Читать книгу Черный крестоносец - - Страница 6

Среда, 15:00–22:00

Шла война, и я попал в самое пекло. Я не видел, кто находится справа или слева от меня, даже не понимал, день сейчас или ночь. Но шла война, это несомненно. Тяжелая артиллерия открыла заградительный огонь перед атакой. Я не герой. Дайте мне только отсюда выбраться. Я не хотел служить кому-либо пушечным мясом. Я побежал, кажется, споткнулся и почувствовал острую боль в правой руке. Наверное, шрапнель или пуля. Может, теперь меня признают негодным к службе и больше не придется сражаться на передовой? Затем я открыл глаза и понял, что никакого фронта нет, а мне удалось совершить нечто почти невероятное – выпасть из кресла на деревянный пол веранды профессора Уизерспуна. При этом приземлился я точно на правый локоть. И теперь он болел.

Я спал, но грохот взрывов и дрожь земли мне не приснились. Когда я встал, сжимая локоть и стараясь не запрыгать от боли, вдали раздались два приглушенных удара, и оба раза пол веранды довольно сильно тряхнуло. Я не успел даже предположить, откуда доносится этот шум, как увидел в дверях веранды профессора Уизерспуна, глядевшего на меня с тревогой. По крайней мере, в его голосе была тревога, и я предположил, что выражение его заросшего лица соответствующее.

– Мой дорогой друг! Мой дорогой друг! – Он подбежал ко мне, вытянув руки, словно боялся, что я в любой момент опять упаду. – Я услышал шум падения. Честное слово, это было так громко! Вы, наверное, ушиблись? Что случилось?

– Упал с кресла, – терпеливо объяснил я. – Мне снилось, что я участвую в боях второго фронта. Это все нервы.

– Боже правый! Боже правый! – Он суетился и хлопотал вокруг меня, но ничем особенно не помог. – Вы… ничего больше не повредили?

– Разве что свою гордость. – Я осторожно ощупал локоть. – Ничего не сломано. Просто ушиб. Что это за жуткий грохот?

– Ха! – с облегчением улыбнулся профессор. – Думаю, вам это будет интересно. Как раз хотел показать… вы ведь наверняка захотите осмотреть остров. – Он насмешливо взглянул на меня и поинтересовался: – Хорошо подремали свои два часика?

– Если не считать пробуждения, то да, неплохо.

– Вообще-то, вы проспали шесть часов, мистер Бентолл.

Я посмотрел на свои часы, потом – на солнце, которое давно уже пересекло меридиан, и понял, что он не обманывает меня, но не стал суетиться, а просто вежливо спросил:

– Надеюсь, я не причинил вам беспокойство? Ведь вы остались и присматривали за мной, вместо того чтобы посвятить это время работе.

– Вовсе нет, вовсе нет. Здесь никто не следит за временем, молодой человек. Я работаю, когда захочу. Проголодались?

– Нет, спасибо.

– Может, хотите пить? Как насчет гонконгского пива? А потом я вам все здесь покажу. Пиво замечательное. Холодненькое.

– Звучит прекрасно, профессор.

Мы выпили пива, и оно в самом деле оказалось отменным. Пили мы его в гостиной, куда профессор отвел нас в предыдущий раз, и я рассмотрел экспонаты в застекленных витринах. Мне они показались собранием каких-то древних костей, окаменелостей и ракушек, каменных пестиков и ступок, обугленных деревяшек, глиняной посуды и камней причудливых форм. Меня все это оставило равнодушным, так что мне совсем нетрудно было не проявлять никакого интереса, потому что профессор, похоже, относился с большой настороженностью к людям, интересовавшимся археологией. Но от его настороженности не осталось и следа, когда, поймав мой блуждающий взгляд, он с энтузиазмом воскликнул:

– Правда, чудесная коллекция? Чудесная!

– Боюсь, это совсем не по моей части, – виновато признался я. – Даже не знаю…

– Конечно, конечно! Я и не ждал от вас особого отклика. – Он подошел к столику с выдвижной крышкой, вытащил из среднего ящика стопку газет и журналов и протянул их мне. – Это поможет вам лучше во всем разобраться.

Я быстро пролистал журналы и газеты. Почти все они оказались шестимесячной давности. Пять газет из восьми – лондонские ежедневники, три оставшиеся – известные американские газеты, и в семи на первых полосах красовались статьи о профессоре. Вероятно, это был счастливый день для старика. Большинство заголовков так или иначе говорили об археологической находке века, которая по значимости затмевала Тутанхамона, Трою и Свитки мертвого моря. Разумеется, нечто подобное писали обо всех последних археологических раскопках, однако в данном случае у подобных заявлений все же имелись определенные основания. Океания долгое время считалась малоизученным с точки зрения археологии континентом, но теперь профессор Уизерспун заявлял, что обнаружил здесь, на острове Варду в южной части архипелага Фиджи, неопровержимое доказательство миграции полинезийского населения из Юго-Восточной Азии. Также он установил, что первая примитивная форма цивилизации возникла здесь еще в пятом тысячелетии до Рождества Христова, на пять тысяч лет раньше предыдущих подсчетов. В трех журналах были опубликованы большие, на целый разворот, статьи об открытии, и в одном я нашел очень удачную фотографию профессора с доктором Карстерсом по прозвищу Рыжий. Они стояли около треснувшей каменной плиты, но заголовок утверждал, что это фрагмент многоярусной гробницы. Внешность у доктора Карстерса была весьма запоминающейся: высокий, под два метра ростом, и с пышными закрученными усами огненно-рыжего цвета.

– Боюсь, в свое время я все это пропустил, – признался я. – Тогда я находился на Ближнем Востоке, полностью отрезанный от остального мира. Вероятно, это открытие наделало шума.

– Мой звездный час, – просто сказал профессор.

– Не сомневаюсь. Но почему в последнее время я ничего об этом не читал?

– С тех пор газеты не писали обо мне и не будут писать, пока я не закончу здесь свою работу, – мрачно ответил он. – Когда только поднялся шум, я по своей глупости пригласил сюда представителей новостных агентств, журналистов из газет и журналов. Они даже зафрахтовали отдельное судно в Суве. Высадились на берег, как саранча, можете мне поверить, сэр. Сновали по всему острову, мешали, всюду лезли, несколько недель интенсивной работы пошло насмарку. Беспомощен. Я был абсолютно беспомощен. – Он начал закипать. – К тому же среди них оказались шпионы.

– Шпионы? Вы уж меня простите…

– Конкуренты-археологи. Пытались украсть мои заслуги. – (По мнению старика, вероятно, не существовало преступления страшнее.) – И не только заслуги, но и кое-что еще, особенно ценные находки, сделанные в этом регионе. Никогда не доверяйте археологам, мой мальчик, – с горечью сказал он. – Никогда.

Я заверил его, что не стану этого делать, и он продолжил:

– Один из них имел наглость приплыть сюда пару месяцев назад на яхте. Американский миллионер, для которого археология – хобби. Видите ли, он хотел, чтобы я похвалил его заслуги. Придумал, будто сбился с курса. Никогда не доверяйте археологам. Я вышвырнул его вон. Поэтому я и вас поначалу заподозрил. Откуда мне было знать, что вы не репортер?

– Я понимаю вас, профессор, – успокаивающе ответил я.

– Но теперь за мной стоит правительство, – победоносно заявил он. – Разумеется, это британская территория. На остров никого не пустят, пока я не закончу работу. – Он допил пиво. – Что ж, не стану утомлять вас своими трудностями. Может, прогуляемся?

– С удовольствием. Но не возражаете, если я сначала проведаю жену?

– Конечно, конечно. Вы же знаете, куда идти.

Мари Хоупман пошевелилась и посмотрела на меня сонными глазами, когда я открыл скрипучую дверь. Ее постель выглядела непритязательно – просто деревянный каркас с натянутой на нем сеткой для матраса, – но казалась достаточно удобной.

– Прости, если разбудил, – сказал я. – Как у тебя дела?

– Ты меня не будил. И дела у меня в десять раз лучше. – Мари посмотрела на меня: синяки под глазами исчезли, как и лихорадочный румянец на щеках. Она лениво потянулась. – Ничего не хочу, только лежать и лежать еще долго-долго. Он такой добрый, правда?

– Мы попали в заботливые руки, – согласился я и даже не пытался немного понизить голос. – Тебе лучше еще поспать, дорогая.

Она удивленно моргнула, услышав слово «дорогая», но затем ее лицо снова стало спокойным.

– Это будет совсем несложно. А ты?

– Профессор Уизерспун собирается показать мне окрестности. Кажется, он сделал здесь важное археологическое открытие. Должно быть, очень интересное.

Я наговорил ей еще немного банальностей и нежно попрощался, – по крайней мере, я надеялся, что профессору такое прощание покажется достаточно нежным.

Уизерспун ждал меня на веранде, с пробковым шлемом на голове и ротанговой тростью в руке. Ни дать ни взять настоящий британский археолог.

– Там живет Хьюэлл. – Уизерспун махнул тростью в сторону ближайшей к его дому хижины. – Он руководит рабочими. Американец. Разумеется, неотесанный чурбан. – Судя по тону его голоса, он готов был применить это определение ко всем ста восьмидесяти миллионам жителей Соединенных Штатов. – Но способный. Да, очень, очень способный. Дальше находится мой гостевой дом. Сейчас он пустует, но готов к приему гостей. Выглядит, правда, немного хлипким. – Он не преувеличивал, весь дом состоял из крыши, пола и четырех опорных столбов по углам. – Зато очень удобный. Хорошо приспособлен для здешнего климата. Тростниковые занавески разделяют его пополам, а вместо стен – шторы, сплетенные из листьев кокосовых пальм. Их можно поднимать и опускать до пола. Кухня и ванная находятся за домом, в помещениях такого типа их невозможно оборудовать. А следующее длинное строение – барак для рабочих-землекопов.

– А то страшилище? – Я кивнул на постройку из рифленого железа. – Загрузочный бункер и камнедробилка?

– Почти угадали, мой мальчик. Выглядит жутковато, правда? Это собственность, точнее, бывшая собственность Британской фосфатной компания. Если приглядитесь, сможете прочитать название этой организации. Их камнедробильная установка. Тот ангар с плоской крышей за ней – сушильный комплекс. – Он описал тростью в воздухе широкий полукруг. – Они почти год как уехали, но здесь по-прежнему всюду эта чертова серая пыль. Убила почти всю растительность на острове. Отвратительно!

– Хорошего в этом и правда мало, – согласился я. – Но что британская компания делает в этих забытых богом местах?

– Не совсем британская, скорее международная. Почти все руководство из Новой Зеландии. Занимаются разработкой полезных ископаемых, чем же еще? Фосфатов. Год назад они добывали по тысяче тонн в день. Ценная штука. – Он смерил меня пристальным взглядом. – Разбираетесь в геологии?

Похоже, профессор относился с подозрением ко всем, кто обладал какими-либо знаниями, поэтому я ответил ему, что не разбираюсь.

– Что ж, да и кто в наше время в этом разбирается? – уклончиво заметил он. – Но я постараюсь ввести вас немного в курс дела, мой мальчик. Представьте себе, когда-то эти острова лежали на дне океана, на глубине в три тысячи миль. Это весьма глубоко. Затем в один прекрасный день – хотя одним днем, конечно, дело не ограничилось и этот период растянулся на миллионы лет – дно поднялось на самый верх. Возможно, причиной послужило движение земной коры или вулканическая активность с постоянным выбросом лавы. Кто знает? – Он с осуждением откашлялся. – Когда вы немного разбираетесь в этой теме, – (по тону его голоса я понял, что если он знает «немного», то всякого, кто утверждает, что знает много, стоит назвать лжецом), – то отпадает всякое желание делать безапелляционные заявления. Как бы то ни было, но спустя несколько геологических эр возникла массивная подводная гора, вершина которой еще не поднялась из воды, но находилась на глубине, не превышающей ста двадцати футов.

Он испытующе посмотрел на меня, ожидая очевидного вопроса, так что пришлось его задать:

– Откуда у вас такая уверенность в том, что происходило миллионы лет назад?

– Потому что это коралловый остров, – с триумфом в голосе заявил профессор, – и полипы, построившие коралловые рифы, должны жить в воде, но на глубине свыше ста двадцати футов они погибают. Так вот, некоторое время спустя…

– Еще несколько миллионов лет?

– Около миллиона. Вероятно, именно тогда залегавший на глубине коралловый риф поднялся. Скорее всего, это совпало с началом эпохи птиц. Риф стал убежищем для несметного полчища пернатых – их много летало над Тихим океаном. Птицы жили здесь бесчисленное количество лет. За это время на поверхности образовался слой гуано футов пятьдесят толщиной. Миллионы, миллионы тонн, а потом остров, состоящий из кораллов и гуано, опустился на дно.

Судя по всему, история развивалась весьма бурно.

– Еще какое-то время спустя, – продолжал профессор, – он снова всплыл. На этот раз под действием морских отложений и соленой воды гуано превратилось в концентрированный фосфат кальция. Затем начался медленный и трудоемкий процесс формирования почвы, на острове выросла трава, кустарники, деревья, и возник настоящий тропический рай. Примерно в последний ледниковый период из Юго-Восточной Азии приплыли переселенцы и заселили этот идиллический уголок.

– Но если здесь такая идиллия, почему же они покинули ее?

– Они не покидали остров! Они не покидали его по той же причине, по которой эти фантастические залежи фосфатов не были обнаружены до недавнего времени, хотя разработки полезных ископаемых ведутся в Тихоокеанском регионе еще с конца прошлого столетия. В здешних местах, мистер Бентолл, высокая вулканическая активность, и на соседних островах Тонга по-прежнему много действующих вулканов. За несколько часов извержения один огромный подводный вулкан потопил половину кораллового острова и накрыл гигантским слоем базальтовой лавы кораллы, фосфаты, растительность и несчастных людей, которые здесь жили. Извержение, уничтожившее Помпеи в семьдесят втором году нашей эры, – пренебрежительно сказал профессор Уизерспун, завершая свой рассказ, – просто пустяк по сравнению с этим.

Я кивнул в сторону горы, круто поднимавшейся вверх у нас за спиной:

– Тот самый вулкан, поднявшийся из воды?

– Совершенно верно.

– А что случилось с другой половинкой острова?

– Вероятно, одновременно с извержением вулкана образовался разлом. И однажды остров раскололся, и половина его ушла под воду, повредив морское дно и утащив за собой коралловые рифы на севере. Вы сами можете увидеть, что путь в лагуну там открыт.

Он шел бодрым шагом и, судя по всему, совершенно не переживал из-за того, что живет в очень опасном месте, где регулярно происходят природные катаклизмы. Профессор поднялся по склону, и примерно в трехстах ярдах от камнедробилки мы внезапно оказались около расщелины в склоне горы. Она была примерно семьдесят футов высотой и тридцать шириной, вертикальная по форме и с плоским дном, ведущим к круглому отверстию в склоне. Из отверстия выходили очень узкие рельсы, которые тянулись по горизонтальному дну расщелины, а затем сворачивали на юг и скрывались из виду. У входа в расщелину я заметил несколько маленьких сарайчиков, в одном из них что-то глухо шумело. Чем ближе мы подходили, тем громче становился этот звук. Бензиновый генератор. До того момента я даже не задумывался, что для проведения раскопок внутри горы профессору и его помощникам требуется электричество: для освещения и, возможно, вентиляции.

– Вот мы и пришли, – объявил профессор. – То самое место, где любопытный, не обделенный интеллектом геологоразведчик из фосфатной компании обнаружил этот разлом, начал расчищать верхние слои грунта и на глубине меньше трех футов нашел фосфаты. Одному богу известно, сколько миллионов тонн породы извлекли отсюда, гора – настоящие медовые соты. Когда они заканчивали работу, кто-то нашел осколки керамических изделий и камни странной формы. Их показали археологу в Веллингтоне, а тот сразу прислал их мне. – Профессор скромно откашлялся. – Остальное уже вошло в историю.

Я последовал за творцом истории в расщелину и прошел по извилистому горизонтальному коридору до огромной круглой горной выработки в породе. Гигантская пещера около сорока футов высотой и двадцати шириной поддерживалась бетонными колоннами диаметром около двухсот футов. С полдюжины крошечных электрических лампочек, подвешенных на колонны на высоте около десяти футов, создавали в пещере с ее грязно-серыми стенами пугающую и гнетущую атмосферу. Освещением их можно было назвать только с большой натяжкой. По периметру на одинаковом расстоянии друг от друга находилось еще пять туннелей, в каждый вели рельсы.

– Что вы по этому поводу думаете, мистер Бентолл?

– Напоминает римские катакомбы, – ответил я. – Только не такие забавные.

– Горные работы здесь проведены просто великолепно, – строго сказал профессор. К самому близкому и дорогому он относился с большим почтением. А самым близким и дорогим для него явно были эти промозглые и темные дырки в скале. – Известняк – очень сложный в работе материал. А когда еще приходится поддерживать толстый слой базальтовой лавы и половину веса вулкана над нами, то задача усложняется многократно. Весь склон состоит из пещер, похожих на соты. Все соединены туннелями. Гексагональная система. Сводчатые потолки обеспечивают прочность всей конструкции, но их размер строго ограничен. Горнодобывающей компании удалось извлечь только треть ценной породы, после чего расходы на колонны, которые используются для поддержания потолка, стали слишком высоки.

– Но разве здесь не опасно работать? – Я подумал, что интересный вопрос поможет мне вернуть его расположение.

– Пожалуй что да, – задумчиво ответил профессор. – Приходится рисковать. Иного выхода у нас нет. Все в интересах науки. Пойдемте, я покажу, где мы сделали наше первое открытие.

Он повел меня через пещеру к туннелю напротив. Мы вошли в него и спустились вниз, ловко прыгая по шпалам одноколейки. Примерно через двадцать ярдов мы оказались еще в одной пещере такого же размера, как и предыдущая, и с таким же количеством туннелей. Из освещения здесь была только одна лампочка, свисавшая с электрического провода, который тянулся через пещеру и скрывался в самом дальнем туннеле. Но даже в ее свете я увидел, что два туннеля слева забаррикадированы тяжелыми, вертикально стоящими балками.

– Профессор, что здесь произошло? Обвал?

– К сожалению, да, – покачал головой он. – Два туннеля и часть пещеры, в которую они вели, обрушились одновременно. Пришлось укрепить вход в туннели, чтобы и эта пещера не обрушилась. Разумеется, это случилось еще до моего приезда на остров. Кажется, в той пещере справа погибли три человека. Они только приступили к раскопкам. Страшная штука, страшная. – Он сделал небольшую паузу, позволяя мне осознать, насколько ужасным кажется ему произошедшее, затем бодро объявил: – Кстати, вот то самое историческое место.

Справа от туннеля, через который мы вошли в пещеру, находилась ниша глубиной пять футов. Мне она показалась самой заурядной пятифутовой нишей. Но профессор Уизерспун относился к ней как к храму, жрецом которого он себя назначил.

– Здесь, – почтительно произнес он, – была раскрыта тайна Полинезии и полинезийцев. Именно в этом месте мы обнаружили первые топоры и каменные пестики со ступками и совершили величайшее археологическое открытие нашего поколения. Согласитесь, здесь ведь есть о чем задуматься, мистер Бентолл?

– Без сомнения. – Я воздержался и не стал уточнять, о чем думал в тот момент. Вместо этого я дотронулся до каменного выступа, который оказался мокрым и скользким на ощупь и без каких-либо усилий отделился от стены. Я не смог скрыть своего удивления. – Какая мягкая порода. Похоже, кирка или пневматический перфоратор справятся с ней не хуже взрывчатки.

– Так и есть, мой мальчик, так и есть. Но как разобраться с базальтом, если из инструментов у вас только кирки и лопаты? – весело спросил он. – Тут уже совсем другое дело.

– Об этом я не подумал, – признался я. – Конечно, ведь лава здесь все накрыла. А что вы обнаружили в базальте? Посуду из керамики и камня, рукоятки топоров и тому подобное?

– И это лишь немногие из наших находок, – кивнул профессор и после паузы добавил: – Честно говоря, в отличие от среднестатистического торговца, я выставляю в витринах только самый плохой товар. То, что вы видели у меня дома, всего лишь безделушки, сущий пустяк. У меня есть парочка тайников, но я ни словом не намекну вам, где они находятся. И вот там скрыта поистине фантастическая коллекция полинезийских реликвий эпохи неолита, которые потрясут научный мир. Можете не сомневаться!

Он пошел дальше, но вместо того, чтобы пересечь пещеру и отправиться вдоль электрического кабеля к туннелю, куда он вел, профессор включил фонарик и свернул в первый туннель справа от него, указывая на те места, где были обнаружены полинезийские реликвии. Он остановился перед особенно большим разломом в известняке:

– А отсюда мы вытащили бревна, из которых был сложен старейший деревянный дом на планете. Он сохранился в почти идеальном состоянии.

– И сколько же ему лет?

– Почти семь тысяч, – не задумываясь, ответил профессор. – Ван Дюпре из Амстердама приезжал вместе с журналистами и заявил, что ему всего четыре тысячи. Но разумеется, он просто дурак.

– Как вы оцениваете возраст находок? – с любопытством спросил я.

– Благодаря опыту и знаниям, – невозмутимо ответил он. – У Ван Дюпре, несмотря на его репутацию, нет ни того ни другого.

Я только уклончиво хмыкнул и с опаской заглянул в третью пещеру, открывшуюся перед нами.

– На какой глубине мы сейчас находимся?

– Полагаю, футов сто. Может, сто двадцать. Мы идем вглубь горы. Нервничаете, мистер Бентолл?

– Конечно нервничаю! Никогда не думал, что вы, археологи, забираетесь так далеко или что на этой глубине можно отыскать следы ранней жизни. Наверное, это своего рода рекорд?

– Почти, почти, – самодовольно ответил он. – Хотя в долине Нила и при раскопках Трои моим коллегам тоже приходилось глубоко спускаться. – Он провел меня через третью пещеру в туннель, освещенный тусклым светом аккумуляторных ламп. – Сейчас мы встретим Хьюэлла и его бригаду. – Он взглянул на часы. – Скоро работы закончатся. Ведь они трудятся здесь целый день.

Работы все еще продолжались, когда туннель вывел нас к четвертой пещере, которую только начинали раскапывать. Всего там было девять человек. Одни откалывали кирками и ломиками большие куски известняка и сбрасывали их вниз, к своим ногам, другие складывали породу в ручные тележки с резиновыми колесами, а исполинского роста человек, одетый только в майку и джинсы, придирчиво изучал каждый камень, освещая его мощным фонариком.

И рабочие, и мужчина с фонариком представляли собой интересное зрелище. Все рабочие оказались китайцами, причем непривычно высокого роста и крепкого телосложения для представителей этого народа. Таких крепко сбитых и суровых типов мне, кажется, еще не доводилось встречать. Хотя, возможно, это была только иллюзия: слабый свет, падавший на потные, покрытые пылью лица, мог исказить любую внешность.

Но вот по поводу их начальника, который закончил осмотр добытой породы и вышел нам навстречу, никаких иллюзий быть не могло. Я никогда еще не встречал таких могучих и суровых типов. Ростом он был около шести футов трех дюймов, но из-за ширины плеч и груди казался приземистым. Его массивные руки с похожими на пятипалые лопаты ладонями опускались почти до колен. Лицо выглядело так, словно его высек из камня скульптор, торопившийся побыстрее закончить работу, – казалось, на всем лице не было ни одной плавной линии, только огромные, грубо вырезанные причудливые плоскости, которые привели бы в неописуемый восторг стариков-кубистов. Подбородок, похожий на ковш экскаватора, тонкая прорезь на месте рта, огромный, как клюв, нос и черные холодные глаза, так глубоко посаженные под свисавшими с выпуклого лба кустистыми бровями, что создавалось впечатление, будто на вас смотрит дикий зверь, затаившийся во мраке пещеры. Его лицо по бокам – язык не поворачивался назвать это щеками – и лоб были изрезаны глубокими траншеями морщин, а обветренная загорелая кожа напоминала старинный пергамент. Иными словами, такого, как он, не позовут играть романтического героя в музыкальной комедии.

Профессор Уизерспун представил нас друг другу, и Хьюэлл протянул мне руку со словами:

– Очень приятно познакомиться, Бентолл.

Его низкий гулкий голос хорошо сочетался с внешностью и родом занятия. Судя по всему, он обрадовался мне так же, как примерно лет сто назад на этих же островах радовался бы вождь племени каннибалов при виде высадившейся на берег последней партии аппетитных миссионеров. Я весь сжался, когда громадная лапища сжала мою, но рукопожатие оказалось почти нежным. Стиснул он мою ладонь крепко, но, когда отпустил ее, все пальцы остались на месте, только слегка смялись и скрючились.

– Слышал про вас сегодня утром, – раскатистым басом произнес он. Судя по говору, он был с северо-запада Америки или из Канады, точнее сложно определить. – И слышал, что вашей жене нездоровится. Это все острова. Тут что угодно может случиться. Вам, наверное, тяжело пришлось.

Мы обсудили немного мои невзгоды, а затем я с любопытством спросил:

– Непросто, наверное, находить людей на такую работу?

– Непросто, мой мальчик, непросто, – ответил Уизерспун. – Индийцы ни к черту не годятся. Злые, несговорчивые, подозрительные, да и силенок у них маловато. Фиджийцы сильные ребята, но у них случится сердечный приступ, если предложить им поработать. Такие же, как и белые, – лодыри и транжиры. Но вот китайцы – это другое дело.

– Самые лучшие работники, – поддержал его Хьюэлл. Он как-то умудрялся говорить, практически не открывая рта. – Когда надо рыть туннели и прокладывать рельсы, им нет равных. Без них мы не построили бы западные железные дороги в Америке.

Я отделался ничего не значащей репликой и огляделся.

– Что вы ищете, Бентолл? – тут же спросил меня Уизерспун.

– Реликвии, что же еще? – Главное, правильно изобразить удивление. – Интересно посмотреть, как их будут извлекать из камня.

– Боюсь, сегодня вы ничего не увидите, – прогрохотал Хьюэлл. – Хорошо, если раз в неделю удается что-нибудь найти. Правда, профессор?

– Да, это большое везение, – согласился Уизерспун. – Что ж, не будем вас дольше задерживать, Хьюэлл, не будем. Просто хотел показать Бентоллу, из-за чего тут стоит такой шум. Увидимся за ужином.

Уизерспун повел меня обратно через шахты навстречу сверкающему солнцу, а затем сопроводил к себе домой. Все это время он ни на секунду не закрывал рта, но я его больше не слушал. Я уже увидел и услышал достаточно. Когда мы вернулись, он извинился, сославшись на срочную работу, а я пошел проведать Мари. Она сидела в кровати с книгой в руке и выглядела достаточно бодрой.

– Ты же говорила, что собираешься еще поспать? – спросил я.

– Я сказала, что хочу лежать и не двигаться. Это не одно и то же. – Она с наслаждением откинулась на подушку. – Тепло, прохладный ветерок колышет пальмы, шумит прибой, в лагуне голубая вода, а на берегу – белый песок… Правда ведь, чудесно?

– Конечно. Что ты читаешь?

– Книгу о Фиджи. Очень интересная. – Она показала на стопку книг, лежащих на столике рядом с ее кроватью. – Там тоже о Фиджи или по археологии. Томми, тот китайский юноша, принес их мне. Тебе тоже стоит почитать.

– Позже. Как ты себя чувствуешь?

– Не очень-то ты спешил спросить меня!

Я нахмурился и кивнул в сторону двери. Она сразу поняла меня.

– Прости, дорогой! – импульсивно воскликнула она, отлично играя свою роль. – Зря я так сказала. Намного лучше. Мне уже намного лучше. Свежа, как роза. Хорошо прогулялся?

Сплошной поток банальностей, но как умело она держалась!

Я находился как раз посередине моего рассказа о милой прогулке, когда в дверь робко постучали. Профессор Уизерспун откашлялся и вошел. По моим подсчетам, он простоял у двери минуты три, не меньше. За его спиной я разглядел смуглокожих Джона и Джеймса – двух фиджийских юношей.

– Добрый вечер, миссис Бентолл, добрый вечер. Как вы себя чувствуете? Лучше, да? Лучше? Выглядите вы точно бодрее. – Он уставился на книги рядом с кроватью, замер и нахмурил брови. – Миссис Бентолл, откуда эти книги?

– Надеюсь, я не сделала ничего дурного, профессор Уизерспун? – с тревогой сказала она. – Я попросила Томми найти мне что-нибудь почитать, и он принес их. Я только приступила к первой и…

– Это очень редкие издания, – проворчал он. – Очень, очень редкие. Личная библиотека. Мы, археологи, никому не даем свои книги. Томми не имел права… ну ладно, ничего страшного. У меня есть отличная коллекция разных романов, в том числе детективных. Думаю, они вам понравятся. – Он улыбнулся, великодушно забыв о произошедшем инциденте. – Я принес вам хорошие новости. Вы и ваш супруг можете жить в гостевом домике, пока не уедете отсюда. Я велел Джону и Джеймсу привести его в порядок, чем они и занимались весь день.

– О профессор! – Мари взяла его за руку. – Как мило! Это так любезно с вашей стороны!

– Ну что вы, моя дорогая! Не стоит благодарности! – Уизерспун погладил Мари по руке и задержал ее руку в своей дольше, чем следовало, раз в десять дольше, чем это было необходимо. – Я просто подумал, что вам захочется уединения. Осмелюсь предположить, – он вдруг прищурился так странно, что можно было подумать, будто у старика вдруг скрутило живот, но на самом деле он всего лишь пытался лукаво подмигнуть ей, – что вы не так давно поженились? А теперь скажите мне, миссис Бентолл, сможете ли вы сегодня отужинать вместе с нами?

Реакция у Мари была молниеносной, как у кошки. Она сразу уловила мое едва заметное покачивание головой, хотя даже не смотрела в мою сторону.

– Простите меня, профессор Уизерспун. – Говорить виноватым тоном, при этом ослепительно улыбаясь, не так-то легко, но она справилась. – Я бы с удовольствием, но все еще чувствую слабость. Если не возражаете, давайте подождем до утра. Я…

– Конечно. Ну конечно! Не будем спешить, вы должны поправиться и окрепнуть. – Кажется, он снова собирался схватить ее за руку, но вовремя опомнился. – Я распоряжусь, чтобы вам принесли ужин. И сейчас вас отнесут. Вам не придется утруждать себя.

По его сигналу двое фиджийцев взялись за кровать с двух сторон и подняли ее с такой легкостью, словно она весила не больше тридцати фунтов. Молодой китаец забрал наши пожитки, и профессор повел нас к новому жилищу. Мне ничего не оставалось, кроме как взять Мари за руку и идти рядом. В один из моментов я наклонился к ней поближе и тихо произнес:

– Попроси у него фонарик.

Я не уточнил, на каком основании Мари могла бы обратиться с такой просьбой к профессору, поскольку не видел ни одного убедительного предлога, но она прекрасно справилась и без меня. Когда профессор отпустил фиджийцев и принялся подробно рассказывать, как этот дом построили из древесины пандануса и кокосовой пальмы, Мари робко перебила его:

– Профессор Уизерспун, а здесь есть… туалет?

– Ну разумеется, моя дорогая! Какой же я рассеянный! Спу´ститесь по лестнице и повернете налево. Он в первой маленькой постройке, рядом с кухней. По очевидным причинам в таких домах не место для огня и воды.

– Конечно. Только… ночью здесь темновато, не правда ли? Я имею в виду…

– Господи помилуй! Что вы теперь обо мне подумаете! Фонарь… конечно же, вам нужен фонарь! Его принесут вместе с ужином. – Он взглянул на часы. – Что ж, Бентолл, мы ждем вас через полтора часа.

Еще несколько дежурных проявлений любезности, улыбка в сторону Мари – и он поспешил удалиться.

Заходящее солнце уже скрылось за склоном горы, но воздух все еще дышал дневным зноем. Несмотря на это, Мари поежилась и подтянула одеяло повыше.

– Может, опустишь шторы? – попросила она. – Эти пассаты так обманчивы. Особенно с наступлением ночи.

– Опустить шторы? Чтобы с полдюжины ушей приникли к ним через пару минут?

– Ты… ты так думаешь? – медленно спросила она. – У тебя есть какие-то подозрения? Насчет профессора Уизерспуна?

– Даже не подозрения. Я чертовски уверен, что здесь творится что-то неладное. И я понял это, как только мы приплыли сюда. – Я придвинул стул к ее кровати и взял Мари за руку: сто к одному, что у нас были увлеченные и заинтересованные зрители, и я не хотел их разочаровывать. – А ты что думаешь? Опять чувствуешь себя обреченной и будешь ссылаться на женскую интуицию или отдашь предпочтение неоспоримым фактам?

– Не надо говорить гадости, – тихо упрекнула она меня. – Я уже извинилась за мое глупое поведение. Это все лихорадка, как ты и говорил. Но вот интуиция или предчувствия… это совсем другое. Такое идеальное место, улыбчивые фиджийские юноши, чудесный слуга-китаец, английский археолог, словно из голливудского фильма, – все слишком хорошо, слишком безупречно. И невольно возникает подозрение, что перед нами искусно воссозданный фасад. Как будто все это не наяву, понимаешь?

– Хочешь сказать, было бы правильнее, если бы профессор орал, бранился и носился по острову как сумасшедший? А под верандой валялся бы какой-нибудь забулдыга и хлестал виски прямо из горла?

– Ну, вроде того.

– Я слышал, что эти острова на юге Тихого океана часто производят на людей похожее впечатление. Вначале им кажется, что все это нереально. К тому же не забывай, я несколько раз видел профессора по телевизору. Так что это точно он, собственной персоной. Если же тебе не терпится разрушить идиллию, подожди, пока не появится его приятель Хьюэлл.

– А что? Как он выглядит?

– Это не описать словами. Ты еще слишком юная и, наверно, не видела фильмов про Кинг-Конга. Но его ни с кем не спутаешь. А пока будешь ждать его появления, проследи, сколько человек будет входить в барак для рабочих и выходить из него. Поэтому я и не хотел, чтобы ты шла на ужин.

– Это несложно.

– Но и не так просто. Они все китайцы, по крайней мере те, кого я видел, и для тебя могут быть на одно лицо. Внимательно следи, что они делают, как долго находятся в бараке, есть ли у них что-либо в руках. Они не должны догадаться, что за ними наблюдают. Когда стемнеет, опусти шторы. Если в них не окажется щелей, то можешь посмотреть через…

– Может, напишешь для меня инструкцию? – сладким голосом пропела она.

– Ладно. В конце концов, ты дольше меня этим занимаешься. Я просто немного переживаю за свою голову. Собираюсь ночью прогуляться по округе, а для этого мне нужно лучше знать обстановку.

Мари не стала изображать ужас или пытаться разубедить меня. Я даже не сказал бы, что она крепче сжала мою руку. Она лишь спросила с невозмутимым видом:

– Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

– Нет. Мне просто нужно осмотреться и убедиться, не подвело ли меня зрение. Каких-то особых сюрпризов я не жду, но мне будет спокойнее, если ты останешься здесь. Пожалуйста, не обижайся.

– Что ж, – произнесла она с сомнением, – Флек забрал мой пистолет, полицию вызывать неоткуда, и я не думаю, что оказалась бы на высоте, если бы на меня кто-то напал. Но если нападут на тебя, то я…

– У тебя совершенно неправильное представление, – терпеливо сказал я, – ты не создана для спринта. В отличие от меня. Поверь, никто не убежит от драки быстрее Бентолла. – Я прошел по выстланному пальмовыми ветками полу и подтащил к ее постели еще одну застеленную кровать, где матрас также лежал поверх переплетенных веревок. – Ты не против?

– Располагайся поудобнее, – согласилась Мари и лениво посмотрела на меня сквозь опущенные ресницы. Ее губы изогнулись в веселой улыбке, и это была совсем не та улыбка, которой она одарила меня в кабинете полковника Рейна. – Я возьму тебя за руку. Мне кажется, ты просто барашек в волчьей шкуре.

– Подожди, вот закончу со всеми делами, и увидишь, – пригрозил я. – Ты, я и огни Лондона.

Она смерила меня долгим взглядом, а затем перевела его на темную лагуну и сказала:

– Пока я ничего не вижу.

– Ну ладно. Я не в твоем вкусе. Хорошо, что я не очень обидчивый. И насчет кровати. Знаю, тебя это немного разочарует, но я тут подумал, что на время моей ночной прогулки неплохо бы создать видимость, будто в ней кто-то лежит. Пока ты здесь, вряд ли им придет в голову проверять, я ли это.

До меня донеслись голоса, я поднял голову и увидел, что из-за камнедробилки появился огромный, как живая гора, Хьюэлл со своими китайцами. Он до ужаса напоминал обезьяну: так же сутулился, шел вперевалку и медленно размахивал руками, которые доставали ему почти до колен. Я сказал Мари:

– Если тебе не хватает острых ощущений, обернись и посмотри внимательно. Наш приятель явился.

Если бы не лицо нашего приятеля Хьюэлла, бесконечная болтовня профессора и бутылка вина, которую, по его словам, он выставил по особому случаю, то ужин прошел бы даже приятно. Молодой китаец Томми определенно знал толк в приготовлении еды и не стал подавать никакой дурацкой экзотики вроде птичьих гнезд или акульих плавников. Но я не мог отвести взгляд от изможденного уродливого лица напротив меня, а безупречно белый костюм, в который Хьюэлл переоделся, еще больше подчеркивал его чудовищную внешность неандертальца. Я также не мог зажать уши, чтобы не слышать банальностей, которыми потчевал нас Уизерспун. Что до вина, то бургундское могло показаться великолепным напитком разве что любителям подслащенного уксуса, но меня мучила жажда, и я заставил себя выпить немного этого пойла.

Как ни странно, именно Хьюэллу удалось слегка разрядить обстановку. За его примитивной грубой внешностью скрывался острый ум, – по крайней мере, он оказался достаточно умен, чтобы не притрагиваться к бургундскому и отдать предпочтение гонконгскому пиву, которое он потреблял литрами, а его истории о том, как он объездил почти полмира, работая горным инженером, оказались неожиданно интересными. Точнее, я с интересом слушал бы их, если бы Хьюэлл не смотрел на меня все время немигающим взглядом. Его черные глаза сидели настолько глубоко, что я не мог отделаться от мысли об огромном медведе в берлоге. Своим умением рассказывать длинные истории он превзошел бы даже Старого Морехода[9]. А я, наверное, так и сидел бы всю ночь и слушал его как завороженный, но в конце концов Уизерспун отодвинул свой стул, удовлетворенно потер руки и поинтересовался, понравился ли мне ужин.

– Он великолепен, – ответил я. – Ни в коем случае не отпускайте этого повара. Я вам правда очень признателен. А сейчас, если не возражаете, думаю, мне пора вернуться к жене.

– Ни в коем случае! – возмутился обиженный хозяин. – Еще не приносили кофе и бренди, мой мальчик. Когда еще нам, археологам, представится повод для праздника? Мы рады видеть здесь новые лица, правда, Хьюэлл?

Хьюэлл не стал возражать, но и не согласился с ним. Впрочем, Уизерспуна это совсем не опечалило. Он подвинул плетеное кресло и предложил мне сесть в него, а потом стал суетиться вокруг, пока не убедился, что я удобно разместился. Затем Томми принес кофе и бренди.

С этого момента вечер показался мне вполне сносным. Когда китаец подал напитки во второй раз, профессор велел ему принести бутылку и оставить ее. Уровень бренди в ней стремительно снижался, как будто на дне бутылки образовалась дыра. Профессор был в ударе. Бренди стало еще меньше. Хьюэлл дважды улыбнулся. Чудесный вечер. Теленка откармливали и отпаивали перед убоем. Иначе никто бы не стал тратить попусту такой прекрасный бренди. Когда бутылка опустела, принесли еще одну. Профессор рассказал немного неприличный анекдот и сам громко над ним засмеялся. Хьюэлл снова улыбнулся. Я вытер слезы радости и заметил, как заговорщики быстро переглянулись. Топор начал медленно подниматься. Я похвалил остроумие профессора заплетающимся языком, с трудом выговаривая слова. При этом чувствовал себя трезвее, чем когда-либо в своей жизни.

Без сомнения, они все тщательно отрепетировали. Уизерспун, как и полагается увлеченному ученому, принес мне несколько экспонатов из своих витрин, стоящих вдоль стен. Но пару минут спустя он сказал:

– Послушайте, Хьюэлл, мы просто обижаем нашего друга. Давайте покажем ему настоящие сокровища.

Хьюэлл медлил с нерешительным видом, и тогда Уизерспун топнул ногой:

– Я настаиваю! Черт побери, кому это навредит?

– Ну ладно. – Хьюэлл подошел к большому сейфу слева от меня, с минуту безуспешно возился с замком и наконец сказал: – Профессор, комбинация опять не срабатывает.

– Попробуйте набрать ее в обратном порядке, – раздраженно ответил Уизерспун. Он стоял справа от меня, держа в руке глиняные черепки. – А теперь, мистер Бентолл, взгляните на это. Хочу обратить ваше особое внимание на…

Но я не обращал ни особого, ни вообще какого-либо внимания на его слова. Я даже не взглянул на черепки. Я смотрел в окно у него за спиной – окно, в котором благодаря горящей керосиновой лампе внутри и непроглядной тьме снаружи почти идеально отражалось все происходящее в комнате[10]. Я смотрел на Хьюэлла и на сейф, который он наклонил немного вперед. Этот сейф весил фунтов триста, не меньше. Поскольку я сидел, наклонившись чуть вправо и закинув левую ногу на правую, моя правая ступня оказывалась прямо у него на пути, если бы он опрокинулся. А в том, что сейф сейчас опрокинется, сомнений не оставалось. Он уже отклонился на фут от стены, и я видел, как Хьюэлл оглянулся, чтобы убедиться, что сейф упадет мне прямо на ногу. Затем он его толкнул.

– О боже! – воскликнул профессор Уизерспун. – Берегитесь!

Вопль ужаса он изобразил отлично и намеренно издал его позднее, чем следовало. Но зря он так старался: я уже понял, что стоит поберечься, и принял меры. Когда сейф полетел мне на ногу, я успел соскользнуть с кресла и поставить ступню набок так, что она встала перпендикулярно падающему сейфу. Подошва у ботинка была толстой, больше полудюйма чистой кожи, и у меня оставался шанс. Не самый надежный, но все же.

Мой крик боли прозвучал совсем не притворно. Ощущение было такое, будто крепкая кожаная подошва разломилась пополам и моя нога вместе с ней. Тем не менее сейф не причинил мне серьезных повреждений.

Я лежал, хватая ртом воздух, сейф придавил меня, не давая встать. Хьюэлл тут же подбежал и поднял его, а Уизерспун оттащил меня в сторону. Я с трудом поднялся, смахнул с себя руку профессора, сделал шаг и тяжело рухнул на пол. В эту ночь полу пришлось несладко, на него все время что-то падало: то сейф, то я.

– Вы… вы сильно ушиблись? – с ужасом и тревогой спросил профессор.

– Ушибся? Нисколечки. Я просто устал и решил полежать. – Я злобно буравил его взглядом, сжимая обеими руками правую ступню. – И насколько далеко, по-вашему, я смогу уйти со сломанной лодыжкой?