой головой, плавают чистенькие, ухоженные, пахнут свежей краской. Да и рейсы у них размеренные, неторопливые, и перевозят они грузы хорошие, и стоянки в порту – соответствующие. Экипаж на такие пароходы подбирается, как правило, умный, порядочный, трудолюбивый. И живут такие суда, по человеческим меркам, долго и счастливо.

Другим везет меньше – можно сказать, совсем не везет, – их эксплуатируют на износ: крутятся как белки в колесе на коротком плече, носятся как угорелые, разбивают механизмы в пух и прах. Все торопятся куда-то, быстрей да быстрей, – стоянки короткие, план не успевают выполнить, как говорится, ни вздохнуть, ни выдохнуть. Работают так, что через пару-тройку лет превращаются в хлам, истоптанную грязную обувь. Денег на ремонт и покраску не дают, хозяева меняются как перчатки, и каждый норовит только прибыль получить, выжимая из парохода и экипажа все соки. Да и последний набирают черти какой – с миру по нитке. Оттого и аварии, потому и тонут, бедолаги, раньше времени вместе с людьми. Хотя, может, все дело в судьбе или непредвиденном случае? Кто его знает, не мне судить.

«Какая судьба? О чем базар? Это же груда металла!» – воскликнет обыватель, сидя у телевизора с банкой пива, нежно поглаживая свое необъятное пузо. Он никогда не бороздил моря и океаны на этих самых пароходах, ни разу не попадал в настоящий шторм, не чувствовал под ногами дрожащую, уходящую из-под ног палубу и навалившуюся многотонную волну, готовую придавить и сплющить любого на своем пути. Страшное зрелище! Такой человек никогда не поймет меня. Ведь в эти моменты пароход, словно живое существо, пытается совладать с морской стихией, справиться с неуправляемой природой, пока ты сам – казалось, самый умный и сильный на этом свете – всего лишь букашка, маленький, слабый человечек. Это он борется изо всех сил, трясясь от натуги, и, не щадя жил, старается выжить наперекор всему. А ты лишь содрогаешься вместе с ним, пытаешься хоть чем-то помочь: молишься Николаю Угоднику, покровителю моряков, когда судно в очередной раз, с трудом взвалившись на огромную волну высотой с пятиэтажное здание, падает вниз, словно в бездну.

Нет, это им береговым никогда не почувствовать и не понять. Настоящий моряк всегда такому скажет: «Да что вы знаете о морской жизни? Когда пароход становится частью самого тебя, врастает в твои кожу и кости; когда ты обветрился соленым ветром, знойным солнцем, пропах дымом, пропитался соляркой и машинным маслом…» Возможно, это звучит довольно странно, но это так.

В море мне приходилось бывать на разных судах: новых и старых; измотанных до предела, измочаленных от постоянной работы и счастливых, удачных, достойно отработавших свой нелегкий век и стоящих теперь где-нибудь в сторонке у причала, в дремоте и наслаждении тишиной и покоем. Про таких говорят: «Настоящие труженики моря! Повезло им». Впрочем, так же, как и у нас у людей.

Оно иногда как бывает в жизни? Сначала вроде все хорошо, даже отлично, а потом – раз! – и пиши пропало, все наперекосяк: и кораблекрушения, и на мель садятся по халатности или неопытности экипажа… Порою, если не ты что-то эдакое, несуразное сделал, так тебе могут – борт, например, продырявят за милую душу. Вот о таких случаях из моей морской практике и пойдет речь.

Работал я тогда вторым механиком на добротном пароходе, с современным классом автоматики в машинном отделении, с удобными, уютными каютами, со спортзалом и маленьким бассейном. Условия проживания соответствовали всем требованиям. Перевозили нефтепродукты в разные страны. Грузовые танки были покрашены специальной краской на эпоксидной основе, что давало возможность, помимо прочего, перевозить и пищевые продукты, такие как подсолнечное, соевое и пальмовое масла. Не брезговали и патокой; даже пару раз возили питьевой спирт – радости тогда было немерено… Ну это я так, вспомнил к слову.

Тот рейс, о котором пойдет речь, ничем не отличался от всех остальных. После погрузки подсолнечным маслом в Аргентине мы взяли курс на Бельгию, в порт Антверпен. Атлантический океан встретил нас спокойствием и тишиной. Вдали, куда не бросишь взгляд, простиралась морская гладь до самого горизонта, вокруг – никого. Изредка в дымке покажется какое-нибудь судно и тут же исчезнет, или стая летучих рыбок неожиданно выскочит из морской глубины, понесется на своих крыльях, обгоняя друг друга, да растворится на фоне голубого неба. А потом опять тишина, только шуршание воды за бортом. Идешь себе и идешь потихоньку. Двигатель монотонно крутит гребной винт, оставляя после себя гребешки волн, расходящиеся в разные стороны, и кажется, что это неторопливое движение в пространстве будет происходить вечно. Выйдешь на палубу, постоишь немного, полюбуешься однообразием окружающего мира, почувствуешь обжигающую жару палящего солнца, и обратно, в каюту. А вечером, во тьме уходящего дня, взглянешь на мерцающие звезды, на одинокую печальную луну, какой она была и тысячу лет назад, взгрустнешь и пойдешь спать. И так день за днем.

По пути мы должны были зайти на Канарские острова для получения продуктов, воды и бункера. Заодно планировали прошвырнуться по городу, размять ноги, промочить горло парой кружек пива, ну и самое главное – отовариться, накупить всякого товара для души, тела и на продажу. И вот, рано утром, благополучно бросили якорь на рейде у входа в порт Санта-Крус. (Мы даже не встали к причалу, потому как все работы происходили на рейде.) К судну тут же подошел небольшой старенький катер, взял на борт первую группу увольняющихся на берег моряков, в числе которых был и я. Через час подошли к берегу, разбрелись кто куда. Сначала прошлись по маленьким магазинчикам, предназначенным для таких моряков, как мы, затем, оставив там же огромные сумки и пакеты со шмотками, налегке прогулялись по городу, периодически заходя в кафешки попить пива из запотевших бутылок. Времени на это удовольствие давалось всего-то часа четыре, не больше, потому как после обеда в город должна была ехать следующая группа товарищей, ну а вечером после приема топлива планировалось продолжить свой рейс на Европу.

Возвращаясь обратно на катере, мы наблюдали за рулевым крутившим штурвал в разные стороны, словно заправский жонглер, хвастались друг другу покупками и допивали пиво. Настроение было приподнятым. Катер штивало в разные стороны, как необузданную лошадь, пенные брызги встречной волны окатывали низкую палубу и нас в том числе, а нам хоть бы что – хохочем. Но вдруг рулевой, поговорив с кем-то по радио связи, наклонился к нам и сообщил, что наше судно столкнулось с другим и получило повреждение.

– Этого не может быть, исключено, – не поверили мы и продолжили смеяться. – Стоим на рейде, никого не трогаем. Наверное, какая-то ошибка.

– Какая ошибка? – отвечает он. – Подошел огромный контейнеровоз, этакая громадина, раза в два больше вас, и во время швартовки на якорь, в последний момент, у него отказало рулевое устройство. Его понесло по инерции в сторону, навалился всем корпусом, разворотил вам скулу бака, изрядно помял бока. Сейчас сами убедитесь.

И действительно, минут через двадцать специально подошли поближе к носовой части. Да, как говориться, нет слов одни чувства. Рваные стальные листы палубы торчали в разные стороны, как тополи на Плющихе, обнажая раскуроченную боцманскую кладовую, расположенную под полубаком. Хорошо, что пробоины у борта не произошло, а то запросто пошли бы ко дну прямо на глазах у всех пароходов.

Вот так, нежданно-негаданно, мы зашли в порт и встали на аварийный ремонт возле небольшой плавучей мастерской. Компания контейнеровоза оплатила все неустойки, связанные с ремонтом. Сам виновник получил лишь несколько царапин и небольшие вмятины, и те – были не в счет, так что судно ушло в рейс в тот же день.

Если честно, незапланированный ремонт мы восприняли как некое развлечение. Первый раз за все время мы могли подолгу гулять по городу, не торопясь, с чувством, с толком и расстановкой. По вечерам сидели в прибрежной кафешке, небрежно потягивали местное винцо и наслаждались закатом океанского прибоя.

Заводчане – молодцы, старались, не покладая рук, работали круглые сутки. Даже пару раз нашли время свозить нас на экскурсии. Первая была автобусом по живописной дороге горного серпантина. Через густые сосновые леса мы поднимались ввысь, над облаками, на вершину потухшего вулкана. Глыбы застывшей лавы удивительным образом напоминали лунный пейзаж и сюжеты из фантастических фильмов голливудских режиссеров. Там же мы пообедали в небольшом ресторанчике и продегустировали местную кухню. В следующий раз свозили на другую сторону острова, где в фешенебельных отелях отдыхали богатые туристы со всего мира. Бутылка кока-колы там стоила, по нашим подсчетам, баснословных денег. Попить воды даже не смогли! Не спорю, красиво, все сделано со вкусом, глазу приятно, но нам, советским морякам, смотреть на загнивающих толстосумов было однозначно не интересно, потому как между нами была такая финансовая пропасть, которую никаким мостом не соединишь.

Между тем на судне своей работы тоже было выше крыши: почистили холодильники охлаждения главного двигателя, насосы перебрали, – всех работ и не перечесть. Две недели ремонта пролетели быстро и с пользой для дела. В итоге все было сделано в лучшем виде, как будто и не было никакой аварии. Носовую часть подровняли, стальные листы заменили на новые, вся палуба блестела от свежей краски. И наконец мы могли покинуть гостеприимный порт – как говориться делу время, а потехе час! – и взять курс на Антверпен.

Бискайский залив встретил небольшим волнением. Судно нехотя перекатывалось с борта на борт, изредка зарываясь носом в очередную волну. Такая качка действует убаюкивающе, совсем как в детстве: спишь крепко, без сновидений.

В Антверпене выгрузка прошла довольно быстро, в течении суток. Но все же экипаж успел побывать в городе и накупить дешевых ковров (в то время они были в моде), чтобы дома продать рублей за восемьсот. По тем временам, приличная сумма денег! В общем, даром времени не теряли.

Прошло пару месяцев, может больше, и мы уже стали забывать о неприятном событии, произошедшем с нами. Рутинная работа заставляла думать о другом, к тому же изменился район плавания. Теперь мы работали в Индийском океане – перевозили пальмовое масло из Малайзии в Европу через Суэцкий канал. При прохождении канала иногда возникали непредвиденные ситуации, порой даже совсем неприятные, мягко говоря… Но о них я расскажу как-нибудь позже, в следующий раз.

Рейсы были спокойные, без напряга, особенно когда грузились маслами где-нибудь в мелких деревушках, где даже буксиров не было, приходилось швартоваться самим. Все происходило без спешки: как правило, стоянка занимала несколько дней, мы успевали не только плодотворно поработать, но и отдохнуть, наконец от души выспаться между вахтами. Бывало, на рейде неделями стояли, рыбу с борта ловили в свое удовольствие. Погода хорошая, не качает, отпуск приближается незаметно, в шею никто не гонит, нет драконовских портовых служб, как, например, в Америке или в той же самой Европе, – красота! На лодке постоянно подъезжали к борту местные торговцы, предлагали бананы, ананасы, виски местного производства (втихаря, конечно же), ну и всякую нужную для моряка мелочь. Все это менялось на рабочие рубашки, штаны и обувь.

После загрузки в очередном порту несколькими сортами масел, мы взяли курс на Гонконг. Вообще-то работать в тех местах было небезопасно (один Малаккский пролив чего стоил: то тут, то там на быстроходных лодках сновали морские пираты, готовые в любой момент забраться на борт судна и поживиться всем, что под руку попадет), поэтому ухо мы старались держать востро. Правда случались и проколы.

За сутки до подхода к Гонконгу прошел сильный тайфун, накрывший мощным ураганом город и его окрестности. Настоящий тропический ливень, падающий с неба сплошной стеной, который чуть не затопил несколько маленьких деревень, расположенных на близлежащих островках. Поэтому, когда мы встали на рейде в ожидании швартовки, сильное течение в семь-восемь узлов, окрашивая воду коричневым цветом, гнало в разные стороны вырванные с корнем кусты и коряги вперемежку с бревнами. Из-за непогоды на рейде собралось много судов, столпившись в довольно узком месте, где каждый ждал своей очереди постановки к причалу. Ситуация со швартовкой, прямо скажу, была не совсем благоприятная. Помимо течения, дело усугублялось множеством маленьких, снующихся тут и там без всяких правил, рыбачьих лодок и самоходных барж.

Так мы простояли двое суток. Погода немного улучшилась, но течение оставалось по прежнему сильным. Ночью произошло по судовым меркам чрезвычайное происшествие, пока вахтенный штурман в рулевой рубке уютно дремал на небольшом диванчике, просматривая очередные сны, а матрос клевал носом, упершись лбом о стекло иллюминатора, к борту незаметно подошла лодка. Два лихих джигита с огромными ножами в зубах вскарабкались по якорной цепи на бак судна, открыли кладовку боцмана и вытащили все инструменты и краску. Освещение на баке мощное – светло так, что можно иголку в стоге сена найти, – и на тебе. Уму непостижимо, как они умудрились под самым носом такое мероприятие провести. Профессионалы, одним словом. Так ведь и по каютам шмон могли навести, пока все спали… Но это еще полбеды! Через якорные клюзы они спустили к себе в шлюпку 150 метров швартовных канатов! А это уже серьезно. О такой пропаже надо сообщать в пароходство, в службу, где за такие вещи по головке не погладят. Как итог, капитан злой, штурмана поникшие. После происшествия стали выставлять добавочные ночные дежурства с обходами по всему судну.

Наконец дали добро на швартовку, как раз на моей вахте. Прикинул по времени: часа за четыре подгребем к причалу, к концу вахты управимся, потом можно сразу и в город махнуть.

К борту судна подвалил маленький катерок с лоцманом.

– Боцману, электрику на бак, – донеслась команда капитана с рулевой рубки. – Палубной команде приготовится к авралу.

По команде с мостика запустили главный двигатель, проверили параметры работающих механизмов, доложили обстановку.

– Все нормально, передаем вам управление главным двигателем, – сообщил я наверх.

– Принято. Берем управление на себя, – ответил вахтенный помощник капитана.

«Ну все, теперь пусть они сами крутят, как хотят», – подумал я, поудобней усаживаясь в кресло. Палуба мелко задрожала, двигатель отработал на задний ход, якорь медленно поднимался из воды. Наконец дали малый вперед.

Судно шло в маневренном режиме, изредка меняя скорость в зависимости от ситуации. Наверху, на мостике, было спокойно, у нас тоже все на мази: все вертится, крутится как положено. В мыслях я уже перебирал, какую модель магнитофона куплю в Гонконге: двух кассетный Шарп или все-таки Сони. В предвкушении покупки даже потирал руки от удовольствия. Давненько мечтал попасть сюда, и вот свершилось!

Но тут я почувствовал, что на мостике происходит что-то неладное: нервные восклицания, отдельные крики доносились через громкоговоритель. Сходу дали стоп машине, потом полный назад, опять вперед, – какие-то непонятные судорожные движения. Предали управление двигателем опять нам, в машинное отделение, потом по команде перешли вообще на ручное управление, чтобы быстрее разворачивались лопасти гребного винта для изменения скорости судна… Появилось ощущение, что назревает какая-то внештатная ситуация. В голове прокручиваются всякие нехорошие мысли. Или нас куда-то несет в сторону, не дай бог на берег, или, еще хуже, на какое-нибудь судно. Тут уже не до бережного отношения к двигателю – нагружаем по полной программе, на все сто процентов. Главное – выкрутиться из этой ситуации. А, судя по всему, там наверху она была напряжена до предела.

Вдруг мы почувствовали удар о корпус судна. Настолько сильный, что все, находившиеся в центральном посту управления, по инерции попадали на пол. «Неужели ударились о причал? – была моя первая мысль. – Хотя, нет, рано. До него еще далеко идти…» Через короткий промежуток времени произошел еще один удар, послабее, судя по всему в середину корпуса судна. Потом еще, небольшой, тихий, будто кто-то нежно толкнул нас в корму. Тут же дали команду «стоп машина» и бросили якорь. Все команды с мостика прекратились, наступила тишина, как перед бурей. Мы в растерянности молча смотрели друг на друга. И тут к нам спустился бледный моторист.

– Что там наверху? – спросил я.

– Труба дело. Китайский контейнеровоз утопили, – ответил он.

– Как утопили?! – воскликнул я. От волнения перехватило дыхание.

– Молча. Врезались в него, как нож сквозь масло, чуть напополам не раскололи. Пробоина метра два образовалась. За десять минут перевернулся.

Озноб прошелся по всему телу. Было ощущение, что волосы на голове слегка зашевелились. «Ну все. Теперь тюрьма. Точно посадят. Кто на вахте стоял, тех и посадят», – с тоской подумал я. Пойди разберись в таких случаях, кто виноват, а кто прав.

Я поднялся на грузовую палубу, окинул акваторию взглядом. Куда ни взглянешь – повсюду плавали одни контейнеры. Совсем рядом, метрах в ста от нас, покачивалось на воде ржавое в ракушках днище перевернутого вверх дном судна, которое медленно относило течением в открытое море. Сбоку днища, из отверстия трубы, под напором клубился пар, нефтяные струйки, просачиваясь из поврежденных топливных танков, заполняли морскую акваторию тонкой вонючей пленкой. В небе уже стрекотал вертолет, с которого операторы местного телевидения снимали все происходящее на камеру. Еще бы, такая сенсация!

На следующий день весь мир знал о происшествии. По телевидению только и говорили про нас: русские, такие-сякие, потопили судно, загрязнили нефтью весь порт, нарушили экологию и так далее, и тому подобное. Из дома сплошным потоком шли радиограммы: «Как вы? Что с вами?» А нам в это время было ой как несладко. Хотя были и… позитивные моменты.

Во-первых, на борту китайского судна в момент столкновения практически никого не было. Все находились в городе, за исключением трех человек, успевших вовремя надеть спасательные жилеты и заранее попрыгать в воду. Так что жертв среди экипажа не было.

Другим неоспоримым фактором в нашу пользу, что подтвердил местный лоцман, являлось то, что перед началом катастрофы огромная баржа, заполненная песком, наглым образом шла наперерез нам, нарушая все существующие законы мореплавания. Чтобы не столкнуться с ней, пришлось сбросить ход до самого малого, фактически остановиться, но в условиях сильного течения судно становится практически неуправляемым. (Тут уж без разницы: что вперед, что назад, – все без толку.) Вот тогда-то все и началось: судно закрутило, завертело, будто какой-то демон спустился с небес и решил позабавиться над нами. Он играл нашим судном, как ветер яичной скорлупой, не давая ни секунды на размышления. После попытки увернуться от баржи нас понесло на стоящий на якоре контейнеровоз, который мы без зазрения совести тут же продырявили и утопили. Но это – только начало! Дав задний полный ход, что только усугубило ситуацию, нас стало заносить в другую сторону, и спустя короткое время, своим левым бортом мы навалились на рядом стоящий танкер, который носом протаранил нашу кают компанию и смял ее в лепешку. А ведь он стоял в грузу под нефтепродуктами. Небольшая искра, возникшая от столкновения, могла привести к взрыву в его грузовых танках. Можно сказать, легко отделались. Ну и под конец, когда нас все еще продолжало крутить, мы легонько коснулись еще одного судна, которое оставило на нашей корме небольшую вмятину с дырочкой посередине примерно в кулак. Хорошо еще, что выше ватерлинии.

Вот такие пироги. Кто не видел, тот не поверил бы, что такое возможно.

Две недели нас мурыжили: проверяли документацию, заставляли писать объяснительные, снимали копии с вахтенных журналов… Нервы были на пределе, а состояние шока все это время не покидало ни на минуту. Пароходство наняло опытных адвокатов, борьба за выживание была не шуточной. Но правда была на нашей стороне: все было по правилам, отказа в работе механизмов не было, действия экипажа посчитали верными. Погодный фактор и ошибку экипажа злосчастной баржи, которую так и не нашли, признали причиной аварии. А кто ее найдет, эту баржу, когда каждый день они десятками снуют туда-сюда, как ненормальные, проходу солидным пароходам не дают?

Наконец мы встали к причалу, благополучно выгрузились. О каком-то увольнении в город даже в мыслях не было, – быстрей бы уйти из этого злополучного места! За время стоянки, как могли, заварили повреждения. (И обедали теперь все вместе внизу, в столовой рядового экипажа.) Портовые власти дали добро на отход, но с условием, что по приходу в любой порт сделаем соответствующий ремонт.

Обратно шли порожняком. А через пару дней получили сообщение от пароходства, что идем в Италию – там и подлатают нас, и в док заодно встанем для осмотра днища и рулевого устройства. Десять дней стоянки у причала небольшой ремонтной мастерской прошли быстро. Все сделали как положено. Но, как ни странно, на этом приключения с нашим судном не закончились.

После ремонта мы пошли в Новороссийск для погрузки дизельным топливом. Проходим Босфор. Солнце светит, птички щебечут… И вдруг, откуда ни возьмись, на пролив спустился густой туман, да такой плотный, хоть ножом режь! Протянешь руку, а ее не видно. Останавливаться нельзя, запрещено. Хорошо, лоцман знал свое дело: шли малым ходом, постоянно подавая сигнал судовым гудком о своем присутствии. И все же без ложки дегтя не обошлось. Прямо перед носом судна неожиданно появилась турецкая подводная лодка, шедшая в надводном положении на другую сторону канала. Двигалась она без всяких правил, как у себя дома. Вовремя дали стоп, но все равно ударились, можно сказать, коснулись своей носовой бульбой о корпус субмарины.

Опять шум, гам, «стоп машина». У нас даже вмятины нет, а у них – претензии. Хотя этих подводников тоже можно понять: если ты очутился в наглухо закрытой бочке, и кто-то – нехороший человек – вдруг с силой шарахнет по ней снаружи кувалдой, то мало не покажется, от страха и в штаны наложишь. Думаю, нечто подобное они и почувствовали. Снова разборки, нервотрепка… Но, слава Богу, все обошлось. В Новороссийск разве что пришли с опозданием. Вот оно как в жизни бывает, планируешь одно, а на деле совсем другое получается.

С тех пор прошло года три. Началась пресловутая перестройка, развал Союза со всеми последствиями… Пароходства стали обанкрочиваться, новоявленные хозяева по дешевке продавали суда кому не попадя, а деньги перекидывали на свои счета в иностранные банки, – распил государственного имущества шел по полной программе. К тому времени я уже работал в одной морской иностранной компании. И вот однажды, находясь в греческом порту Салоники, с удивлением обнаружил у проходящего мимо причала знакомые очертания судна, на котором когда-то ходил по морям. Полностью перекрашенное в унылый серый цвет, с панамским флагом на корме, это было уже чужое судно, не мое. Замызганное, неухоженное, с большими нефтяными подтеками на грузовой палубе и черным дымом, клубами поднимающимся из трубы. «Что же они из тебя сделали, друг мой сердечный?» – с грустью подумал я. Постоял немного, окинул еще раз взглядом, мысленно попрощался и пошел дальше. Больше его не встречал никогда.

И вот, спустя много лет, копаясь в паутине интернета, наткнулся на суда той серии, на которых когда-то работал. Нашел и свой пароход, его характеристики: где построен, каким компаниям принадлежал, что перевозил и где закончил свой жизненный путь. Последнее время он ходил у берегов Австралии, перевозил нефтепродукты, пока как-то ночью, вахтенный штурман не задремал. Судно налетело на подводные камни возле большого кораллового рифа и пропороло себе днище. Экипаж благополучно спасся благодаря буксиру береговой службы, а вот пароходу не повезло. Одинокий, никому не нужный, он медленно качался из стороны в сторону, черпая бортом морскую волну. Потрепанный флаг безжизненно висел на корме, и только чайки кружили над ним, провожая в последний путь. А где-то через месяц, во время очередного шторма, судно раскололось на две части и затонуло.

Вот так вот в жизни и бывает…

Как правило, название очередному произведению я подбираю заранее, когда оно еще только витает в воздухе. Но на этот раз долго не мог подобрать нужные слова. Вроде ничего сложного, а все никак. И тут, перебирая в голове сумбурные мысли, пытаясь разложить их по полочкам, я вдруг понял одну важную вещь: что судьбы пароходов и людей, плавающих на них, неразрывно связаны между собой, переплетены тугим морским узлом на всю жизнь, где бы они ни были, и что бы не делали. Все в этом мире взаимосвязано, как день и ночь, земля и небо. И от этого никуда не денешься, до тех пор, пока ты жив и жива память о тебе.