Читать книгу Черный крестоносец - - Страница 12

Пятница, 10:00–13:00

Я проспал два часа. А когда проснулся, солнце стояло уже высоко, и доктор Харгривс, специалист по гиперзвуковому оружию, осторожно тряс меня за плечо. По крайней мере, ему казалось, что он трясет меня осторожно. Поскольку меня укрыли одеялом, он, конечно же, забыл, что меня лучше вообще не трогать за левое плечо. Я попросил его быть поаккуратнее, и он обиделся, возможно, из-за того, как я это сказал. Затем я откинул одеяло и сел. Все тело затекло и ломило, в плече и руке пульсировала страшная боль, но усталость прошла, и голова снова стала ясной. Разумеется, этого и хотел Леклерк. Разве можно доверить подключение и запуск сложной ракетной установки с разрушительным потенциалом в сотню тонн сильнодействующего взрывчатого вещества человеку, который, словно пьяный, почти ничего не видит, бессвязно бормочет и едва держится на ногах от усталости? Иногда я тешу себя иллюзиями, но в том, что Леклерк от меня не отстанет, сомнений не оставалось.

Харгривс выглядел бледным, взволнованным и расстроенным. Ничего удивительного. Встреча с женой не слишком обрадовала его, учитывая не самые благоприятные обстоятельства, а ближайшие перспективы выглядели и того хуже. Я спросил его, как они поступили с Мари, и Харгривс подтвердил мои догадки о том, что ее поместили с другими женщинами.

Я осмотрел маленькую хижину. Помещение восемь на восемь футов, не больше, стеллажи вдоль стен, над головой – оконце, закрытое стальной сеткой. Мне смутно припомнилось, будто кто-то говорил, что раньше здесь находился склад стрелкового оружия и боеприпасов, но я ни в чем не был уверен. Я просто упал на раскладушку, которую мне принесли, и сразу уснул.

Я снова посмотрел на Харгривса:

– Что произошло за это утро?

– Вопросы, – устало пробормотал он. – Сплошные вопросы. Они допрашивали моих коллег, меня и морских офицеров по очереди, затем разделили нас на группы, разлучили с женами. Теперь нас разместили по два-три человека в каждой хижине.

Понять психологию Леклерка не составляло труда. Если разделить всех ученых и офицеров на крошечные группки, они не смогут договориться, чтобы оказать организованное сопротивление или поднять мятеж. К тому же ученых разлучили с женами, значит они будут постоянно переживать и беспокоиться за их безопасность и безоговорочно согласятся на сотрудничество с Леклерком.

– Что он хотел от вас узнать? – спросил я.

– Многое. – Харгривс замолчал и отвернулся. – В основном спрашивал о ракете, много ли мы знаем о ее запуске. По крайней мере, меня он расспрашивал об этом. За других не могу поручиться.

– А вы… и остальные ученые знаете что-нибудь об этом?

– В самых общих чертах. Каждому известно в общих чертах об отдельных этапах работы. Мы должны это знать. Но наших знаний недостаточно для понимания всей картины в целом. – Он слабо улыбнулся. – Кто-то из нас может просто взорвать ракету и отправит всех на тот свет.

– А такой шанс есть?

– Это же экспериментальная ракета, никто не может дать никаких гарантий.

– Поэтому и построили тот бетонный бункер, который торчит из-под земли на севере?

– Оттуда должны проводить пробный пуск. Необходимая мера предосторожности. По этой же причине наш барак разместили в отдалении от ракетного ангара.

– Моряки – расходный материал, а ученые – нет? Так, что ли?

Он не ответил, и я продолжил:

– Как думаете, куда они собираются переправить ракету, ученых и их жен? Офицеров и матросов, разумеется, никуда не повезут.

– Что вы имеете в виду?

– Вы отлично знаете, что я имею в виду. Леклерку они больше не нужны и подлежат уничтожению.

Харгривс невольно вздрогнул, потряс головой и закрыл лицо руками.

– Леклерк что-то говорил о конечном пункте назначения?

Он снова покачал головой и отвернулся. Кажется, Харгривс отчего-то очень расстроился и не хотел смотреть мне в глаза, а я не нашел в себе смелости винить его в этом.

– Возможно, Россия?

– Не Россия. – Он уставился в пол. – Только не Россия, они бы не заинтересовались этим древним паровым двигателем.

– Они бы… – На этот раз пришла моя очередь с удивлением уставиться на него. – Я думал, это самый современный…

– Для западного мира – да. Но в последние несколько месяцев в ученых кругах уже ни для кого не секрет – хотя все говорят об этом со страхом, – что в СССР создали или создают суперракету. Фотонную. Боюсь, намеки, которые высказал профессор Станюкович, ведущий советский эксперт по газовой динамике, практически не оставляют поводов для сомнений. Так или иначе, но им удалось выяснить, как эксплуатировать антипротоны и хранить их. Нам известно об этой антиматерии, но мы не представляем, как ее хранить. В отличие от русских. Две унции антипротонов запустили бы «Черного крестоносца» на Луну.

Я мало что понял из его высказываний, но согласился, что Советы вряд ли позарятся на такую ракету. Может быть, красный Китай? Или Япония? Присутствие рабочих-китайцев и радиопередатчик Леклерка, настроенный на китайские и японские станции, намекали на такую возможность. Но с другой стороны, эти намеки были слишком очевидными. К тому же в Азии, да и за ее пределами немало стран, которые с удовольствием заполучили бы «Черного крестоносца». Но самый главный вопрос заключался даже не в том, в какой стране захотели иметь такую ракету, а в том, откуда они узнали о создании этой самой ракеты. Где-то в глубине моего сознания начал постепенно формироваться ответ на этот вопрос, и вывод казался просто невероятным… Но тут Харгривс снова заговорил.

– Хочу извиниться за мое неразумное поведение сегодня утром, – быстро сказал он. – Чертовски глупо было утверждать, что вы эксперт по твердому топливу. Возможно, я накинул вам петлю на шею. Я так расстроился, что ничего не соображал и не мог ясно мыслить. Но думаю, охранник этого не заметил.

– Ничего страшного. Мне тоже кажется, что он не обратил внимания на наш разговор.

– Вы же не станете сотрудничать с Леклерком? – спросил Харгривс. Он все время сжимал и разжимал кулаки, его нервная система явно уступала интеллекту. – Я понимаю, что при желании вы могли бы.

– Конечно мог бы. Если мне дадут пару часов, чтобы изучить заметки Фэрфилда, графики, шифровальные символы, а также покажут чертежи ракеты, думаю, я бы смог. Но время на нашей стороне, Харгривс. И возможно, это наш единственный союзник. Для Леклерка важно, чтобы ракета была полностью готова к запуску. Без этого он ничего не станет предпринимать. В Лондоне знают, что я здесь. На «Неккаре» могут что-то заподозрить из-за задержки. Да что угодно может произойти, но в любом случае это сыграет нам только на руку. – Я попытался найти еще какое-нибудь благоприятное для нас обстоятельство, но не смог. – Поэтому я буду сидеть тихо и ничего не предпринимать. Леклерк подозревает, что я специалист по твердому топливу, но не знает этого наверняка.

– Конечно, – пробормотал Харгривс. – Конечно. Время на нашей стороне.

Он сел на пустой ящик из-под патронов и уставился в пол. Похоже, у него пропало желание разговаривать. У меня тоже его особенно не было.

В замке повернулся ключ, вошли Леклерк и Хьюэлл.

– Вам уже лучше? – спросил Леклерк.

– Чего вы хотите?

– Решил поинтересоваться, когда вы перестанете притворяться, что ничего не знаете о твердом топливе.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Ну конечно. Хьюэлл?

Великан подошел поближе и положил на пол небольшую коробочку в кожаном футляре. Магнитофон.

– Не хотите ли послушать одну запись? Мы сделали ее совсем недавно.

Я медленно встал и пристально посмотрел на Харгривса. Он по-прежнему сидел, опустив глаза в пол.

– Спасибо, Харгривс, – сказал я. – Большое вам спасибо.

– Мне пришлось так поступить, – глухо ответил он. – Леклерк пригрозил, что застрелит мою жену.

– Извините. – Я положил руку ему на плечо. – Вы ни в чем не виноваты. И что теперь, Леклерк?

– Вам пора увидеть «Черных крестоносцев».

Он отошел в сторону, пропуская меня к выходу.

Двери в ангар были распахнуты, под самой крышей горели прожектора, рельсы уходили внутрь до самого конца помещения.

Внутри находились они, «Черные крестоносцы»: толстые короткие цилиндры, похожие по форме на карандаши, с полированными стальными боками и водоохлаждаемыми керамическими носами над большими полукруглыми воздухозаборниками. Высотой они были с двухэтажный дом и примерно в четыре фута диаметром. Они стояли на плоских стальных платформах с восемью колесами, по обе стороны от каждой ракеты находились монтажные краны почти такой же высоты, установленные на четырехколесных платформах. Из кранов по всей их высоте торчали фиксаторы, которые надежно удерживали ракеты в вертикальном положении. И вся эта конструкция размещалась на одних и тех же рельсах.

Леклерк не терял ни времени, ни слов. Он подвел меня к ближайшей ракете и забрался в открытую кабину лифта, установленную на ближайшем кране. Хьюэлл больно ткнул меня в спину пистолетом, я все понял и вошел в лифт вслед за Леклерком. Хьюэлл остался на месте. Леклерк нажал на кнопку, электрический мотор завыл, и лифт легко поднял нас примерно на пять футов. Затем Леклерк вытащил из кармана ключ, вставил его в крошечную скважину в обшивке ракеты, вытащил утопленную в корпусе ручку и распахнул дверь в семь футов высотой. Дверь была так искусно сконструирована и расположена, что вначале я ее даже не заметил.

– Хорошенько осмотритесь, – сказал Леклерк. – Для этого вас сюда и привели, чтобы вы хорошенько осмотрелись.

Я осмотрелся. Внешний корпус ракеты из нержавеющей стали оказался всего лишь внешней оболочкой, и ничем больше. Внутри я обнаружил еще одну, а между ними – промежуток шириной не меньше пяти дюймов.

Прямо напротив меня к внутренней обшивке на расстоянии шести дюймов друг от друга были приварены два плоских стальных ящика, примерно шесть на шесть дюймов каждый. На том, что слева, зеленом, виднелась надпись: «Топливо», а под ней: «Вкл. – Выкл.»; на правом, ярко-красном, как почтовый ящик, через трафарет белыми буквами было выведено: «Безопасно» и «Заряжено» слева и справа соответственно. Сверху на обоих ящиках располагались переключатели.

Снизу из ящиков свисали гибкие кабели с пластиковым каркасом в металлической оплетке – вероятно, мера предосторожности для защиты располагавшихся под ними электрических проводов от сильного перегрева, который неизбежно возникнет при запуске. Кабель, выходивший из левого ящика с надписью «Топливо», диаметром был почти полтора дюйма, другой кабель – всего полдюйма. Первый кабель тянулся вдоль внутренней обшивки и примерно через три фута разделялся на семь отдельных кабелей, каждый из которых также был заключен в пластик и металл. Второй кабель пересекал пространство между двумя слоями обшивки и скрывался из виду где-то наверху.

Здесь же было еще два кабеля. Один, небольшой, диаметром в полдюйма, соединял два ящика. Второй, диаметром в два дюйма, соединял ящик «Топливо» с третьим ящиком, который был больше двух предыдущих. Он висел на внутренней стороне внешнего корпуса ракеты. У этого третьего ящика имелась дверца на петлях как раз напротив меня, она закрывалась двумя гайками-барашками. Других кабелей здесь не было.

Больше я ничего не увидел. Я смотрел на все эти ящики секунд десять, пока Леклерк не спросил:

– Запомнили?

Я молча кивнул.

– Фотографическая память, – загадочно пробормотал он.

Леклерк захлопнул дверь, запер ее, нажал на кнопку лифта, и мы с гудением поднялись еще футов на шесть. Он снова достал ключ, открыл дверцу, на этот раз не больше двух футов высотой, и пригласил меня заглянуть внутрь.

Здесь вообще смотреть было почти не на что. Во внутренней обшивке виднелось круглое отверстие, в котором я разглядел штук пятнадцать или двадцать трубок, сужающиеся на концах, а посередине торчала верхушка какого-то цилиндрического предмета диаметром около шести футов, который исчезал внизу вместе с трубками. Посередине цилиндра находилось маленькое отверстие диаметром не больше полудюйма. К внешнему корпусу крепился армированный кабель точно такого же размера, как и тот, что выходил из ящика с надписями «Безопасно» и «Заряжено», и я вполне справедливо предположил, что кабель тот же самый. Этот кабель с медной клеммой на конце изгибался и свисал в промежутке между внешней и внутренней обшивкой. Вполне логично было допустить, что эту клемму можно воткнуть в отверстие посреди центрального цилиндра. Но похоже, здесь логика давала сбой, поскольку отверстие оказалось раза в четыре уже, чем клемма.

Леклерк закрыл дверцу, нажал на кнопку, и лифт опустился, замерев в футе от платформы. Еще одна дверь, еще один ключ, теперь уже в основании ракеты, футом ниже того места, где заканчивались последние трубки, проходящие через внутренний корпус. Здесь расположение трубок уже не казалось таким хаотичным, как наверху, – полная симметрия и математически точный расчет. Девятнадцать цилиндров, каждый опечатан плотным пластиком, диаметр – около семи дюймов. Восемнадцать из них образовывали две концентрические окружности в центральной части ракеты. Цилиндры, целиком заполнявшие внутренний корпус, были не совсем гладкими, внизу на разном расстоянии от конца виднелись небольшие углубления. И нетрудно догадаться, для каких целей служили провода, неопрятным пучком свисавшие между двумя корпусами. Я сосчитал, что всего проводов было девятнадцать, и они отходили от одного из семи армированный кабелей, ведущих к коробке с надписью «Топливо» наверху. Всего по два провода от трех проводов, по три еще от трех и четыре от последнего.

– Все запомнили, Бентолл? – спросил Леклерк.

– Все, – кивнул я.

Это оказалось достаточно просто.

– Хорошо. – Он закрыл дверь и вывел меня из ангара. – Теперь вам нужно посмотреть записи Фэрфилда, изучить его условные обозначения и справочную информацию. По крайней мере, те, что нам удалось спасти.

Я поднял брови – эта мышечная нагрузка одна из немногих не причиняла мне боли.

– Что-то вам спасти не удалось?

– Полную светокопию чертежа ракеты. Честно говоря, мы не ожидали, что британцам хватит ума на такие меры предосторожности. Чертежи находились на дне опечатанного металлического ящика – стандартное военное приспособление, оно позволяет избавиться от секретных документов быстрее и надежнее, чем огонь. В верхней части ящика размещался стеклянный сосуд с концентрированной соляной кислотой и металлическим поршнем. При нажатии на поршень стекло разбилось, и кислота уничтожила чертежи так быстро, что мы и опомниться не успели.

Я вспомнил окровавленное, все в синяках лицо капитана.

– Капитан Гриффитс молодец. Значит, теперь вы полностью зависите от наличия работающей модели ракеты?

– Так и есть. – Если это и вызывало у Леклерка беспокойство, он не подал виду. – Не забывайте, ученые по-прежнему у нас в руках.

Он отвел меня за оружейный склад, в хижину, где был оборудован примитивный рабочий кабинет со шкафчиками для документов и пишущей машинкой на простом деревянном столе. Леклерк открыл шкаф, вытащил верхнюю полку и вытряхнул все содержимое на стол:

– Насколько я понимаю, это все бумаги Фэрфилда. Я вернусь через час.

– Не раньше чем через два. Лучше позже.

– Я сказал, через час.

– Хорошо. – Я встал со стула, на который только что уселся, и сдвинул бумаги на край стола. – Тогда найдите еще кого-нибудь, кто займется этой чертовой работой.

Он смерил меня долгим взглядом своих пустых серовато-белых глаза, а затем спокойно сказал:

– Вы слишком часто испытываете судьбу, Бентолл.

– Не говорите ерунды. – В конце концов, ничто не мешало мне поглумиться над ним. – Когда человек испытывает судьбу, он либо выигрывает, либо проигрывает. Я же теперь не могу выиграть, и, видит бог, терять мне тоже нечего.

– Вы ошибаетесь, – мягко возразил он. – Кое-что вы можете потерять. Я могу лишить вас жизни.

– Сделайте милость. – Я попытался хоть немного унять обжигающую боль в плече и руке. – Мне сейчас так плохо, что я и сам готов с ней расстаться.

– У вас замечательное чувство юмора, – едко заметил он.

Затем Леклерк ушел, громко хлопнув дверью. И не забыл повернуть ключ в замке.

Прошло полчаса, прежде чем я потрудился взглянуть на записи Фэрфилда. Сначала я обдумал более важные темы. И это были не самые приятные полчаса в моей жизни. Все улики налицо, шоры наконец спали с глаз, и я увидел всю правду. «Какая там контрразведка! – с горечью думал я. – Меня не стоило выпускать из детского сада!» Этот злой мир, где творилось столько злодейств, не для таких, как Бентолл. Он не сможет пройти по ровной тропинке, не подвернув лодыжку. Когда я закончил свои размышления, мой моральный настрой и самоуважение так сильно скукожились, что отыскать их можно было разве что под электронным микроскопом. Я отчаянно вспоминал все произошедшее, пытаясь найти хотя бы один пример, когда я оказался прав. Но нет, я установил абсолютный рекорд из сплошных ошибок. Немногие могут похвастаться таким достижением.

Во всех этих моих ошибках я видел только один положительный момент: насчет Мари Хоупман я также заблуждался. Она говорила, что не получала особых распоряжений от полковника Рейна, и ни разу не обманула меня. Это не интуиция и не личное суждение, а доказанный факт. Я понимал, что слишком поздно пришел к таким заключениям, и теперь они ничего не могли изменить, но при других обстоятельствах… Я позволил себе погрузиться в приятные размышления о том, как все могло сложиться при других обстоятельствах, и уже заканчивал постройку башенок и крепостной стены своего воздушного замка, когда услышал, как поворачивается ключ в замке. Едва я успел открыть папку и вытащить оттуда несколько листов, как вошел Леклерк в сопровождении охранника-китайца. Он уставился на стол, небрежно покачивая в воздухе своей ротанговой тростью:

– Как продвигаются дела, Бентолл?

– Все очень сложно и запутанно, а тут еще вы меня постоянно отвлекаете.

– Не нужно все усложнять, Бентолл. Я хочу, чтобы эту экспериментальную ракету подготовили к запуску в течение двух с половиной часов.

– Ваши желания меня совершенно не волнуют, – злобно ответил я. – К чему такая спешка?

– Моряки ждут, Бентолл. Мы же не будем заставлять их ждать, верно?

Обдумав его слова, я спросил:

– Хотите сказать, что у вас хватает наглости поддерживать радиосвязь с «Неккаром»?

– Не будьте так наивны. Разумеется, мы поддерживаем с ними связь. Я больше кого бы то ни было заинтересован, чтобы «Черный крестоносец» приземлился вовремя и попал точно по мишени. К тому же мне совсем не хочется, чтобы они заподозрили неладное и на всех парах помчались к Варду, если мы вдруг прервем с ними связь. Так что поторопитесь.

– Делаю все, что в моих силах, – холодно ответил я.

Когда он ушел, я приступил к изучению системы зажигания. Если не принимать во внимание множество условных сокращений, инструкции к подключению были таковы, что справиться с ними смог бы средней руки электрик. Но электрик не настроил бы таймер – тот механизм, который находился в ящике на внутренней стороне внешнего корпуса ракеты. Именно он регулировал последовательность воспламенения девятнадцати топливных цилиндров.

Из записок Фэрфилда я понял, что он и сам сомневался относительно точности своих рекомендаций по порядку и времени зажигания. Ученые работали, исходя из одних только теоретических предпосылок. Но теория и практика – это не одно и то же. Проблема заключалась в природе твердого топлива. При нормальных температурах и в малых количествах смесь оставалась полностью стабильной, но становилась крайне неустойчивой при аномально высокой температуре и давлении, а также в случае превышения так и не выявленной критической массы. И никто не знал точных ограничений ни по одному из этих факторов, а также, что еще важнее, как эти факторы взаимодействуют друг с другом. Известно было только одно: нестабильность могла привести к катастрофическим последствиям. При нарушении пределов безопасности топливо из относительно медленно горящего превращалось в быстродействующее взрывчатое вещество, разрушительная сила которого в пять раз превышала мощность тринитротолуола.

Чтобы уменьшить опасность, связанную с превышением массы, все взрывчатое вещество разделили на девятнадцать автономных зарядов. Все заряды воспламенялись в семь последовательных этапов, что сокращало риски, связанные с резким увеличением давления. Но к сожалению, никто не смог придумать, как нейтрализовать угрозу высоких температур. В топливе содержался свой окисляющий компонент, но его было недостаточно, чтобы обеспечить полное сгорание. Два высокоскоростных турбовентилятора включались за две секунды до возгорания первых четырех цилиндров и в течение пятнадцати секунд обеспечивали достаточный приток воздуха под высоким давлением, пока ракета не наберет достаточную скорость, чтобы самостоятельно получать воздух через огромные воздухозаборники. Но поскольку «Черному крестоносцу» требовалась постоянная подача воздуха, он будет вынужден лететь по очень пологой траектории, чтобы не вылететь за пределы атмосферы, прежде чем не сгорит его топливо. И только после того, как все горючее будет отработано, автоматический мозг ракеты резко поднимет ее за пределы атмосферы. Но даже полуминутное пополнение запасов воздуха приведет к сильнейшему аэродинамическому сопротивлению и, как следствие, невероятному скачку температуры. И хотя была надежда, что водоохлаждаемый керамический нос частично спасет от перегрева, никто точно не знал, какая температура может возникнуть в сердце ракеты. Так что вся затея выглядела весьма рискованной.

Два распределительных блока, которые я видел на внутреннем корпусе, приводились в действие перед запуском: переключатель, помеченный как «Вкл.», замыкал цепь зажигания, а тот, что отмечен как «Заряжено», приводил в действие систему уничтожения: если во время полета с ракетой что-то случится, например она отклонится от курса, то поступит электронный приказ к самоуничтожению. У обычных ракет, заправленных жидким кислородом или керосином, полет прерывался радиограммой, автоматически прекращавшей подачу топлива. Но перекрыть подачу уже воспламенившегося твердого топлива невозможно. Цилиндр, который я видел в верхней части ракеты посреди трубок с топливом, содержал в себе заряд тринитротолуола весом в шестьдесят фунтов. Он снабжался запалом, а в отверстие посреди запала вставлялся детонатор из гремучей ртути, приводимый в действие с помощью электричества. Его подключают к тому кабелю, что болтался неподалеку. Как и остальные системы ракеты, эта схема управлялась по радио. Определенный радиосигнал на нужной волне активировал электросхему в том же самом распределительном щитке, где содержался часовой механизм для запуска. Ток поступал в катушку, приводил в действие соленоидный переключатель – мягкий железный стержень посередине катушки, – цепь замыкалась, и детонатор в заряде с тротилом взрывался. И опять-таки Фэрфилд сомневался относительно результатов. Из-за взрыва тринитротолуола ракета должна была развалиться на части. Однако он не исключал возможности, что мгновенная смена температуры и давления может спровоцировать мощнейший детонационный взрыв.

Я подумал, что, если бы меня выбрали кандидатом для первого полета на Луну, я бы точно не полетел туда на «Черном крестоносце». Пусть летит кто-нибудь еще, а Бентолл останется на Земле и оттуда понаблюдает за взрывом.

Сев за пишущую машинку, я составил список, провода какого цвета и под какими номерами подсоединяются к какому топливному цилиндру. Затем вывел средние показатели из расчетов по временнóй последовательности, сделанных Фэрфилдом, и спрятал листок в карман. Едва я это сделал, как появился Хьюэлл.

– Нет, черт побери, я еще не закончил, – выпалил я, прежде чем он успел открыть рот. – Почему вы не можете оставить меня в покое?

– Долго еще? – спросил он раскатистым хриплым голосом. – Мы начинаем терять терпение, Бентолл.

– Ой как страшно! Еще минут пятнадцать. Оставьте у двери кого-нибудь из ваших людей. Я постучу, когда закончу.

Он кивнул и вышел. Я еще немного подумал, преимущественно о себе и о том, сколько мне еще осталось жить. Что там говорят психологи о невероятной силе человеческого разума и позитивного мышления? Если тысячу раз в день повторять, что нужно быть бодрым, неунывающим и здоровым, то именно так все и будет. Я попытался проделать нечто подобное, только немного по-своему. Старался представить себе Бентолла сгорбленным стариком с седыми волосами, но, похоже, позитивное мышление мне не очень-то помогло. Потому что перед глазами настойчиво маячил Бентолл с дырой в затылке. Возможно, это случится даже сегодня вечером. А в том, что это непременно произойдет, я даже не сомневался. Других ученых могут и пощадить, но не меня. Я должен был умереть и знал почему.

Я встал и оторвал шнурок от жалюзи на окне, но не для того, чтобы повеситься, пока не вернулись Леклерк с Хьюэллом, которые запытают меня до смерти или просто пристрелят. Я смотал шнурок и сунул его в карман брюк, после чего постучал в дверь. Тут же послышались шаги уходящего охранника.

Через несколько минут дверь снова распахнулась, на этот раз появились сразу и Леклерк, и Хьюэлл в сопровождении двух китайцев.

– Закончили? – коротко спросил Леклерк.

– Закончил.

– Хорошо. Приступаете к работе прямо сейчас.

Никаких спасибо, никаких поздравлений в адрес сообразительного Бентолла, справившегося с хитроумной задачкой. Сразу принимайся за дело, и без разговоров.

Я покачал головой:

– Все не так просто, Леклерк. Сначала мне нужно заглянуть в бункер.

– В бункер? – Его бледные, как у слепого, глаза уставились на меня. – Зачем?

– У вас там пульт управления пуском, вот зачем.

– Пульт управления?

– Маленькая коробочка с рычагами и кнопками для дистанционного радиоуправления различными схемами ракеты, – терпеливо объяснил я.

– Я знаю, что это такое, – холодно ответил он. – Чтобы подготовить ракету, вам не нужно его видеть.

– Не вам судить об этом, – высокомерно возразил я.

Леклерк вынужден был уступить мне, хотя и мог бы сделать это более элегантно. Он отправил охранника в кабинет капитана за ключами, и мы в полном молчании прошли те полторы мили, что отделяли нас от бункера. Надо сказать, молчание это было не самым приятным, но я не особенно переживал. Говорить мне все равно не хотелось. Мне хотелось смотреть, смотреть на белый блестящий песок, на переливающуюся сине-голубую лагуну, на безоблачное небо над головой. Я смотрел долго и внимательно, как человек, старающийся навсегда запомнить это прекрасное зрелище.

Бункер напоминал мощную и неприступную средневековую крепость, разница заключалась лишь в том, что он глубоко уходил под землю и на поверхности оставалась небольшая его часть около двух футов высотой. На крыше были установлены три радиолокационные антенны и три радиоантенны, а также верхушки четырех перископов, которых я не разглядел раньше. Они могли наклоняться по вертикальной оси и поворачиваться по горизонтальной.

К входу позади бункера спускалась короткая лестница. Дверь была массивная, стальная, на таких же массивных петлях, и весила, судя по всему, примерно полтонны. Служила она явно не только для того, чтобы не пускать в бункер мух. Когда всего в тысяче ярдов может прогреметь взрыв мощностью сто тонн в тротиловом эквиваленте, без такой двери не обойтись.

Китаец принес два здоровенных плоских хромированных ключа. Вставил один из них в замок, повернул дважды и толкнул дверь. Она медленно и легко открылась – петли, похоже, были хорошо смазаны. Мы вошли внутрь.

– Господи! – проворчал я. – Настоящая тюрьма!

Изнутри бункер и правда напоминал темницу. Это было помещение размерами десять на двадцать футов, с бетонным полом, стенами и потолком, а также тяжелой дверью, через которую мы только что вошли, и еще одной, чуть менее массивной, в стене напротив. И больше ничего, за исключением деревянных лавок вдоль стен и крошечной, похожей на светлячка лампочки под самым потолком.

На мою реплику никто не отреагировал. Китаец пересек эту темницу и открыл вторым ключом другую дверь.

Это помещение в бункере оказалось такого же размера, как и предыдущее, только все залитое светом. В одном из углов листами фанеры был отгорожен участок размером примерно пять на пять футов; я сразу догадался, для чего это сделано: чтобы закрыть экраны радаров от яркого света. В другом углу тихо гудел бензиновый генератор, его выхлопная труба исчезала где-то под крышей. Сверху по обе стороны от него находились два маленьких вентилятора. А посередине между экранами радаров и генератором располагался пульт управления. Я подошел и посмотрел на него.

Самый обычный металлический ящик со скошенным верхом, подключенный к радиопередатчику, несколько кнопок с надписями на них, над каждой кнопкой – сигнальная лампа. На первой кнопке виднелась надпись «Гидравлика», на второй – «Вспомогательное оборудование». Эти кнопки предназначались для финальной проверки подачи масла и электричества. Третья кнопка, «Выключатель питания», отключала внешние источники питания батареи. Четвертая, «Управление полетом», отвечала за радиосигнал, приводящий в действие механизм наведения в электронном «мозгу» ракеты. При нажатии на пятую, с надписью «Зажимы», загорался индикатор, показывающий, что фиксаторы кранов, поддерживающие ракету, будут убраны непосредственно перед пуском. Шестая, «Управление платформой», отводила платформы, при этом фиксаторы на выдвижных рычагах продолжали поддерживать ракету. Седьмая кнопка, «Пуск», включала мощные всасывающие воздух вентиляторы. Я уже выяснил, что через две секунды после этого часовой механизм приводил в действие первые четыре из девятнадцати цилиндров. Через десять секунд еще одна цепь замыкалась, и система самоуничтожения была готова сработать в любой момент, как только что-то пойдет не так и оператор пульта управления нажмет последнюю, восьмую кнопку.

Последняя кнопка. Она располагалась в отдалении от остальных. Ее ни с чем нельзя было спутать: белая прямоугольная посреди красного квадрата шесть на шесть дюймов. Отмечена аббревиатурой из стальных букв ЭНАСР (электронный наземный автоматический самоликвидатор ракеты). Нажать ее случайно не представлялось возможным, поскольку кнопку покрывала толстая металлическая сетка, закрепленная с двух сторон. И даже если снять сетку, прежде чем нажать на кнопку, ее требовалось повернуть на сто восемьдесят градусов.

Какое-то время я изучал пульт управления, возился с рацией, время от времени доставал свои записи и сверялся с ними. Хьюэлл все время нависал надо мной и мешал сосредоточиться. К счастью, особой сосредоточенности мне не требовалось. Леклерк просто стоял и смотрел на меня своими белыми, как у слепого, глазами, пока один из охранников не заговорил с ним шепотом, указывая на дверь.

Леклерк вышел и вернулся через тридцать секунд.

– Ладно, Бентолл, – коротко сказал он. – Поторапливайтесь. С «Неккара» только что сообщили, что они попали в шторм. Если погода продолжит ухудшаться, они не смогут наблюдать за пуском. Выяснили все необходимое?

– Я увидел все, что хотел.

– Сможете сделать это?

– Конечно смогу.

– Сколько вам потребуется времени?

– Пятнадцать минут. В крайнем случае двадцать.

– Пятнадцать? – Он сделал паузу. – Доктор Фэрфилд говорил, что на это уйдет сорок.

– Плевать мне на то, что говорил доктор Фэрфилд.

– Хорошо. Приступайте прямо сейчас.

– К чему?

– К подключению цепи зажигания, идиот.

– Похоже, произошла какая-то ошибка, – сказал я. – Я ничего не говорил о подключении. Вспомните, разве я такое говорил? У меня и в мысли не было прикасаться к этим чертовым цепям.

Ротанговая трость замерла в воздухе. Леклерк приблизился ко мне на шаг:

– Так вы не будете этим заниматься? – Его голос стал хриплым, неразборчивым от ярости. – Тогда какого дьявола вы тянули два с половиной часа, делая вид, будто выясняете все детали?

– Именно этим я и занимался, – ответил я. – Тянул время. Вы же слышали, что сказал Харгривс. Время на нашей стороне. Вы сами записали наш разговор.

Я предвидел, что случится дальше, но в тот день ощущал себя старой развалиной, мои реакции замедлились, и, когда Леклерк яростно взмахнул своей тростью, удар пришелся мне по левой щеке и глазу. На мгновение мне показалось, что мое лицо разрубили острым мечом. Я сдавленно вскрикнул от боли, отступил на пару шагов, а затем бросился на расплывавшуюся передо мной фигуру. Но не успел я сделать и шага, как Хьюэлл своей громадной лапищей схватил меня за больную руку и выдернул ее с корнем (позже все-таки оказалось, что рука на месте, – вероятно, Хьюэлл успел приделать ее обратно). Я со всей силы ударил его правой, здоровой рукой, но боль ослепила меня, и я промахнулся. Не успел я восстановить равновесие, как один из охранников схватил меня за правую руку, и трость еще раз со свистом обрушилась на меня. Этот удар удалось предугадать и нагнуться, он пришелся мне по макушке. Трость снова просвистела в воздухе, но третий удар меня не настиг: Хьюэлл отпустил меня, подскочил к Леклерку и схватил его за руку в тот момент, когда он уже начал опускать ее. Рука Леклерка замерла так неожиданно, словно ее приковали цепью к потолку. Он попытался высвободиться, навалился на руку Хьюэлла всем телом, но ни Хьюэлл, ни его рука не сдвинулись даже на дюйм.

– Хьюэлл, черт тебя подери, отпусти меня! – прошептал Леклерк дрожащим от слепой ярости голосом. – Убери от меня свои руки!

– Босс, прекратите! – Низкий властный бас Хьюэлла немного развеял то безумие, которое творилось в бункере. – Вы разве не видите, он и так едва живой! Убить его хотите? А кто тогда запустит ракету?

На две секунды стало тихо, затем Леклерк заговорил уже совсем иным тоном:

– Спасибо, Хьюэлл. Конечно, ты абсолютно прав. Но меня спровоцировали.

– Ага, – прогремел Хьюэлл. – Это точно. Строит из себя умника. Я бы и сам с радостью сломал ему шею.

Меня окружали отнюдь не друзья, это было достаточно ясно. Но в тот момент они меня не очень беспокоили, я даже не думал о них, все мои мысли были сосредоточены исключительно на моей собственной персоне. Левая рука и левая щека устроили соревнование, кто из них заставит меня подпрыгнуть выше от боли, и соревнование было жестоким, но спустя какое-то время они решили объединить усилия, и всю левую сторону моего тела охватила мучительная боль. Я посмотрел на пульт управления: кнопки то расплывались перед моими глазами, то снова возникали в поле зрения, выскакивая на меня, как прыгающие бобы[15] на подносе. Хьюэлл не преувеличивал: долго я не продержался бы, в этом у меня не оставалось сомнений. Я постепенно разваливался на части. А может, и не постепенно.

До меня донеслись голоса, но я не понимал, ко мне ли они обращаются. Споткнувшись, я тяжело опустился на стул и вцепился в пульт управления, чтобы не упасть.

Голоса снова зазвучали, и теперь я узнал голос Леклерка. Он стоял в двух шагах от меня, сжимая в обеих руках трость. Костяшки его пальцев побелели, как будто он собирался сломать трость пополам.

– Бентолл, вы слышите меня? – медленно проговорил он холодным голосом, который понравился мне еще меньше, чем его недавние истеричные крики. – Вы понимаете, что я вам говорю?

Я смотрел, как кровь капает на бетонный пол.

– Мне нужен врач, – пробормотал я. Подбородок и губы распухли, говорить было трудно. – У меня опять открылись раны.

– К черту ваши раны. – Ну прямо ни дать ни взять добрый самаритянин. – Вы приступите к работе над ракетой. И сделаете это прямо сейчас!

– Ох! – вздохнул я и заставил себя сесть прямо. Прикрыв глаза, я попытался поймать его более-менее в фокус. Но он все равно распадался на множество Леклерков, как изображение на экране плохо настроенного телевизора. – И как вы меня принудите? А вам придется меня принудить, и вы об этом знаете. Так как? Пытками? Ну попробуйте вырвать мне ногти, посмотрим, что на это скажет Бентолл. – Я наполовину обезумел от боли и не понимал, что говорю. – Один поворот колеса дыбы, и Бентолл уже в лучшем мире. К тому же я все равно ничего не почувствую. И посмотрите, у меня рука трясется, как осиновый лист. – Я поднял руку и показал ему, как она дрожит. – Думаете, я смогу подключить сложный…

Он ударил меня по губам тыльной стороной ладони, но не сильно.

– Заткнитесь, – холодно сказал он. Флоренс Найтингейл[16] понравилось бы такое обхождение. Он знал, как обращаться с больными. – Существуют и другие способы. Помните, как я задал вопрос тому дурачку-лейтенанту, а он не стал отвечать? Помните?

– Да. – Казалось, с тех пор прошло не несколько часов, а целый месяц. – Помню. Вы велели застрелить матроса в затылок. В следующий раз лейтенант сделал все, что вы хотели.

– И вы тоже сделаете. Я приведу сюда матроса и заставлю вас подготовить ракету. Если вы откажетесь, я его застрелю. – Он щелкнул пальцами. – Вот так!

– Да неужели?

Он ничего не ответил, только подозвал одного из своих охранников и что-то ему сказал. Китаец кивнул, развернулся, но не успел сделать и пяти шагов, как я сказал Леклерку:

– Верните его.

– Так-то лучше, – кивнул Леклерк. – Будете сотрудничать.

– Скажите ему, пусть приведет и рядовых, и офицеров. Можете их всех пристрелить. Заодно посмотрите, подействует ли это на меня.

Леклерк молча уставился на меня.

– Бентолл, вы с ума сошли? – спросил он наконец. – Неужели вы не осознаете всю серьезность моих намерений.

– Я тоже совершенно серьезен, – устало ответил я. – Вы забываете, кто я такой, Леклерк. Я контрразведчик, и гуманистические принципы для меня ничего не значат. Вы лучше кого бы то ни было должны это понимать. К тому же я прекрасно знаю, что вы все равно убьете их, перед тем как покинете остров. И какая, к черту, разница, если их шлепнут на двадцать четыре часа раньше срока? Начинайте расходовать патроны!

Леклерк молча смотрел на меня. Секунды шли, сердце тяжело, мучительно стучало в груди, ладони стали влажными. Затем он отвернулся. Кажется, он мне поверил, ведь все сказанное вполне соответствовало его безжалостной преступной логике. Леклерк тихо обратился к Хьюэллу, и тот ушел вместе с охраной, а Леклерк повернулся ко мне.

– У каждого есть ахиллесова пята, Бентолл, – непринужденно сказал он. – Вы ведь любите вашу жену?

Жара в укрепленном бетонном бункере стояла удушающая, как в духовке, но мне вдруг стало нестерпимо холодно, словно я очутился в морозильной камере. На мгновение жестокая боль отступила, по рукам и спине забегали мурашки. Во рту внезапно пересохло, а где-то в желудке возникла отвратительная тошнота – безошибочный признак страха. И я испугался, испугался так, как никогда прежде. Я мог потрогать этот страх руками, чувствовал его во рту, и это был самый неприятный вкус на свете. Я ощущал его запах, в котором смешались самые жуткие зловония. Боже, как же я не догадался, что все к этому идет? Я представил себе ее лицо, искаженное гримасой боли, карие глаза, потемневшие от страданий. Это же так очевидно. И только Бентолл мог такое пропустить.

– Жалкий глупец! – с презрением процедил я. Губы мои настолько распухли, что я с трудом произносил слова. Еще сложнее оказалось передать соответствующий ситуации презрительный тон, но я и с этим справился. – Она мне не жена. Ее зовут Мари Хоупман, и в первый раз я увидел ее ровно шесть дней назад.

– Она вам не жена? – Похоже, он не сильно удивился. – Значит, полагаю, ваша коллега?

– Ваши предположения абсолютно верны. Мари Хоупман прекрасно осознает все риски участия в этом деле. Она много лет работает профессиональным правительственным агентом. Так что не нужно угрожать мне расправой над мисс Хоупман. Она только посмеется над вами.

– Ну да, ну да. Агент, вы говорите? Что ж, британское правительство можно только поздравить: обычно их женщины-агенты не отличаются внешней привлекательностью, и мисс Хоупман немного исправляет эту ситуацию. На редкость прелестная юная леди. Лично я нахожу ее очаровательной. – Он сделал небольшую паузу. – Но раз она не ваша жена, вы ведь не возражаете, если она присоединится к другим дамам и уедет вместе с нами?

Леклерк внимательно следил за моей реакцией. Я сразу понял это, поэтому ничего не предпринял. Теперь он держал в правой руке пистолет, да еще охранник целился из карабина мне в грудь, так что единственная уместная в данной ситуации реакция не принесла бы мне никакой пользы. Я просто спросил:

– Вместе с вами? И куда вы направитесь, Леклерк? В Азию?

– Думаю, это очевидно.

– А ракета? Станет прототипом для сотни таких же?

– Совершенно верно. – Кажется, у него возникло желание поговорить, как это часто бывает у людей, одержимых какой-то идеей. – В стране, где я обрел вторую родину, скажем так, больше склонны к утонченному подражанию, чем к оригинальным изобретениям. Через шесть месяцев мы наладим массовое производство «Черных крестоносцев». Ракеты, Бентолл, сегодня главный козырь в мировой политике. Нам необходимо жизненное пространство для наших, выражаясь языком мировой прессы, неисчислимых миллионов. Австралийская пустыня может превратиться в цветущий оазис. И по возможности мы хотели бы переселиться туда мирно.

Я молча уставился на него. Похоже, он окончательно рехнулся.

– Жизненное пространство? В Австралии? Бог мой, да вы с ума сошли. Австралия! Вам в жизни не сравниться по военному потенциалу с Россией или Америкой!

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы думаете, эти страны останутся в стороне и позволят вам бесчинствовать в Тихом океане? Вы точно безумец.

– Не останутся, – спокойно сказал Леклерк. – С этим я согласен. Но и с Россией, и с Америкой можно договориться. «Черный крестоносец» сделает это за нас. Как вы прекрасно знаете, его преимущество заключается в абсолютной мобильности, кроме того, ему не требуются специальные пусковые площадки. Мы разместим по две или три ракеты на дюжине судов, конечно не наших, ни в коем случае, а под фальшивыми флагами таких стран, как Панама, Либерия или Гондурас. Трехсот ракет будет достаточно, более чем достаточно. Мы отправим эти суда к берегам Советского Союза – в Балтийское море и к полуострову Камчатка, а также в Соединенные Штаты – к Аляске и Восточному побережью. Те корабли, которые приплывут в Россию, нацелят свои ракеты на стартовые площадки американских МКБР. Те, что окажутся у побережья Америки, нацелят свои ракеты на аналогичные места в СССР. Затем, примерно в одно и то же время, они будут запущены. Водородные бомбы посыплются на обе страны. Современные радарные станции, инфракрасные приборы поиска и обнаружения, сделанные со спутников фотографии конденсационных следов от межконтинентальных ракет, – все безошибочно укажет, что бомбы прилетели из России и Америки. А если и останутся сомнения, то их развеют полученные якобы из Москвы и Вашингтона радиограммы с призывами сдаваться. После этого две сверхдержавы примутся уничтожать друг друга. Двадцать четыре часа спустя никто уже не помешает нам творить в мире все, что угодно. Или вы видите серьезные недочеты в моих рассуждениях?

– Вы сошли с ума. – Даже я слышал, каким напряженным и хриплым стал мой голос. – Совершенно безумны.

– Если мы поступим в точности, как я вам сейчас обрисовал, я с вами соглашусь. Впрочем, этот вариант мы прибережем в качестве крайней меры. Но он выглядит слишком глупым и неблагоразумным. Облако радиоактивного пепла на какое-то время превратит северное полушарие в весьма неприятное место. Кроме того, мы хотели бы вести торговые отношения с такими богатыми и могущественными странами. Нет-нет, Бентолл, это всего лишь угрозы. Скорее всего, достаточно будет лишь указать на возможное развитие событий. Мы пригласим американских и советских наблюдателей посетить весьма впечатляющие испытания «Крестоносца», которого, наверное, переименуем. Продемонстрируем его мощь, грузоподъемность, дальность полета и точность попадания. Затем организуем утечку информации о дюжине кораблей, размещенных на стратегических позициях, и о наших намерениях спровоцировать войну на уничтожение между двумя странами. После этого мы отправимся в Австралию. Заметьте, какая в связи с этим может возникнуть интересная и деликатная ситуация. Одна из сверхдержав или даже обе могут нас атаковать. И как только это произойдет, водородные бомбы упадут на территорию этой страны. Предположим, это будет Америка. Бомбы уничтожат стартовые площадки их МКБР и стратегические аэродромы. Но откуда прилетят эти бомбы? От нас, ведь Америка соберется нападать на нас? Или из России, где решат воспользоваться удачным моментом, чтобы уничтожить Соединенные Штаты и не получить немедленного ответа? Ведь у американцев не будет никаких доказательств, откуда были отправлены водородные бомбы, и в США могут решить, что ракеты вылетели с тех кораблей, о стратегическом размещении которых стало известно. Но обратите внимание, независимо от того, поверит ли Америка, что бомбы сбросили мы, им все равно придется начать массированную атаку на Советский Союз, ведь бомбы могли прилететь и оттуда. Если американцы будут слишком долго ждать перед нанесением ответного ядерного удара, Соединенные Штаты просто исчезнут. Похожая ситуация с еще большей вероятностью произойдет, если мы запустим ракеты на территорию СССР. В результате, Бентолл, обе сверхдержавы поймут, что если одна из них нападет на нас, это приведет к ядерной катастрофе, которая может уничтожить их обеих. Поэтому никто нас даже пальцем не тронет, более того, они объединят усилия, чтобы помешать третьим странам вроде Британии или Франции напасть на нас. И я еще раз хочу спросить: видите ли вы какой-нибудь изъян в моих рассуждениях?

– Вы сошли с ума, – повторил я. – Окончательно и безнадежно.

Но это были только слова. В моем голосе больше не осталось уверенности. Нет, он не походил на одержимого. И не говорил, как человек, сошедший с ума. Но все сказанное им звучало безумно из-за своей абсурдности. Причем абсурдным выглядел беспрецедентный размах шантажа и блефа и беспримерность тех жутких угроз, на которых этот шантаж основывался. Однако в самом шантаже, блефе и угрозах я не видел ничего безумного. И если вы не находите безумия в явлении обычных масштабов, оно не обязательно должно возникнуть, когда эти масштабы вырастут в немыслимых пропорциях. Поэтому, вполне возможно, Леклерк вовсе не сумасшедший.

– Посмотрим, посмотрим.

Он повернулся, когда входная дверь открылась, и быстро выключил свет, кроме маленькой лампочки над пультом управления.

В полутемную комнату вошла Мари в сопровождении Хьюэлла. Я стоял спиной к свету, но она тут же узнала меня и шагнула в мою сторону, а затем замерла на месте, когда Леклерк преградил ей путь своей тростью.

– Простите, что мы привели вас сюда, миссис Бентолл, – сказал он. – Или вас стоит называть мисс Хоупман? Как я понимаю, вы не женаты.

Мари бросила на меня быстрый взгляд, который лучше бы мне никогда не видеть, и промолчала.

– Смущаетесь? – спросил Леклерк. – Или не желаете сотрудничать? Как и Бентолл. Он оказался таким несговорчивым. Не хочет запускать «Черного крестоносца».

– Молодец, – сказала Мари.

– Как интересно. А ведь он может пожалеть об этом. Вы не желаете переубедить его, мисс Хоупман?

– Нет.

– Нет? Но если вы откажетесь, мы можем убедить его с вашей помощью.

– Только зря тратите время, – с презрением сказала она. – Боюсь, вы нас совершенно не знаете. К тому же мы с ним едва знакомы. Я ничего не значу для него, а он – для меня.

– Ясно. – Леклерк повернулся ко мне. – Твердость духа в лучших традициях секретной службы. Что вы скажете, Бентолл?

– То же, что и мисс Хоупман. Вы зря теряете время.

– Ну хорошо. – Он пожал плечами и повернулся к Хьюэллу. – Уведи ее.

Мари снова улыбнулась мне – теперь я уже не сомневался, что в темноте она не видела мое избитое лицо, – и вышла с высоко поднятой головой. Леклерк походил немного по комнате с опущенной головой, как человек, который о чем-то глубоко задумался. Затем отдал приказ китайцу и тоже вышел.

Через две минуты дверь открылась, и я увидел Мари. Хьюэлл и Леклерк поддерживали ее с двух сторон. Она повисла на них, потому что не могла стоять. Уронив голову на левое плечо, она тихо застонала, не открывая глаз. Страшнее всего было то, что я не заметил на ней никаких следов насилия. Даже волосы не растрепались.

Я попытался наброситься на Леклерка, и плевать на два карабина и пистолет Хьюэлла, которые целились в меня. Я даже не обратил на них внимания. Просто устремился к Леклерку, чтобы разбить ему лицо, изувечить, убить, уничтожить… Но даже это у меня не вышло. Едва я сделал пару шагов, как охранник ударил меня прикладом, и я, оглушенный, растянулся на каменном полу, где и пролежал какое-то время.

Затем охранник поднял меня на ноги и встал рядом. Хьюэлл и Леклерк не двинулись с места. Голова Мари свесилась вперед, и я увидел, как волосы распадаются у нее на затылке. Она больше не стонала.

– Вы подготовите «Крестоносца»? – мягко спросил Леклерк.

– Когда-нибудь я убью вас, Леклерк, – ответил я.

– Вы подготовите «Крестоносца»?

– Подготовлю, – кивнул я. – А потом обязательно убью вас.

«Хорошо бы справиться хотя бы с половиной моего обещания», – с горечью подумал я.