Читать книгу Мне нужно выжить - Группа авторов - Страница 2

Декабрь, 2068 год

Эмили металась в постели, сомкнутые веки судорожно вздрагивали, а тело сжималось в комок от невидимого холода. Она резко рванулась, села на кровати, и ее лицо, бледное в предрассветных сумерках, исказила гримаса немого ужаса. Обхватив кота, тихо мурлыкавшего рядом, девушка вжалась в подушки, пытаясь заглушить стук собственного сердца, которое билось так, словно стремилось вырваться из клетки ребер и умчаться прочь – туда, где больше нет боли.

Снова. Этот же кошмар. Каждую ночь, с того самого момента, как Эмили выписали из больницы, ее преследовал один и тот же сон. Она видела ту ночь со стороны – кричала, рвалась вперед, пытаясь заслонить собой машину, развернуть руль, изменить хоть что-то. Но крики растворялись в грохоте металла, а она сама была лишь призраком, бесплотной тенью, которую никто не видел и не слышал. И каждый раз Оурен просыпалась в леденящем поту, с диким убеждением, что все случилось снова. Прокля́тая ночь наяву, бесконечный июнь.

В комнате было прохладно. Но не зимний холод, пробирающий кожу, а внутренняя стужа, леденящая душу. Холод пустоты, которую уже некому было заполнить и согреть. Эмили чувствовала это физически – тяжелую, ледяную глыбу под грудью. Было невыносимо странно осознавать, что больше никто по утрам не будет гладить ее по голове, а перед сном не скажет тихое «спокойной ночи». Это одиночество было живым существом – черной, липкой массой, которая заполняла дом, давила на виски и медленно выедала Оурен изнутри.

Она поднялась, машинально прикрыла форточку, откуда тянуло морозным сквозняком, и побрела на кухню. Механические движения: чашка, ложка, кофе. Но каждый предмет здесь был снарядом памяти. Вот на этой табуретке любила сидеть госпожа Мэри, попивая утренний чай. Вот здесь вечно валялись ключи господина Джерарда. Ей казалось, что сейчас скрипнет дверь, и в комнату войдет мама и обнимет, с той теплотой и заботой, как умеет только эта женщина. Домашняя, пахнущая свежеиспеченным хлебом и теплом. А следом, уже торопясь, промчится папа, в спешке поцелует обеих в макушку и исчезнет за дверью с привычным «Не скучайте!». Эмили ждала этого. Каждое утро. Но где-то в глубине, в самом темном уголке сознания, уже не было надежды. Только знание. Железное и беспощадное. «Как прежде» – этих слов больше не существовало.

Она подошла к окну. С неба, густого и низкого, как свинцовая крышка, начал падать первый снег. Крупные, неторопливые хлопья ложились на пустое парковочное место. Там всегда стояла их старенькая Toyota. Эмили ждала, затаив дыхание, что фары вырежут из метели знакомый свет, и все вернется на свои места. Но место оставалось пустым. Каждый звук мотора за окном заставлял вздрагивать и припадать к стеклу. И каждый раз – разочарование, еще один крохотный надлом где-то внутри. Не их машина. Снова не их. И снова.

Эмили отказывалась верить. Она не видела тел. Похороны прошли без нее, ведь этот момент девушка боролась за жизнь в реанимации. Для Оурен это был обман, грандиозная и чудовищная ошибка. Принять их смерть означало согласиться с тем, что мир – это абсурдная, жестокая пустота. А она все еще цеплялась за обломки, не желая тонуть.

Дверь резко открылась, впустив в затхлую тишину квартиры вихрь морозного воздуха и Роуз Войт, которая являлась единственным живым щитом между Эмили и бездонной пропастью. Тащила ее к психологам, выводила на улицу, приносила еду в контейнерах, как милостыню затворнику. Но сама пропасть – черная и бездонная – манила Эмили сильнее. Оставаться в депрессии было ее последней связью с родителями. Выздоравливать – означало предать их память и расписаться в том, что жизнь движется дальше. А Оурен не могла поставить эту точку, поделив жизнь на до и после.

– Эй, солнышко! Голодная? Смотри, мандарины купила! Пахнет Новым годом! – Роуз старалась, и ее голос звенел фальшивой, слишком яркой нотой в этом мрачном доме.

– Ага, – хрипло отозвалась Эмили, даже не оборачиваясь.

– Эм… Они бы не хотели видеть тебя такой. Поверь. Ты думаешь, им там спокойно, когда ты здесь, так… Эмили, прошло уже полгода. Дальше-то что?

Роуз, вечный оптимист, теперь жила в состоянии постоянной тревоги. Ей было страшно, она злилась на свою беспомощность, на упрямство подруги, на мир, который позволил случиться такому. И эта злость временами прорывалась наружу, жгучая и несправедливая.

– Я не верю, что они погибли. Понимаешь? Я выжила. Значит, шанс был. Может, и они…

– Тогда тем более надо жить! Жить так, будто они вернутся завтра! – Роуз сдавила пакет в руках, и целлофан хрустнул. – Эмили, прости, но у меня… Моей зарплаты едва хватает на нас двоих. Я не могу…

– Я тебя ни о чем не просила, – отрезала Эмили, и в голосе впервые зазвучало что-то, кроме апатии.

– А кто еще поможет? Кто, Эм? Умереть от голода в четырех стенах? Ты даже на улицу не выходишь! Спасибо, хоть к Уильямсу соглашаешься ходить…

– Уйди.

***

Слова повисли в воздухе, тяжелые и острые, как осколки. Роуз выскочила на лестничную клетку, прислонилась к холодной стене и, наконец, разрешила себе тихо, беззвучно заплакать. Помогать Эмили было все равно что пытаться голыми руками остановить лавину. Бесполезно, больно и смертельно опасно. Она чувствовала, как собственные силы тают с каждым днем.

Нужен был кто-то взрослый, родной. Тетя Ида. Сестра Джерарда. Та самая, которая даже на похоронах не появилась. Может, если она узнает, в каком состоянии ее племянница… Роуз отчаянно искала опору. Ощущение, что она вот-вот сорвется под тяжестью этой ноши, не отпускало девушку.

Дома, уставившись в экран компьютера, она лихорадочно пролистывала страницы.

Ида… Ида… Возраст – около сорока с небольшим. Или сколько? Фамилию наверняка сменила. Десятки не тех лиц. Отчаяние сжимало горло. Оставлять Эмили одну было нельзя. Совсем.

На экране всплыло окно видеозвонка от Эйда.

– Привет, – голос Роуз звучал сдавленно и устало.

– Что случилось? Ты плакала? – мгновенно отозвался парень.

– Я не знаю, что делать. Мне страшно за нее. Я… я не справляюсь.

Эйд давно наблюдал, как эта история съедает его девушку. Их отношения превратились в треугольник: он, Роуз и всепоглощающее горе Эмили. И Хоул начинал тихо ненавидеть этот треугольник.

– Родственники есть хоть какие-то? – спросил он, постукивая ручкой по столу.

– Есть тетя. Ида. Сестра ее отца. Но я не знаю, как ее найти. Соцсети – ноль.

– Фамилию знаешь?

– Наверняка, сменила. Девичья… Оурен. Но это было давно.

– Я поищу. Все будет…нормально, – пообещал Эйд, стараясь звучать уверенно, и отключился.

Он добивался Роуз долго и был готов на все ради нее. Но сейчас его съедала ревность особого рода – к призракам, к горю, которое отнимало у него любимую. Эйд понимал, что это низко. Но это не гасило тлеющий в груди раздраженный уголь.

***

После ухода Роуз в опустевшей квартире поселилась тишина, более гнетущая, чем прежде. И в этой тишине к Эмили впервые прорвалось чувство вины. Острое, жгучее, почти физическое. Она посмотрела на ноутбук, покрытый толстым слоем пыли, – саркофаг ее прошлой жизни. Счастливой жизни.

Что-то щелкнуло. Тихий, едва уловимый звук сломавшейся внутри пружины. Пустота, которую она носила в себе, на миг отступила, уступив место другому чувству – жалкой, унизительной беспомощности. Она, наконец, увидела себя со стороны: изможденное, беспомощное существо, заточенное в четырех стенах собственного горя.

«Я так и умру здесь?»– вопрос прозвучал в голове не мыслью, а холодным уколом страха.

Она подошла к зеркалу в прихожей и отшатнулась. В тусклом стекле на нее смотрела незнакомка: запавшие глаза с синяками под ними, тусклые, свалявшиеся волосы, болезненно острые скулы, проступающие под серой кожей. Это была не она, а тень. Призрак Эмили Оурен.

– Вы бы меня такой не узнали, – прошептала она. – Роуз права. Пора.

Она наполнила ванну почти кипятком, добавила пену с запахом, которого не было в доме полгода, и погрузилась в воду с головой. Мир сузился до гула в ушах и давящего тепла. Мама говорила ей, что вода смывает плохое. Но может ли она смыть память? Заполнить пустоту? В последние месяцы Эмили часто думала о том, чтобы просто вскрыть вены и отпустить все в эту теплую воду. Но на это не хватало даже сил. Оурен ощущала себя пустым сосудом, выброшенным на свалку истории.

– Сини, искупаться хочешь? – хрипло спросила она кота, впервые заговорив с ним не как с мебелью.

Кот, встревоженно мяукнув, юркнул из ванной. И тогда Эмили засмеялась. Но это был не смех, а какой-то надрывный, истерический стон, который вырвался из самой глубины и эхом отразился от кафельных стен. Звук был чужим, пугающим. Когда он стих, наступила странная, звенящая тишина. И в ней стало… легче. Не хорошо. Но хотя бы можно было дышать.

Завернувшись в старый халат, она заварила крепкий, обжигающе горький чай и открыла ноутбук. Горячая жидкость обожгла губы, вернув им хоть какое-то ощущение.

– Начинаем жизнь с чистого листа, Сини? – в голосе прозвучала хрупкая, едва уловимая решимость.

Кот запрыгнул на колени, и экран озарился холодным синим светом. Эмили пристально смотрела на пустую строку поиска, пытаясь вспомнить, кто она такая и зачем ей это. Эмили Оурен. Выпускница по кибербезопасности. Талантливая. Подающая надежды. Все это казалось теперь биографией другого человека.

Отец не одобрял выбор дочери. «Не женское это дело», – говорил он. И сейчас, в тишине, его голос прозвучал в памяти с неожиданной ясностью. Она всегда спорила, а мама ее поддерживала. Теперь спорить было не с кем. И поддерживать некому.

– А ведь почему, папа? Почему? – вслух спросила она пустоту. – Теперь выбора все равно нет. Я та, кто я есть.

Она набрала «Резюме» и замерла. Паника, холодная и липкая, подступила к горлу.

«Я не готова».

Девушка резко захлопнула крышку ноутбука.

В этот момент телефон завибрировал.

Незнакомый номер.

Сообщение.

«Здравствуй, Эмили. Прости, что исчезла из твоей жизни. Обстоятельства не позволили быть рядом. Десять лет назад меня осудили за преступление, которого я не совершала. Твой отец мне не поверил. Он думал, я убийца. Но это неправда. Сегодня я узнала о гибели твоих родителей. Позвони мне, пожалуйста. Буду ждать.

Твоя тетя Ида».

Эмили онемела. Мир, и без того шаткий, дал еще одну трещину.

– Не может быть… – выдохнула она. – Почему все валится на меня сразу?

Тетя Ида. Смутный образ из раннего детства, запах духов и смех. Потом – тишина. Запретная тема. Теперь все вставало на свои места, но картина была мутной и пугающей. Страшно было звонить. Но еще страшнее – не сделать этого.

Палец сам нажал кнопку вызова. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть. В трубке послышались гудки.

– Алло? – мягкий, низкий женский голос.

Эмили молчала, как парализованная.

– Эмили? Это ты, детка?

– Да, – выдавила она.

– Боже мой… Я столько лет не слышала твой голос. Ты выросла…

– Тетя Ида… вы можете приехать? – вопрос вылетел сам, помимо воли.

– Конечно, родная. Ты же живешь в старом доме? На Первомайской?

– Да.

– Я в Рейле. Долететь до Жанэля – пара часов. Куплю билет на ближайший рейс.

– Спасибо, – прошептала Эмили и разъединила связь.

У Оурен дрожали руки. Чувство было странным: тревожным, но в нем теплилась искра… надежды? Этой почти незнакомой женщине она почему-то поверила. Инстинктивно. Сама не понимая, почему?

***

– Эйд, как думаешь, мы правильно сделали? – спросила Роуз, глядя в темные воды реки.

– Не знаю. Но хуже уже точно не будет, – ответил Эйд, пытаясь поймать взгляд возлюбленной.

– Наверное, ты прав, – она обняла себя за плечи, не отводя взгляда от течения.

Луна отражалась в черной воде длинной, дрожащей колонной. Эйд нервничал. Он видел, как Эмили заслоняет от них их собственную жизнь.

– Послушай, я понимаю, что ты переживаешь за подругу. Но… ты стала забывать, что у нас есть своя жизнь. Мы.

Хоул взял ее за руку, смахнул прядь волос с щеки Роуз. Это прикосновение было нежным, но в нем чувствовалось напряжение.

– Вспоминай иногда и про нас. Ладно?

Потом он зачем-то полез в карман и достал маленькую бархатную шкатулку. Встал перед ней на одно колено. Ледяная сырость земли сразу просочилась сквозь ткань брюк.

– Роуз Войт. Согласна ли ты, стать моей женой? Обещаю беречь тебя…

– Эйд, не сейчас, – она перебила Хоула, и в голосе прозвучало настоящее сражение. Горе подруги или он? Тот, кто готов на все. – Пожалуйста, не сейчас.

Эйд замер. Боль, острая и обидная, пронзила его. Казалось, Хоул ждал момента, чтобы сказать эти слова, целую вечность, но получив ответ, был разбит. Словно услышал не просто «не сейчас». А категорическое «нет».

– Хорошо, – глухо сказал он поднимаясь. – Пойдем.

Она протянула ему руку, но в этот раз это был не жест близости, а, скорее, утешения. И это ранило Хоула сильнее любой грубости.

***

Эмили снова открыла ноутбук. Пальцы сами застучали по клавишам, составляя резюме. Сини, свернувшись калачиком на столе, мурлыкал, как будто одобряя это пробуждение. Закончив, она подошла к зеркалу в ванной, сбросила халат и сняла с головы полотенце. Мокрые волосы липли к коже головы. Девушка внимательно изучала свое отражение при ярком свете: торчащие ключицы, реберную клетку, проступающую под кожей, впалый живот. Она была похожа на фотографию из концлагеря. Но сейчас это не вызывало в ней отчаяния, а лишь холодную, отстраненную констатацию факта. Полгода забвения оставили свой след.

И вдруг Эмили дико захотела есть. Так сильно, что в животе заурчало. Это было первое по-настоящему живое, физиологичное желание за долгие месяцы. Как будто в закупоренную комнату ее души ворвалась струя ледяного, свежего воздуха, и она, к счатью, сделала первый глубокий вдох.

– Я знаю, что вы живы, – шепнула она в тишину, глядя в пустоту комнаты. – И я буду жить. Ради вас. Пока вы не вернетесь.

Оурен заказала еду. Острую, жирную, вредную. То, что мама никогда бы не одобрила. Пока ждала заказ, ей захотелось позвонить Роуз. Но вина сдавила горло. Как она могла столько времени быть таким чудовищем эгоизма? Эмили вспоминала свои срывы: разбитую посуду, дыру в стене от молотка, дикие, животные крики. Ее пробирала дрожь. Девушка боялась, что это просветление – лишь короткий перерыв, за которым последует новая, еще более страшная волна тьмы.

Ноутбук теплился мягким светом, который чудом уцелел в той аварии. Подарок на двадцатилетие. Позже она узнала, что мама продала для него свою единственную золотую цепочку – подарок отца на их свадьбу. Родители старались давать ей все, что было в их силах, и даже больше. А Эмили теперь ощущала только свою вину за то, что выжила тогда.

Она вошла в спальню родителей. Пахло пылью, затхлостью и запахом папиного одеколона, который уже почти выветрился, но еще витал в складках штор. Здесь время остановилось. Она не заходила сюда с того самого дня.

– Как же так вышло? – прошептала девушка, беря в руки рамку с маминой фотографией. – Папа водил двадцать лет без единой царапины… Мама, объясни мне…Как?

Сини терся об ее ноги.

– Ты у меня один остался, – сказала она коту, и голос дрогнул. – Мой последний живой кусочек того дома.

В дверь позвонили.

На пороге стоял курьер – парень с беззаботным выражением лица, не знающий горя. Эта улыбка была таким контрастом всему ее миру, что она машинально улыбнулась в ответ. Это была первая за полгода искренняя, пусть и робкая, улыбка.

– Заказ для Оурен? Прекрасный вечер, правда? Первый снег. А вы, кажется, не очень-то рады, – сказал он, передавая пакет.

– Я… я в порядке. Просто такой день, – девушка постаралась, чтобы голос звучал ровнее.

– У меня смена закончилась. Ваш последний заказ. Не хотите прогуляться? Снег такой красивый.

Мгновенная паника сжала сердце. Незнакомец. Доверие. Боль.

Юноша был довольно красив, хоть она и посмотрела лишь мельком, а остальное время пыталась отвести взгляд в любую другую точку, лишь бы избежать прямого контакта.

– Нет! Спасибо, нет! – она резко захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и зажмурилась. Потом, спохватившись, открыла снова – на лестнице уже никого не было. Пустота.

– Что же это было? – прошептала она. – А может, он и прав, Сини? Покушаем – и пойдем. Надо же когда-то начинать.

Эмили съела все до последней крошки с жадностью, которой сама испугалась. Потом увидела новое уведомление на телефоне. От Роуз? Нет. От Эйда.

«Роуз все рассказала. Держись, Эмили. Тетя твоя уже в пути. Билет на рейс 22:45. Встречай. И… позвони Роуз, ладно? Она сходит с ума».

Эмили посмотрела на пустую картонную коробку, на кота, на ноутбук с открытым резюме. За окном медленно падал снег, укутывая мир в белое, чистое покрывало. Конец одного дня. Непонятное начало чего-то нового.

Она взяла телефон. Палец завис над иконкой звонка Роуз. А потом медленно, очень медленно, нажал.