Читать книгу Магический мир. Введение в историю магического мышления - - Страница 6

Мир магизма завершается размышлениями об одном месте у Гегеля в «Энциклопедии философских наук в сжатом очерке», где философ касается вопроса о паранормальных способностях, анализируя его в контексте связи человека с природой:

У человека такого рода связь тем более теряет свое значение, чем более он образован и чем более все его состояние поставлено на свободную духовную основу (…). В суеверии народов и в заблуждениях слабого рассудка у народов, которые сравнительно мало прогрессировали в направлении к духовной свободе и потому живут еще в единстве с природой, встречается постижение и некоторых действительных связей, и, основывающиеся на них, кажущиеся удивительными предвидения известных состояний и связанных с ними происшествий. Но по мере того как свобода духа более глубоко себя постигает, исчезают также и эти немногие и незначительные предрасположения, основывающиеся на жизненном общении с природой[17].

Де Мартино видит новаторство гегелевской мысли в том, что он дистанцируется как от романтической идеализации архаического, так и от догматизма «здравомыслящих» людей, упорствующих в своем нежелании признавать реальность магических способностей. При этом, однако, философ остается прочно укоренен в европоцентристском forma mentis [способе мышления], в той мере, в какой он противопоставляет «свободе духа» неразличенное единство человека с природой и сводит паранормальные способности к рабскому состоянию чистого симпатетизма[18]. Исходя из этой констатации, Де Мартино формулирует свое суждение в весьма суровом тоне:

Таким образом, магия предстает как негативный момент, как не-культура и как не-человечность. От Гегеля ускользает собственный смысл магического мира – свобода, за которую он борется, культура и человечность, которые в нем укоренены. Он не замечает того, что магические способности вовсе не являются выражением неразличенной общности, их следует, скорее, понимать в свете драмы присутствия, открытого угрозе небытия и живущего борьбой с этой угрозой: исторически определенной экзистенциальной ситуации, из которой произрастают формы реальности, чуждые той исторической ситуации, в которой присутствие гарантировано перед лицом отдалившегося от него и воспринимаемого как данность мира. Для Гегеля магия все еще сводится к «суевериям» и «заблуждениям слабых умов»[19].

Перед нами один из значительнейших моментов в книге. Де Мартино, выступая против оценки магизма, сформированной негативными стереотипами, переопределяет и уточняет собственную линию мышления, пересматривает свой метод, опирающийся на оригинальную интерпретацию сравнительных исследований. «Диалог», в который он вступает с Гегелем, выходит за границы полемики с одним из «крупных имен» западной философской мысли, его масштаб значительно больше. Сильная сторона его заключается в отказе от восприятия инаковости в духе этноцентризма и требовании радикального обновления сознания; обновления, толкователем и пропагандистом которого призван сделаться этнолог, вплетающий в ткань истории ту нить, которой в ней все еще недостает – историографию «примитивных» цивилизаций.

Де Мартино ставил себе целью пролить свет на драму бытия, которая в эпоху магизма становится культурной задачей, «центром истории и залогом свободы». Свобода – ключевое слово для блестящего финального синтеза; свобода, которая для магизма означает освобождение человеческого присутствия-в-мире от господства темных внешних сил, стремящихся подчинить его себе, добившись его отчуждения от самого себя. В этой перспективе выстраивается линия исторической преемственности между миром магизма и нашим миром вместо жесткого противопоставления, характерного для гегелевской позиции. Здесь уместно будет привести фрагмент столь же краткий, сколь и полный смысла, из очерка «Представление и опыт личности в магическом мире», написанного Де Мартино в 1946 г., который можно понимать как своего рода рефлексию над тогда же появившимся «Магическим миром»:

Если бы магический мир не был открыт задаче формирования индивида посредством отличения его от мира и сохранения его в нем, мы сегодня были бы лишены самых элементарных оснований присутствия, а значит, и необходимых предпосылок для рожденных историей произведений культуры[20].

Автор указывает на творения западной цивилизации, корни которых восходят к магической драме: его взгляд устремлен преимущественно на понятие «определенного и гарантированного» присутствия, которое, благодаря осознанию нашего культурного долга перед магической эпохой, может быть полностью интегрировано в исторический процесс и перестанет восприниматься как некоторая природная данность. Таким образом, исторический анализ расширит сферу своего применения, обретя способность восходить от «продукта» к «драме продуцирования».

Эпилог книги представляет собой точку пересечения разнообразных исследовательских стратегий, между которыми можно найти общий знаменатель. Этнологическое исследование позволяет увидеть как историческую преемственность между Западом и магической цивилизацией, так и разрыв, обусловленный культурными особенностями, которые исторически отличали и по-прежнему отличают западную цивилизацию от других. Расширение историографического горизонта происходит из осознания диалектической связи между этими двумя моментами. В итоге сопоставление культур, открывающее взору «чужой» мир, являет нам образ нас самих, размышление над которым позволяет восстановить другие разорванные нити: те, что связывают нас с нашей исторической памятью, хранительницей наследия, которое необходимо постоянно оживлять коллективным усилием. Неслучайно, прощаясь с читателем, Де Мартино обращается мыслью к будущему западной цивилизации, к проблемам, возникающим в горизонте ожидания решения, предпосылки которого содержатся в настоящем. Заключительные фразы удивительным образом резюмируют значение сложного познавательного процесса, пройденного на страницах «Магического мира», книги, последние слова которой позволяют увидеть ее связь с марксистской мыслью:

Без сомнения, смысл освобождения, которое совершается благодаря магии, довольно элементарен. Однако, если бы человеческая природа так и не оказалась обретена, ей никогда не удалось бы перенести свой центр тяжести на то освобождение, которое стоит на повестке дня сегодня, реальное освобождение «Духа». И современная борьба против любой формы отчуждения продуктов человеческого труда предполагает, в качестве необходимого исторического условия, усилия людей по спасению элементарного основания этой борьбы, присутствия, гарантированного в мире[21].