Читать книгу В царстве пепла и скорби - - Страница 5

Ссутулившись, Киёми подошла к трамвайной остановке «Мост Айои», где толпились на бетонном пятачке ожидающие. Если она прямо сейчас не сядет на трамвай, то опоздает на работу на завод «Тойо Кёгё». Не то чтобы ее за это уволили – правительству нужен каждый трудоспособный работник. Но начальник, господин Акита, может начать ее унижать перед остальными рабочими, чтобы увидеть ее слезы. Но не дождется. Больше никогда ни один мужчина не заставит ее плакать.

Людей на бетонной платформе объединяли общие невзгоды. В основном здесь стояли женщины двадцати или тридцати с лишним лет, одетые в мешковатые монпэ и блузы, с темными кругами под глазами на исхудалых лицах. Немногочисленные мужчины были одеты в рекомендованную правительством джинсовую форму, краги и армейские шапки. Но вид у них был такой же недокормленный, как у женщин. Все молчали, будто гости на собственных похоронах. Киёми недоставало довоенной обстановки, когда женщины летели по тротуарам в кимоно или европейских платьях, волосы завиты, губы ярко накрашены. С тех пор как правительство объявило все западное злом, эти платья и кимоно стали ненужной роскошью, и кэмпэйтай, военная полиция, требовала от женщин ношения рабочей или крестьянской одежды.

Толпа покачнулась, как пшеница под ветром, головы обернулись в сторону Соколиного города. Абрикосово-темно-зеленой полосой вылетел трамвай, гремя по рельсам и упираясь дугой в провод. Люди на остановке подобрались, готовясь лезть в вагон, но трамвай, и без того переполненный, пролетел мимо, не сбавляя скорости.

Киёми покрепче сжала ручку тревожной сумки и двинулась на мост. На середине пути она остановилась поглядеть на Мотоясу, положив ладони на шершавый бетон перил. Прохладный южный бриз нес солоноватый привкус Внутреннего моря. Старик на песчаном берегу с плеском закинул в воду невод со свинцовыми грузилами. Ближе к мосту женщина склонилась к воде, проверяя ловушку для угрей. На каменной набережной столпились дома, отделяющие город от реки, и вороны облепили их крыши, оглашая воздух резким карканьем своих жалоб. По реке в сторону устья скользила лодка устричника, ее двигали длинными шестами два рыбака, и кожа их от долгого пребывания на ветру и солнце напоминала красное дерево. Еще дальше раздувались на фоне желтой дымки паруса рыбачьих лодок, подобные бедуинским шатрам под ветром пустыни.

Здесь, на мосту, можно было бы почти забыть о бедах мира, но Первая благородная истина гласила, что жизнь полна страданий, и для Киёми так оно и было. Она вспомнила разговор с Ай. Свекры всегда считали, что Ай не должна даже слышать о давнем любовнике Киёми, и это вообще был их план – скрыть детали прошлого Киёми от ее дочери. С какой стати они решили сейчас передумать?

Это их предательство так ее взбесило, что загорелись щеки, но Киёми подавила это чувство, начав глубоко дышать и сосредоточившись на раскинувшемся перед ней пейзаже. Моно-но аварэ, быстротечность всего сущего – вот что останавливало внимание, пока Киёми фиксировала это утро у себя в памяти. Были бы цветущие вишни столь же прекрасны, если бы цветы эти жили долго? Эта река и люди отзывались бы так же глубоко в ее душе, не знай она, что и они когда-нибудь исчезнут, словно унесенные ветром? Жизнь – иллюзия, и ничего больше.

Она двинулась дальше. До завода «Тойо Кёгё», расположенного в Футю-тё, было еще две-три мили. Если повезет, она успеет дойти за час.

На востоке косые лучи солнца упали на зеленые вершины гор Танна и Сира, и с восходящим солнцем Хиросима ожила. Тротуары заполнились народом, в основном идущим на работу на заводы. Щелканье гэта напоминало перестук дятлов. Со стальным скрежетом проносились трамваи. Грохотали военные грузовики, воняя горелым моторным маслом, от которого на языке оставался вкус дыма. Машин не было из-за дефицита бензина, но улица все равно кишела эвакуированными. Некоторые семьи тащили ручные тележки, другие ехали в фургонах, и деревянные колеса скрипели в такт топоту лошадиных копыт. Петляли среди пешеходов велосипедисты, едущие в основном на ободах, потому что шины износились в хлам. Эвакуированные направлялись в горные деревни, где их ждали родственники. Правительство таких действий не одобряло и посылало солдат возвращать людей обратно. Но чем больше городов подвергалось уничтожающим атакам, тем меньше могли военные помешать бегству. Хиросиму огонь зажигательных бомб пока щадил, но никто не думал, что так будет всегда.

К дверям центра раздачи продовольствия вытянулась очередь. Чего ждали сегодня люди? Может быть, вонючих сардин или темного риса. Выдачу куда более популярного белого риса правительство прекратило уже давно. И чем отчаяннее становилось положение с едой в доме Киёми, тем чаще она задумывалась, почему ее свекровь Саёка отказывается стоять в очереди за выдачей. Это больная гордость заставляет ее задирать нос над пустым ртом? Киёми сама готова была терпеть любые трудности, связанные с ленью свекрови, но страдания Ай были для нее невыносимы.

Она шла уже час, ноги ныли от усталости, голод резал живот тупым лезвием, и вдруг тихое утро распороли сирены воздушной тревоги. Птицы шарахнулись прочь, улетая к горам. Люди на тротуаре останавливались, вглядываясь в небо. Позавчера был воздушный налет, и его хорошо помнили. Три женщины побежали к неглубокой канаве. Там уже спрятались двое мужчин и жестами показывали им: «Сюда! Быстрее!»

Киёми пошла дальше. Если американские самолеты стаей, то канава не защитит, а вот если добраться до завода, есть шанс уцелеть.

Густое гудение моторов «Б-29» слышалось со стороны залива. Киёми прищурилась на солнце. Одинокий бомбардировщик шел в сторону города, сверкая алюминием фюзеляжа, и за ним змеями тянулись инверсионные следы. Загрохотали зенитки на горе Футаба. В небе расцвели серым и белым разрывы снарядов, но далеко от американского самолета. Киёми проследила путь машины к мосту Айои. В мозгу вспыхнула картина: Ай рядом с игровой площадкой, и кровь отлила от мозга, голова закружилась. Киёми прислонилась к телеграфному столбу.

Из-под самолета вылетели, кувыркаясь, черные палочки.

Бомбы!

Киёми глянула на опустевший тротуар, подавляя порыв бежать обратно к Накадзима-Хонмати. Неужели в этот день ей суждено обнять своего мертвого ребенка?

Бомбы развалились, заполнив небо листовками, и тревога отпустила Киёми. «Б-29» улетал прочь от города на северо-запад, отмечая свой путь следом черного дыма. Значит, армейские зенитки смогли подбить огромную машину?

Когда Киёми подходила к грузовому порту Восточной Хиросимы, листовки укрыли город. Киёми остановилась. Решиться ли прочесть листовку? Кэмпэйтай хватала всех, кто читал американские сообщения. Убедившись, что на нее никто не смотрит, Киёми наклонилась и подняла одну. На одной стороне был рисунок – бомбардировщики, сбрасывающие бомбы, – и названия десятка городов, в том числе и Хиросимы. На другой стороне было написано по-японски:

Прочитай внимательно, поскольку это может спасти жизнь тебе или твоему родственнику или другу. В ближайшие дни некоторые или все города, перечисленные на обороте, будут уничтожены американскими бомбами. В этих городах расположены военные объекты либо заводы и фабрики, выпускающие военную продукцию. Мы решительно настроены уничтожить все средства милитаристской клики, которыми она пытается затянуть эту бесполезную войну. Но, к сожалению, у бомбы нет глаз. В соответствии с гуманной политикой США американские ВВС, не желая причинять вред невинным людям, предупреждают население о необходимости эвакуироваться из указанных городов и тем спасти свою жизнь. Америка воюет не с японским народом, а лишь с милитаристской кликой, этот народ поработившей. Мир с Америкой принесет народу Японии свободу от милитаристской клики и ознаменует рождение новой и лучшей Японии. Ты можешь восстановить мир, потребовав нового и лучшего руководства, которое закончит войну. Мы не можем обещать, что только эти города будут атакованы, но некоторые или все из них будут атакованы обязательно. Поэтому внемлите предупреждению и немедленно эвакуируйтесь.

Киёми скрипнула зубами. Ложь, все ложь! Где была гуманная политика Америки, когда ее самолеты сожгли Токио и убили ее тетку и дядю? Они не хотят убивать невинных людей? Так зачем тогда убивать матерей с детьми и стариков, которые уже шевелиться могут с трудом, не то что винтовку держать?

– Эй, вы! Немедленно бросьте это!

К ней бежал человек в штатском, размахивая руками, на лбу его блестел пот. Киёми выпустила листовку из рук.

– Это бомбы! – сказал подбежавший, повысив голос. – Новые бумажные бомбы, которые взрываются в руке!

– Прошу вас меня простить, мне очень стыдно.

– Вы ее прочли?

Киёми покачала головой:

– Зачем бы это мне?

– Точно не прочли?

– Конечно, не прочла! Мне пора, я на работу опаздываю.

Она поспешила прочь, оглядываясь через плечо – не идет ли он за ней. Вокруг люди выходили из укрытий. На их лицах, следящих за кружащимися листовками, читалось любопытство.

Сирены воздушной тревоги стихли, снова зазвучал стонами, стуками, скрежетом промышленный город, и люди вернулись к обыденным делам. Киёми вспомнила Ай. Напугал ли ее этот самолет? Ай такая смелая девочка. Киёми улыбнулась, мысленно представив себе, как Ай стоит на детской площадке и грозит американским летчикам кулаком.

Снова натянув лямку тревожной сумки, Киёми пустилась в путь. Солнце поднималось из-за холмов, согревая улицы, у Киёми на висках выступил пот, и она остановилась. Мысли побежали быстрее, когда она попыталась осмыслить посетившее ее предчувствие.

Снова завыли сирены – с севера шел на город «Б-29», оставляя за собой шлейф черного дыма, и на крыле его мелькало что-то красное. Пожар! Да, это был огонь. Как это может быть? На тротуаре толпились люди, подняв к небу изумленные лица. Трудно было поверить своим глазам, видя превращение грозного бомбардировщика в летящего калеку.

Киёми двинулась дальше на завод, но с каждым шагом трепетала все сильнее. Она заставила себя отвернуться – глазеть на это казалось недостойным, – но любопытство тянуло, как магнитом, обращая ее взор вверх, к небу. Внимание Киёми переключилось с погибающего самолета на другой предмет: темное пятно, с каждой секундой становящееся все больше.

С неба падал человек.

– Господи! – прошептала Киёми.

Летчик хватался за воздух, будто надеялся, что под его руками возникнет лестница. Киёми было подумала, не отвернуться ли от происходящего ужаса, но это казалось недостойным. Пусть этот человек ее враг, но его храбрость заслуживает уважения.

Она проследила траекторию его падения до пустыря метрах в пятнадцати, где вились по сухой земле плети тыквы каботи. Он падал беззвучно. Тело глухо стукнулось о землю, подпрыгнуло, будто выпущенное пружиной, и замерло среди плетей. Киёми осторожно подошла ближе. Сердце стучало, как барабан тайко. По коже ползли мурашки. Добравшись до пустыря, она ожидала увидеть кровавую груду мяса, а не сохранившееся тело. Киёми остановилась, не дойдя до него нескольких метров. У этого летчика были волосы цвета спелой пшеницы. Глаза синие, как небо. До войны Киёми танцевала с американцами в танцзале «Нити-Бэй» в Токио, вопреки протестам тети и дяди. Ей эти люди Запада казались очаровательными, несмотря на чужие запахи и грубые манеры. И этот упавший летчик был самым привлекательным из виденных ею в жизни американцев. Я с ума сошла?

За спиной послышался топот – к ней бежали четверо кэмпэйтаев, размахивая дубинками.

– Прочь! Прочь от него!

Киёми посмотрела на летчика и подняла сложенные руки.

– Да будет мир с тобой.

– Что вы делаете?

Она обернулась к ближайшему кэмпэйтаю – тот недобро глядел на нее, прищурившись.

– Ничего.

Другой кэмпэйтай показал на нее дубинкой:

– Вы молились за этого человека? Он наш враг!

Она знала, что они могут оттащить ее в камеру, но решила, что сейчас кэмпэйтаи слишком заняты, чтобы с ней возиться.

– Я иду на работу.

– Где работаете? – спросил один из них, криво оскалившись.

– Завод «Тойо Кёгё».

– Живете неподалеку?

Она покачала головой.

– Накадзима-Хонмати.

– И пришли пешком в такую даль?

– Трамвай не остановился.

– Здесь вам делать нечего.

Киёми поклонилась ниже, чем заслуживали эти люди.

– Я очень сожалею и прошу меня извинить.

– Идите, – скомандовал один из них.

Она снова поклонилась, решилась глянуть еще раз на упавшего летчика и поспешила прочь от кэмпэйтаев.