Читать книгу Ветер и Сталь - - Страница 4

Глава Четвëртая. Пробуждение ярости

Отец скачет по степи на своëм верном белом коне, словно сам Стриб, подобно Ветру. А за ним мчится целый табун жеребят. Топот конских копыт ласкает слух, становится мерным и как бы сливается с ритмично бьющими о борт волнами.

"Теперь ты должен вести их, сынок", – сказал Кан, поравнявшись с Ветерком.

– А ты? Папа! А ты как? – Стыдливо смахивая слëзы, спросил мальчик.

– Ты должен поесть. – Вдруг голосом Лаславы проговорил отец. Кто-то мягко коснулся его плеча. Рамир открыл глаза. Это был сон. Всего лишь сон…

– Поешь. – Голос девочки звучал мягко, как шелест камыша. Она протянула миску с дымящейся похлëбкой. Ветерок молча отвернулся. Запах мяса вызвал внезапный спазм в горле – вспомнил, как горели шатры.

– Не упрямся, – Русолав присел рядом и его медвежья тень накрыла мальчика. – Мëртвые не мстят. А ты… – Он ткнул пальцем в грудь Рамира, – ты живёшь. Значит, должен стать клинком в руках судьбы.

Бригатты плавно скользили по водной глади. Вот солнечные лучи скользнули и спрятались за двумя холмами на берегу. В этом месте род всегда делал стан на своëм пути к зимнему становищу, а вот на ближнем холме отец ставил свой шатёр Кана. И принимал там важных мужей рода. Нахлынули воспоминания.

"Папа! Папа!" – Спотыкаясь бежал карапуз, путаясь в полах длинной детской рубахи, – "смотри, что у меня есть!"

Малыш стремительно влетел в шатёр и доверчиво вскарабкался на колени сурового отца, показывая ему маленькую деревянную лошадку, – "смотри, дядько Уромир мне подарил Коня!"

Отец ласково улыбнулся и погладил его по голове:

"Каков Конь!" – Похвалил он, – "береги его, это твой друг теперь. Придумал ему имя?"

"Да, папа, это Жорик!" – С пылом выдохнул ребëнок, – "это лучший в мире конь!"

Кан бережно ссадил сына на землю.

"А теперь беги, покажи сëстрам своего Жорика".

Умудрëнные мужи, собравшиеся на совет в шатре, лишь спрятали добродушные улыбки в роскошных усах.

Слëзы навернулись на глаза. Остался один из всего рода. Отец, мать, брат, сëстры-красавицы… Настоящий Жорик, белый жеребëнок с чëрной головой… Что с вами всеми стало? Почему выжил только он? Лучше было бы наоборот, ну почему он не погиб в той проклятой лодке, которая принесла его к виланцам? За что?

Рамир грязным кулаком стëр предательски блестевшую влагу и попытался зарыться в солому, чтобы никто не увидел его сейчас таким.

Жон Алаберто наблюдал с кормы, его седые брови сдвинуты. Виланцы не брали попутчиков – их суда были переполнены семьями, припасами, трофеями. Но оставить ребенка умирать в лодке-призраке… даже для наемников с очерствевшими сердцами это оказалось невозможным.

– Он выживет, – пробормотал Жон, глядя на горизонт, где Сичь сливался с Ваданой. – А потом задаст нам тысячу вопросов.

Из-под дощатой палубы раздался звонкий, мелодичный стук. Кто-то начал работу в походной корабельной кузне

– Гаррик! – Сурово крикнул Жон.

Стук прекратился и в проёме образовалась взлохмаченная голова с волосами цвета меди. И вопросительно уставилась серыми глазами на капитана.

– Гаррик, опять своего "скорпиона" мучаешь? Проверь лучше щиты! Больше пользы будет.

– Ваши щиты устарели! – Дерзко, с вызовом ответил Гаррик, – алтейцы скоро будут бить огнëм с неба и щиты станут бесполезны!

– Когда начнут, ты что-нибудь изобретëшь, а пока – займись делом! – Сердито нахмурился Жон.

Медная голова, недовольно ворча, скрылась. Алаберто взглянул на старый, потёртый кулон с изображением погибшей жены, который держал в руках и, со вздохом, спрятал в походную суму. Точная копия его любимой – доченька Алисана, одетая, как мальчик в штаны и кожаную курточку с множеством серебряных бляшек, упражнялась за мачтой с кинжалом. Не иначе, думая, что никто её не видит. Конечно, после того, что случилось с её матерью, она теперь тенью везде следует за своей старшей подругой – дочерью стрелка Терезой и пытается быть ей под стать. Юной воительницей. Жон снова вздохнул. Не уберëг. Ну и младший сынок – Милош, который ещё не осознаёт что происходит и мило играет с деревянной игрушкой на палубе.

Его глаза встретились со взглядом дочери. Девочка смутилась, но быстро собралась, в глазах её вспыхнул огонь и она с вызовом заявила:

– Я стану сильнее Терезы!

Жон едва заметно кивнул и запахнулся в плащ.

"Когда придëм в Вилану, девонька, тебе это, очень надеюсь, больше не понадобится", – подумал он.

Каран Железная Глотка сдирал с руки засохшую кровь. Победа пахла пеплом и железом – род Рамира стерт, но артефакт, символ власти над Великой Степью, не найден. Его люди перерыли всë – обыскали все трупы, обшарили все шатры – Коготь, как в воду канул. Без Когтя приказ не выполнен, жизненно необходимо его отыскать! Иначе всё зря. Не видать ему ни земли, ни титула, ни защиты от преданного им Хузгардского правителя. Каран почувствовал закипающую ярость где-то глубоко в груди. Клокоча от гнева он окинул горящим взглядом неровный строй пленников. Из которого особой статью выделялись две юные девушки. Дочери местного Кана.

Железная Глотка шагнул вперёд, схватил за косу старшую, с силой дёрнул, сбивая с ног и поволок по земле. Резко выхватил кинжал и приставив к её горлу, захрипел:

– Где Коготь? Где ваш Коготь? Клянусь, отсеку ей башку, если не скажете!

Младшая тихо заплакала и зашептала:

– Не убивай её… Не убивай, я скажу..

– Молчи. – Сквозь стиснутые зубы, сурово приказала старшая. Видимо смерть её не страшила.

– Убью!!! – Дико заорал Каран.

– Не убивай, не убивай, – заторопилась младшая, – он в воду упал, когда вы Ветерка убили. Ветерок его выронил в реку.... Не убивай её, прошу!

Каран пришёл в ярость. Он был так близко! Только не это! Нужно найти! Найти во что бы то ни стало! Он размашисто два раза ударил девушку по лицу и с силой швырнул кинжал куда-то в толпу пленников. Повернулся к помощнику:

– Найти! Без Когтя не возвращайся!

Бывалый воин со шрамом через всё лицо, вскинулся, водрузил на голову чёрный шлем с вороньим клювом и попятился задом, на ходу раздавая указания.

А если не упал? Что если она лжёт или не увидела? Что если всё-таки не упал? Не утонул? Куда отнесло лодку с трупом мальчишки? Рука потянулась к медальону с двухглавым орлом. Единственное, что осталось от отца, казнённого за предательство.

Теперь орлы разделились. У Алтеи голова орла смотрит на запад, у Эоссии – на восток, но не изменились методы. Тайные убийцы выследят, обездвижат и доставят на казнь даже из-за песков Хазарума. Лучше пусть убьют сразу. Чем путешествовать немощным сосудом с сознанием, но не имеющим возможности даже пошевелить пальцем. И потом попасть в таком состоянии в подвалы секретных служб к их истязателям. К тем существам, которые получают истинное удовольствие, замучивая свои жертвы. А далее, если жертва выживет, будет казнь. На площади и тоже весьма изощрённая…

Каран поëжился. Под доспехами его пробрал озноб. Нет, не найти артефакт невозможно! Нужно землю перевернуть, но найти его!

– Шафар! – Закричал Каран, призывая помощника, – отправь отряд обров вдоль реки, пусть отыщут лодку с мальцом.

Рамир лежал на жëстких досках, прислушиваясь к ритмичным ударам вëсел о воду. Каждый удар отзывался пульсацией в перевязанных ранах. Боль стала тупой, далекой, будто прикрытой слоем ваты. Но в груди горело иное – угольки ненависти, раздуваемые с каждым вздохом.

Рамир вспомнил последний вечер у костра, когда он разглядывал свой нож на новеньком поясе. Рукоять его обмотана кожей, а лезвие сверкает, как вода в лунном свете.

"Теперь ты воин", – сказал тогда отец, Кан, поправляя сыну прядь волос. – "Но помни: меч защищает, а не убивает".

"А если враг сильнее?" – спросил Ветерок, глядя на шрам на руке отца – след от сабли обра.

"Тогда бей хитрее". – Кан усмехнулся. – "Степь учит: даже травинка может свалить коня, если знать куда толкнуть".

– Смотри! – Рядом оказалась Ласлава и указала на небо, где клин журавлей пересекал закат. – Они летят на юг. В тëплые края.

Рамир поднялся и молча сжал кулак здоровой руки. Его журавли сгорели в дыму пожарища. Он поднял отцовский лук, пытаясь натянуть тетиву дрожащими пальцами. Не вышло.

– Давай я покажу, – Русолав взял оружие, его движения были удивительно точными для такого гиганта. – Лук – не меч. Ему нужна не сила, а гармония. – Он вложил стрелу, плавно натянул тетиву. – Целься сердцем, а не глазами.

Стрела взмыла, пронзив облако. Рамир поймал падающее перо, еще теплое от полета.

– Зачем вы меня спасли? – спросил он вдруг, не глядя на Русолава. – Я же чужой.

– Чужих здесь нет, – подошел к ним Жон, его кольчуга звенела как ветреные колокольчики. – Война делает братьями даже волка и оленя. Алтея сожгла мой дом, когда я был немногим старше тебя. – Он расстегнул ворот рубахи, показав клеймо – выжженного орла. – Они называли нас рабами. Мы стали воинами.

Ночью, когда бригатты бросили якоря на ночëвку, Рамир пробрался к корме. Луна, как серебрянный щит, висела над рекой. Он достал нож – оставшийся от отца – и воткнул в палубу.

– Клянусь, – шептал он, глотая слезы, – клянусь кровью, пеплом и памятью предков. Ваши тени будут ветрами в Степи, когда я принесу головы врагов на их же знаменах.

Где-то в темноте, на берегу ухнула сова. Мальчик не заметил, как из тени вышла Ласлава, её голубые глаза блестели в лунном свете. Она молча положила у ног Рамира пучок сухих трав – чабрец, полынь, крапиву. Старинный виланский оберег.

– Это поможет, – прошептала она. – Мама говорит, что крапива даëт силу, а полынь отгоняет злых духов.

Рамир кивнул, сжав нож.

– Почему ты стала лекаркой? – Спросил он. – Из-за Бронхиль?

Ласлава подошла ближе. Она пахла мëдом и мятой, и от этого кружилась голова.

– Мама, Бронхиль не родная мне, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – хоть мы и очень похожи. Мою деревню сожгли разбойники. Князь отправил на помощь виланцев. Она была с ними. Но они не успели…

Девушка потупилась и отвернулась.

– Бронхиль нашла меня в колодце, где я пряталась. Я просидела там всё время и слышала, как убивают мою деревню, как умирает моя родная мать.

Она повернулась и взяла Рамира за руку. Ладонь её была холодная, но его словно обожгло кипятком.

– Поэтому я знаю каково это – терять родных, – тихо произнесла она, – и с тех пор я помогаю всем, кому могу.

Рамир сжал её руку. Теперь в душе, кроме боли он ощущал и затеплившийся огонëк единения с девушкой, и робкую искру… надежды.