Читать книгу Ветер и Сталь - - Страница 5

Глава пятая. Уроки стали и крови.

Дни на бригаттах текли, подчиняясь ритму вёсел и ветра. Рамир учился жить с пустотой внутри – той, что оставили после себя пепелище и молчание предков. По ночам он всё ещё видел лица родных в отблесках волн, но теперь к боли примешивалась ярость, холодная и острая, как клинок.

Величественный Сич благополучно достиг могучей Ваданы и теперь они вместе, ещё более широким и мощным потоком несли корабли виланцев в Срединное море. Берега стремительно раздались вширь, и теперь приходилось приглядываться, чтобы разглядеть что-нибудь на брегах. Только белых чаек значительно прибавилось. Они носились по небу, казалось, преследуя бригатты или мирно дремали белыми корабликами на волнах.

Жон несколько раз прерывал плавание и проводил тренировки воинов. Рамир впервые увидел, что это такое – хвалëная виленская дисциплина – многие десятки могучих воев двигались, как один человек, настолько слаженно, что мальчику степняку это казалось недостижимым. И при этом каждый из них прекрасно владел обоими видами мечей: "torenz skir" – коротким мечом и "gala skir" – длинным. Огромное впечатление произвели на мальчика "torenz vild" – большие ростовые щиты. Воины выстраивались в плотный строй и практически полностью закрывались щитами, выставляя наружу только копья. Видевший до этого лишь манëвренную тактику степняков, Ветерок испытал потрясение и, напросившись, с воодушевлением маршировал со всеми, выучивая команды и повторяя движения.

Русолав стал его тенью. Казалось, здоровяк поставил себе цель выковать из мальчика оружие.

Раннее утро. Запах свежести и туман над рекой. Ещё поют где-то запоздалые сверчки, но уже и чирикают утренние птахи. Вода мерно бьëтся в тëмный от старости деревянный борт корабля. Миновав навесы из шкур в центре палубы, где мирно спали семьи воинов, двое остановились на носу бригатты.

– Не души клинок! – Гаркнул медведем Русолав, – меч – не молот, его чувствовать надо. Атакуй!

Рамир неуверенно замахнулся и ударил. Воин с лëгкостью парировал.

– Твой удар увидел бы и слепой. Не тыкай мечом, как пьяный суслик своей хворостинкой. Не показывай врагу намерения.

Рамир отступил на шаг, выдохнул и ударил вновь. Как ему показалось, хорошо замаскировал намерения, но Русолав вновь лишь лениво отмахнулся.

– Моя первая жена коромыслом махала и то лучше. Соберись, малец!

Ветерок почувствовал накатывающую ярость, словно разгорающегося пламя, вспомнил пронзëнного стрелой отца и мать под копытами конного латника. Взор его сузился. Он теперь видел противника как через узкую щель бойницы и, клокоча от ярости, бешено пошëл в атаку.

Однако Русолав спокойно отразил его удары, уклонился и парировал, а, оказавшись сбоку и немного позади, шлëпнул плоскостью меча по ягодицам.

– Ярость – это щит, малец. А щитом не убивают. Думай!

Ветерок тяжело дыша, глотал слëзы обиды и боли – на рукояти остались следы его крови от ещё незаживших ран, смешиваясь с утренней росой на клинке.

С мачты бесшумно соскользнул Корвин. Мальчишка, немного старше Рамира. Бывший беспризорник-воришка из Олосеня, прибившийся к отряду ещё в граде древичей. Тяжёлая жизнь приучила его к максимальной скрытности и острожности, и теперь он на всю катушку использовал свои навыки лазутчика на благо виланцев, которые стали его семьëй.

– Третий день уже за нами по берегу следует отряд обров, – сказал он.

Русолав поскрëб своей пятернëй-лопатой в затылке.

– Надо бы доложить Жону, – произнëс он, – не нравится мне это.

Каран Железная Глотка стоял среди пепелища, сжимая в руке обломок деревянной игрушки – лошадки с выжженными защитными символами рода Рамира. Он всё ещё не терял надежды – его люди рыскали по стану, поднимая тучи сажи и пепла.

С коня соскочил Шафар.

– Нашли лодку, – доложил он, – в трёх лигах вниз по течению. Пустая, но со следами крови.

– Значит жив, – Каран с силой сжал обломок лошадки так, что тот превратился в труху. – Алтейские сенаторы не простят потерю Когтя. Если мы не отыщем мальчишку – все отправимся в яму с известью.

Он повернулся к отряду обров – диких кочевников в меховых одеждах.

– Ищите след. Подстреленный ребёнок далеко не уйдёт, – и добавил про себя, – если никто ему не поможет.

И вновь горящая Степь. Пламя до горизонта, а дым заслоняет небо. И только чëрные вороны хищно кружат над головой. Огонь планомерно пожирает шатры и живых ещё людей. Они кричат, бьются в конвульсиях, а огонь, как безжалостный хищник медленно, но уверенно заглатывает их целиком, оставляя лишь обугленные скелеты, лениво выглядывая на мир из пустых глазниц.

Среди бушующего пламени появляется мама. Огонь кружит вокруг неё, облизывает своими ярко-оранжевыми языками, закручивает безумный хоровод искр. Мама молчит и лишь протягивает к Ветерку руки. Слëзы делят её лицо ровными дорожками. Рамир кричит и рвётся к ней, но лишь бьëтся, как комар в янтаре – мир вокруг плотный и вязкий. Вдруг мама вспыхивает костром и осыпается пеплом.

– Нет! Нет! Нет! – Кричит Рамир, бьëтся и… просыпается от боли в раненной руке, которой с силой бьëт во сне о палубу.

– Тихо, тихо! – Оказывается рядом Ласлава, кладёт прохладные ладони ему на лоб, а его голову себе на колени, – тихо, это всего лишь сон.

Ветерок подвывая, до боли сжал кулаки так, что на повязке выступила алая кровь.

– Тихо, Ветерок, – шепчет Ласлава, – всё хорошо, это только сон. Сейчас и раны обработаем…

Она сноровисто размотала тряпицы и сняла с пояса мешочки с целебными снадобьями. Бывшая рваной, с чëрными вкраплениями мëртвой плоти, рана, буквально на глазах превращалась уже во всё ещё сильно воспалëнный и кровоточащий, но уже розовый от нарастающих новых тканей, рубец в виде когтя.

Утро выдалось тихим. Так, что слышно было, как стрекоза садится на осоку. Солнечные блики неугомонно скакали по ряби на воде. Где-то хрипло каркнул ворон и переполошились чайки.

Бригатты чëрными остовами впились в песчаный берег и мирно грели бока в лучах поднимающегося солнца, пока виланцы строились на очередную тренировку.

Ветерок было увязался за воинами, но его остановил Русолав.

– Успеется, – проворчал он, – со мной пойдёшь.

Как оказалось, он приметил небольшую ложбинку между холмами с выходом к заросшему камышом берегу. Довольно ровная поверхность и при этом закрытая со всех сторон – отличное место для тренировок.

– Руби их! – Приказал здоровяк, бросая меч Рамиру. Перед ним стояло несколько старых, полусгнивших остовов деревьев. – Клинок должен двигаться так, – он показал движение.

Мальчик взял меч и ударил.

Русолав покачал головой.

– Не, так не пойдëт, так ты даже муху не прихлопнешь, а человек ещё хитрее. Начни движение с бëдер, а потом раскручивайся, подобно пружине. Остриë же – это часть тебя, как если рука удлинится. Руби.

И Ветерок рубил. Прилежно, стараясь и вкладывая всю свою ярость в каждый удар.

– Степняки бьют наотмашь, как косой траву косят, – продолжал Русолав, – а виланцы, как дятлы: точечно, в щель между пластинами.

Рамир замер, вдруг осознав, что учится не старое дерево рубить, а убивать людей. От свалившегося осознания его пробрала крупная дрожь, от макушки до самых пят. Он потрясëнно опустил меч, глядя себе под ноги.

– Это хорошо, что дрожишь, – здоровяк положил ему на плечо свою огромную пятерню, – страх – это топливо. Без него ты сгоришь сам. А теперь атакуй!

Рамир атаковал, Русолав парировал. Рубились крепко. Когда солнце поднялось ввысь на несколько фаланг и начало ощутимо подсушивать пот на рубахе мальчика, он уже пропускал не все удары, некоторые вполне сносно отбивая.

– Берегитесь! – Вдруг сверху раздался надрывный крик Лаславы.

Русолав среагировал мгновенно. Крутанулся на месте, оценивая обстановку и, продолжая движение, сбил мечом пущенную в него стрелу.

Заросли камыша, вдруг, вздыбились, как шкура разъярённого зверя. Пятеро обров выплеснулись на берег, звеня костяными кольчугами. Их островерхие шапки были увенчаны вороньими черепами, а кривые сабли – искривлены, будто клыки мертвого дракона. Четверо ринулись в атаку, воя на языке, где не было слов, только вой ветра в степи. Напали они как стая шакалов – нестройно, но жадно. Тот, что в шлеме из черепа сайгака, метнулся вбок, змеиной пляской уворачиваясь от меча Русолава. Его соплеменник с лицом иссечëнным синими ручьями-татуировками, символами Вечного Неба, ударил в этот момент. Дико завизжала сабля. А пятый с перьями грифа, вплетëнными в засаленные волосы, скаля жëлтые подпиленные зубы, вновь натягивал тетиву.

Русолав заревел медведем, сшибая куском бревна татуированного и швыряя бревно в лучника, дабы не дать тому выстрелить. И схлестнулся в жестокой сече с превосходящими числом, врагами.

Рамир на мгновение замер – он чëтко увидел картины гибели рода. Его обдало сначала жаром, так что кровь, казалось, вскипела, а затем бросило в лютый холод – он испугался, что сейчас может потерять и, ставшего уже родным, Русолава. Рамир ощутил привкус железа на языке – то ли кровь лопнувших капилляров, то ли запах страха. Ноги двинулись сами, вопреки дрожащим коленям. Удар мечом в щит обра отозвался болью в раненой руке, но следующий взмах – уже не ученический выпад, а яростный рубящий удар степняка – рассек меховую шапку вместе с черепом. Тёплая слизь брызнула на щёку. Он замер, глотая рвотные позывы, глядя как тело врага судорожно бьётся у его ног

Далее хруст камыша и через время топот конских копыт.

– Последний ушёл, гад, – недовольно проворчал здоровяк, отточенным движением стряхивая кровь с клинка.

Сверху буквально слетела Ласлава.

– Как вы, ранены? – Она бросилась к Ветерку, – Рамирушка, как ты, не ранен?

Ощупала его наскоро и повисла на шее у Русолава.

– Папа! Я так испугалась!

– Ну буде, дурëха, – он погладил её по спине, – ты зачем сюда пришла? А если бы вороги нас одолели?

– Вот коли бы не пришла, так бы и одолели, – ответила она, отстраняясь от отца и стирая слëзы, – я же их засаду заприметила с холма.

– Всë так, – ответил воин и повернулся к Ветерку, – а ты молодец, малой, бился, аки сам Бар! Я бы не совладал без тебя.

Рамира вновь била дрожь. Тошнило. Это уже не тренировка. Значит, так оно и бывает. Он поднялся, не глядя на труп, сорвал пучок травы. Стал чистить меч, будто стирая следы своей первой крови

Бригатты вновь скользили по воде. Заходящее солнце окрасило небосвод в красные тона, как бы кровь давешнего обра расплескалась.

Командиры отрядов, Русолав и Ветерок собрались в отсеке Жона. Отдельном небольшом помещении в трюме, завешенном шкурой. Здесь располагалось спальное место, уголок для детей и стол с картой. На карте, видимо, по ходу движения кораблей, красовались свежие чернильные пометки, сделанные рукой капитана.

– Обры следуют за нами, – задумчиво произнёс Алаберто, проведя пальцем от места, помеченного крестом до предполагаемого нынешнего положения бригатт, – всю эту часть пути. А здесь, – он ткнул в другую пометку, – они уже напали на вас.

Он взглянул на Русолава и Ветерка.

– Какие разумения имеете? И да, вот что нашли у напавших на вас, – он высыпал на стол несколько серебрянных монет с изображением орла, устремившего свой взор на запад, – алтейские. И у одного из обров на руке было свежее клеймо в виде ворона.

– Псы хузарумских Стальных Воронов, – сказал Русолав, – это их метка.

– Степняки, Вороны и алтейское серебро, – протянул Жон, оглаживая гладко бритый подбородок, – и что им от нас нужно?

Русолав положил свою огромную руку на плечи Ветерку.

– Не что, а кто, – буркнул он, – им нужен наш Рамир.

– Вовсе нет, – услышали все тихий голос и из-за шкуры тенью просочился Корвин, – я побывал в лагере обров, пока корабли стояли на берегу, – он рванул ворот рубахи, показывая клеймо в виде четырёх лучевой звезды, – до того, как вы подобрали меня, я был их рабом, потом мы с сестрой сбежали. Поэтому я знаю их обычаи и язык.

Жон вперил в него суровый взгляд. В другой ситуации наглецу влетело бы по первое число, но не сейчас.

– И что ты узнал? Сказывай. – Приказал капитан.

– Руководит ими некий Каран Железная Глотка, – начал Корвин, – он пришёл из-за песков, победил их вождя в честном поединке и занял его место. Ищет он Коготь Вещего Вепрея, который даëт власть над степью. Зачем он нужен Карану я не знаю, но кочевники считают, что Вещий Вепрей принадлежал Тенгри – Вечному Синему Небу. Его Коготь делает Небо Открытым, а забрали Коготь давным-давно новые степняки, а им теперь нужно вернуть реликвию.

– Коготь! – Воскликнул Рамир, вспоминая последние слова отца: "береги Коготь".

Ветерок стремглав бросился из отсека капитана в трюм, где в укромном месте хранил отцовский пояс. Трясущимися руками прощупал поясные сумы и извлëк странный изогнутый предмет, действительно похожий на Коготь крупного животного. Сделан он из непонятного материала – и не из металла, и не из кости, не из дерева, но прочный, как сталь, хотя по ощущениям мягкий и как бы тëплый на ощупь. Четыре его грани тускло поблëскивали истëртыми поверхностями в тусклом свете. Сам он металлически матовый, в рунических писменах, под которыми, если приглядеться, видны более старые неведомые символы, к острию становился абсолютно прозрачным. А с основания когтя свисали кожаные ленты с именами всех Гаканов им владевших. Есть ленточка и с именем отца…

Ветерок с силой сжал Коготь так, что прозрачное остриё впилось в кожу… Трюм корабля исчез, вместо него проявилось бесконечное чëрное пространство в мигающих светящихся точках и, стремительно приближающаяся и увеличивающаяся в размерах голубая жемчужина. И чувство обречëнности и безысходности…

– Рамир! – Истошный женский крик и барабанящие по стальной переборке кулачки.

– Капитан, открывай! – Мужской голос. Штурман.

Рубка залита аварийным красным светом, а динамики безразлично произносят:

«Отказ всех систем. Экипажу срочно занять места в аварийных капсулах. До столкновения 358, 357, 356…»

Нет времени. Остаётся последний вариант – аварийная система управления, активируемая нейроимплантом. Использовать его можно только считанные секунды, потом он высосет нервную систему досуха. Но другого выбора нет.

Командир раздавил стекло и вынул нейроимплант на удлиняющемся оптоволоконном шнуре. Для активации его необходимо сжать в кулаке и проколоть светящимся остриëм кожу. Так установится прямая связь между нервной системой и системой аварийного управления кораблём.

«До столкновении осталось…»

Рамир, не задумываясь, активировал систему. Сознание скачком расширилось до размеров звездолëта. Теперь он и был, по сути, самим звездолëтом. Ощущал себя несущимся сквозь чëрное ничто к яркой голубой планете. Последнее, что он ощутил ещё «будучи» человеком – это запах жжëного металла. Экипаж резал лазером переборку. Глупцы. Его уже не спасти, спасались бы сами, кто ещё может.

Сознание начало подëргиваться чернотой.

«256, 255, 254…» – продолжал отсчёт холодный автомат.

Рамир с силой вдавил имплант в руку так, чтобы через боль задержать гаснущее сознание. Струйка тëплой крови потекла на приборную панель.

– Держись, Рамир, держись! – Шептал он сам себе, плохо осознавая, что он сейчас такое – и не человек уже, но и не корабль.

Откуда только взялся тот проклятый астероид, что разнëс вдребезги половину корабля и придал такое бешенное ускорение его останкам? Не важно. Главное посадить эту рухлядь, а не размазать по планете тонким слоем.

Капитан усмехнулся. И понял, что боли больше не ощущает. Сознание подëрнулось пеленой. Изображение огромной планеты начало плыть…

– Держись, Рамир, терпи, чуть-чуть осталось!

Он услышал полный обречëнности женский крик. И улыбнулся, хватаясь сознанием за спасительную мысль: Ирина, Ирочка, борт-инженер, его жена, что сейчас отчаянно ломится в рубку. Она ещё не знает, но он видел результат медицинского сканирования. Она беременна.

– Держись, Рамир, ради них. Ты должен посадить корабль. Во что бы то ни стало.

Переборка рухнула, и рыдающая женщина бросилась к безжизненному телу, лежащему на приборной панели.

Корабль сотряс глухой, но не сильный удар.

«Аварийное приземление прошло успешно». – Холодно отрапортовал автомат. – «Активация протокола «Вещий Вепрь» через 9…, 8…, 7…»

– Что ты такое? – Уставился Ветерок на артефакт.